Прошло то время, когда о детективе распространялось твердое убеждение, что это просто-напросто один из вариантов авантюрно-сенсационной литерату­ры, что для таких книг характерны лишь нагромождения страхов, кошмаров, драк, кровопролитий, убийств, дешевые эффекты, секс и различные извраще­ния, которые придают этому жанру бульварный тон, рассчитанный на удов­летворение самых низменных запросов читательского круга. Еще недавно мож­но было встретить высказывания некоторых критиков и литературоведов, ха­рактеризующих все написанное в этом жанре исключительно как наглядное проявление загнивания буржуазной культуры, которое оказывает губитель­ное влияние на подрастающее поколение.

Конечно же, низкопробный детектив грешен и нагромождением ужасов, и дешевой игрой на нервах, но нельзя приклеивать сии ярлыки к детектив во­обще, ко всему литературному жанру. Впрочем, что защищать в этом жанре — тоже вопрос. К примеру, можно порой прочесть, что детектив — это «здо­ровое чтение, заранее успокаивающее ваши нервы уверенностью, что зло будет раскрыто, злодей наказан, добро и правда восторжествуют. Это сказка для взрослого человека... Разумеется, я имею в виду настоящие детективы, а не те гангстерские или шпионские трескучки, которые подсовывают вместо них. Кстати, особенность.лучших таких романов в том, что «кровь и смерть», «убийство» во всех его видах, трупы зарезанных, удушенных, застреленных не действуют на воображение, они воспринимаются в чтении как бы условно, подобно договоренности в игре — вы скользите мимо них по страницам, как если бы они, как в театре, вскочили и побежали после поднятия занавеса». Получается, по такому рецепту, не столько литература, сколько литературная игра, причем в духе «Спокойной ночи, малыши». Едва ли это самый удачный прием в защите жанра, и едва ли именно такие черты в нем стоит защи­щать. Есть в нем и другое, более важное и серьезное.

Для лучших образцов детективной литературы характерны реалистичность изображений быта и психологии, общественных конфликтов, ими обеспечивает­ся заостренность и увлекательность событий и характеров. Сюжеты в таких случаях основаны на реалистическом подходе, на убеждении в силе разума и утверждают торжество (хотя бы потенциальное) правопорядка (или хотя бы правды как таковой) над социальным злом. Раскрытие преступления, логиче­ский анализ фактов погружаются тогда в жизненную стихию. Основой кон­фликта становится столкновение справедливости с беззаконием.

Хороший детективный роман — это исследование, поиск, испытание мысли и фантазии. Он делает читателя соучастником «дела», что, несомненно, полезно хотя бы тем, что развивает наблюдательность, сообразительность, воспитывает навык аналитически мыслить. Вот эта читательская активность, прича­стность, не в ней ли секрет массовой увлеченности жанром?

Конечно, есть и другие непременные черты в классических детективных произведениях. Главные из них тайна, загадка, образ сыщика (иногда это че­ловек, профессия которого далека от сфер криминалистики, им может оказать­ся и врач, и журналист, и страховой агент, волею случая втянутый в рассле­дование преступления, но, кем бы он ни был по профессии, все же но функ­ции своей и по конкретным действиям он сыщик, пытающийся раскрыть тайну, вступающий в поединок со злом).

По правилам детектива, сыщик — фигура нападения, преступник — фигура защиты. Остальные персонажи участвуют в игре, как правило, на стороне за­щиты, так как произвольно или непроизвольно уводят нападение по ложным следам. Читатель участвует в игре на стороне нападения, пытаясь вместе с сы­щиком проникнуть в тайну преступления.

Иногда, забывая о законах детективного жанра, мы называем детективом любое сочинение, если только сюжетная развязка в нем не видится с первых страниц, а сам сюжет окутан загадочностью. По ведь не только приключен­ческая беллетристика, но н классической глубины словесность может предло­жить читателю запутанную интригу, скрывая до последней страницы всевоз­можные тайны.

Нельзя так же поспешно принимать за детектив произведения, в которых фигурируют преступники. Сам по себе показ преступного мира или описание какого-нибудь преступления еще не является неукоснительным признаком ли­тературы этого жанра.

