Облокотившись о прилавок, Мануэль ждал, пока Росио удостоит его своим вниманием. Нельзя сказать, чтобы в кондитерской было много народу, но кондитерша разговаривала с сеньорой и ее дочерью, которые перебрались на постоянное жительство в Валенсию, но время от времени наведывались в Томельосо.
Наконец Росио освободилась и, сделав удивленный вид, будто только теперь заметила Мануэля, подошла к нему, церемонно раскланиваясь с присущими ей до сих пор андалускими манерами.
— Ах, это вы, Мануэль? Уже пришли? А я и не заметила, совсем заболталась, — сказала она, посмеиваясь про себя.
Мануэль выслушал ее, не моргнув глазом и не проронив ни слова.
Она подала ему кофе и пончики, а затем, улучив минутку, когда в кондитерской было мало посетителей, подошла к нему, как делала обычно, намереваясь что-то сообщить.
— Сеньор начальник, сейчас я вам такое скажу, что вы похолодеете.
— Не беспокойся, кофе достаточно горячий.
— Вы наверняка не знаете, что у дона Антонио была в нашем городе невеста.
Плиний, который в эту минуту подносил ко рту пончик, с трудом удержался, чтобы не прыснуть со смеху.
— Не верите?
— Почему же, я этого не сказал.
— Так вот: есть точные сведения, что в ту ночь сеньор доктор провел в одном доме час или полтора и кое-кого обхаживал там.
— А при чем тут его исчезновение?
— Откуда мне знать? Как, впрочем, и другим... Это уж ваша забота узнать...
— И кто же она?
— Больно вы прытки. Скажите спасибо, что я сообщила вам то, что начальнику муниципальной гвардии следовало знать еще два года назад.
Вошли посетители, и Росио удалилась. Покончив с пончиками, Мануэль достал сигарету и закурил. В это время в кондитерскую вошел чем-то озабоченный дон Лотарио. Увидев Мануэля, он обрадованно потер руки и, озираясь по сторонам, приблизился к Плинию.
— Мануэль, я знаю, кто невеста дона Антонио, — сказал он.
Плиний хотел было пошутить над ветеринаром, но из уважения к нему сдержался.
— Я тоже знаю, дон Лотарио, — скромно ответил Мануэль и засмеялся.
— Позволь узнать, что тебя так рассмешило?
— Мне смешно, потому что со вчерашнего вечера, не говоря уже о сегодняшнем утре, каждый считает своим долгом подойти ко мне и с таинственным видом сообщить, что у дона Антонио есть невеста.
— В таком случае тебе, наверное, известно, кто она?
— Да, еще со вчерашнего вечера.
— Что ж, комиссар, просим прощения за наше скромное желание помочь муниципальной гвардии, — вмешалась в разговор Росио, услышав последние слова Плиния, и, став по стойке «смирно», вытянула руки по швам.
— Пожалуйста, не обижайтесь на меня. Я сейчас вам все объясню. Большое спасибо за информацию, но как тут не рассмеяться, если по меньшей мере три человека подряд в течение получаса, — сказал Мануэль, взглянув на свои наручные часы, — подходят ко мне и сообщают одно и то же.
— Можете пытать меня на медленном огне, Мануэль, но я вам ни за что не скажу, кто она, — заявила Росио.
— Да я уже все знаю в мельчайших подробностях, — ответил ей Плиний, приняв серьезный вид.
— Интересно, кто же третий? — поинтересовался дон Лотарио.
— Доминго Паскуаль, тот, который шаркает ногами. Ему и это известно.
Они уже расплачивались, когда в кондитерскую вошел Мансилья, только что прибывший из Алькасара.
Росио тихонько засмеялась и с плохо скрытой издевкой проговорила:
— Наверное, Мануэль, он явился сюда с той же новостью.
Плиний, улыбаясь, выждал несколько минут, но ни о чем не подозревавший Мансилья преспокойно помешивал сахар в кофе.
Когда с завтраком было покончено, они втроем направились к выходу. Росио крикнула им вдогонку:
— Бог в помощь, сеньоры! А вам, Мануэль, желаю смеяться сегодня до позднего вечера!