Детектив не может существовать без расследования. Расследоваться может не обязательно преступление, но и ложное обвинение. Поиск истины должен главенствовать в сюжете И командовать сюжетосложением. Следствие следст­вия — вот истинная формула детектива. Однако при этом не следует забывать, что, скажем, документальная практика расследования преступления еще не со­здает литературу. Протокол в силу своей природы исключает индивидуаль­ность, психологизм в обрисовке и сыщика и преступника, вычленяя случай из реальной гармонической действительности и тем самым не объясняя ее в целостности. Частный случай остается частным случаем и, хоть согласует­ся с установлениями «не убий», «не укради», «не нарушай правила валют­ных операций», не имеет проекции на нравственное самовоспитание лю­дей — подобная функция свойственна художественной литературе, мотиви­рующей действительность, а не приговор.

Часто мы становимся не только свидетелями, но и жертвами спекуляции детективным жанром. Благодаря своей увлекательной форме детектив охваты­вает многомиллионную армию читателей. И разномастные спекулянты от ли­тературы хитро используют его популярность среди читателей, наводняя книж­ные рынки низкопробными суррогатами. Не прочь использовать этот увлека­тельный жанр и ярые антисоветчики. Достаточно вспомнить Яна Флеминга, по­родившего Джеймса Бонда, агента 007. Романы о Бонде получили на Западе грандиозную рекламу. Эта поддержка шла якобы навстречу запросам рядового читателя и главным образом молодежи, которая не знала, где и как найти вы­ход энергии, которая тосковала по романтике и приключениям, по активному действию в жизни, и которая-де нашла все это в книгах Флеминга. Цветастые по колориту, «заряженные» напряженным действием, романы об агенте 007 отравляют сознание молодого поколения всего западного мира культом наси­лия, ненависти и индивидуализма. Детективы о Джеймсе Бонде пока еще не сданы в архив, «герой» еще дееспособен. И поэтому нельзя недооценивать на­правленность детективных романов Флеминга и ему подобных и их воздей­ствие на умы читателей.

И бороться с «литературой» нужно прежде всего литературой.

Детектив становится все более социально активным. Ему тесно в рамках просто увеселительного чтения. Он анализирует. Анализирует причины пре­ступности, выясняет, что порождает преступность.

Так, в романе польского писателя Крпстпна Земского «Золотые щупальпы», представленном в этом сборнике, не только рассказывается о том, как в итоге различнейших перипетий удалось обезвредить шайку валютчиков и шпион­скую сеть, но и о том. как люди опустились до совершения таких тяжких пре­ступлений, как валютные махинации и шпионаж. Многослойностью практиче­ских деталей особенно и привлекают «Золотые щупальпы»: за приключенчески-увлекательным ведением дела четко просматривается предостережение, смысл которого содержит в себе само название, — вот что притягивает и опутывает нестойкие души. Можно лишь посожалеть, что многослойность расследования вынудила дать серию развязок по всем линиям лишь лапидарно; но ведь иначе потребовалось бы, пожалуй, вдвое нарастить текст... Да, поднятый сюжет ока­зался по-жизненному разветвленным, а сам по себе он редкостный по богат­ству линий и пересечений.

На Западе сейчас все большую популярность приобретает так называемая «жесткая школа», для которой характерна шумная критичность. В романе американца Джефри Хадсона один из героев, адвокат Уилсон, говорит о дис­кредитации: «Нас вынуждает к этому сама сущность закона». Он предлагает и обвинению и защите определенные шаблоны, определенные тактические приемы в рамках существующих законодательных актов. К несчастью и для обвинения и для защиты эти методы оборачиваются дискредитацией тяжу­щихся сторон. Обвинение будет пытаться опорочить доктора Ли со всей беспо­щадностью, на какую только оно способно. Мы же, защита, со своей стороны, будем пытаться опорочить покойницу, миссис Рендал и Питера Рендала». Таким образом, вскрываются не только пороки общества, порождающего преступность, но и порочность буржуазного судопроизводства. Чтобы оправ­дать невиновного, приходится, того гляди, идти на провокацию, на заведомо аморальные приемы.