Уже у себя в кабинете, в спокойной обстановке, Плиний, как всегда, очень обстоятельно рассказал дону Лотарио и Мансилье о вчерашнем визите к нему Сары — невесты дона Антонио.
— Выходит, только мы одни ничего не знали о ней, — заключил он, — остальным уже было известно об этом... Или стало известно в последние дни, после исчезновения бедняги.
— Ничего удивительного. В таком маленьком городке, как Томельосо, невозможно скрыть от жителей, что доктор ухаживал за учительницей, даже если они встречались по ночам, — категорично заявил дон Лотарио.
— От жителей, разумеется, нет. А вот от начальника муниципальной гвардии и его друга дона Лотарио можно.
— Потому что, Мануэль, мы с тобой давно вышли из того возраста, когда интересуются чужими романами. Мы заняты более важными делами.
— ...Само собой... Странно только, почему вся эта история всплыла наружу в последние дни, после исчезновения доктора.
— Итак, — вмешался в разговор Мансилья, поскребывая свои бакенбарды, — для нас остается тайной, что произошло с доном Антонио после того, как он вышел из казино и, распрощавшись с нотариусом, отправился к учительнице.
— Нет, — с довольным видом возразил Мануэль, стряхивая пепел с сигареты, — для нас остается тайной, что стало с доном Антонио после того, как, возвратившись домой от учительницы, он зашел в ванную комнату, умылся, почистил зубы и снова куда-то ушел... или его увели.
— Признаться, Мануэль, вы уложили меня на обе лопатки. Не тем, что он возвращался домой, а тем, что заходил в ванную комнату и прочими подробностями...
— Так, значит, Мансилья, вам тоже известно, что он возвращался домой?
— Да, вчера, уже к вечеру, ко мне в полицейский участок явился один субъект, который работает в Алькасаре, а живет здесь, и сообщил, что после трех ночи видел, как дон Антонио вместе с каким-то мужчиной выходил из автомобиля на улице Толедо.
— Так, так... — подхватил Плиний, — кое-что начинает проясняться... Дон Антонио уходит от своей невесты около половины третьего, возвращается к себе домой, и тут кто-то заезжает за ним на своей машине и увозит на улицу Толедо. Вот отсюда и начинается тайна.
— Но прежде чем вы продолжите свои рассуждения, Мануэль, объясните, откуда вам известны все эти подробности насчет ванной комнаты и прочее?
— Дело в том, Мансилья, что его сосед Алиага, который живет прямо под ним, страдает бессонницей и каждую ночь слышит, как дон Антонио в определенный час идет в ванную комнату и умывается перед сном.
— Не иначе, Мануэль, вам помогает само провидение, а всеми вашими поступками руководит пресвятая дева Магдалена, — полушутливо заявил Мансилья и при этом почесал шею под высоким воротом своего свитера.
— Что ж, вам виднее. Как бы там ни было, но, если не возражаете, мы можем поговорить с этим Алиагой. А кто видел доктора выходящим в ту ночь из машины?
— Бернардино Лопес, железнодорожный служащий.
— Пожалуй, его тоже можно вызвать, если вы ничего не имеете против.
— Делайте как считаете нужным, Мануэль.
— Не как я считаю, а как считаете нужным вы, вернее, «полицейские силы, призванные заниматься уголовными делами», как говорит губернатор.
— Не придавайте его словам слишком серьезного значения, Мануэль. Губернатор, да, впрочем, и все они — перелетные птицы, а вы останетесь и будете здесь жить всегда.
— Легко сказать! Во всяком случае, я не намерен с ним связываться... Уйдет он или не уйдет, еще неизвестно, а пока что он меня доконает.
— Не делайте из этого трагедии.
— Тут уж ничего не попишешь, сие от меня не зависит... Да, простите, я вспомнил одну немаловажную деталь.
— Какую?
— Улица Толедо, где Бернардино Лопес видел доктора выходящим с кем-то из машины, пересекает улицу Сервера, где живет учительница Сара.
— Скорее всего это случайное совпадение, — заявил Мансилья.
— Вполне возможно, ведь наш городок небольшой.
— Достаточно большой, дон Лотарио. Во всяком случае, не следует сбрасывать со счетов данное обстоятельство.
Спустя полчаса после того, как Малесу послали за Алиагой, соседом дона Антонио, он явился в кабинет Плиния.