– Зато я метче, – возразил Васечкин, – я вон в тот камень попал.

– Но ведь мы про тот камень не договаривались! – возмутился честный Петров. – Это не по правилам. Если ты такой, так я вообще уйду.

– Ладно, – сдался Васечкин. – Я не выиграл.

– А кто же выиграл? – подозрительно уточнил Петров.

– Никто не выиграл! – заявил Васечкин. – Победила дружба! Ясно?

– Ясно, – буркнул Петров.

Оба помолчали.

Васечкинское решение не совсем устраивало Петрова, но он решил не обострять ситуацию.

Что же касается самого Васечкина, то ему почему-то было обидно. Неожиданно какая-то идея блеснула в его глазах.

– Слушай, Петров, – сказал он невинным голосом. – А ты не знаешь, почему умные люди, когда думают, чешут лоб, а глупые затылок?

Петров напрягся. Он смутно чувствовал подвох, но не понимал, в чём именно он заключается.

– Надо подумать! – наконец осторожно произнёс он и почесал затылок.

Васечкин просиял.

Он был полностью удовлетворён ответом.

– Выходи, Горбатый! – крикнул капитан Жеглов. – Я сказал, Горбатый!

Банда «Чёрная кошка» была поймана. Фильм кончился. В комнате вспыхнул свет.

– Я бы смогла полюбить капитана Жеглова, – задумчиво сказала Яблочкина.

Васечкин вздохнул.

– Потому что его все боялись, – объяснила Яблочкина.

– Подумаешь, если я захочу, меня тоже все будут бояться, – сказал Васечкин.

– Тебя? – ехидно усмехнулась Яблочкина и скрылась за дверью с надписью: «Спальня для девочек».

– А вот увидишь! – крикнул ей вслед Васечкин.

В лагере все спали. Большая круглая луна бесшумно плыла по небу.

Васечкин тихо встал, надел на голову маску аквалангиста, на ноги натянул перчатки, руки сунул в ласты и, шевеля ими, прокрался к спящему Вове Сидорову.

Луна спряталась за тучу.

– Сидоров! – страшным шёпотом позвал Васечкин.

Сидоров открыл глаза и непонимающе уставился на Васечкина.

– Не помешал? – басом спросил Васечкин.

– Отстань, Васечкин, – вздохнул Сидоров и повернулся на другой бок.

Васечкин поправил маску и пощекотал пятку Петрову. Тот дрыгнул ногой и поглубже залез под одеяло.

– Петров, открой глаза, – зашептал ему на ухо Васечкин.

Петров изогнулся и с головой нырнул под подуш ку, категорически отказываясь просыпаться.

Васечкин безнадёжно махнул ластой и подошёл к кровати Горошко.

– Горошко! – густым басом задышал ему в ухо Васечкин. – Немедленно встаньте, Горошко!

Горошко открыл один глаз.

– Встану – в лоб дам! – серьёзно пообещал он.

Васечкин вздохнул и вышел в коридор. Луна следом за ним обошла дом и теперь светила в большое коридорное окно.

Васечкин крался по стене к спальне девочек. Вдруг он замер на месте от ужаса. Прямо на него из другого конца коридора смотрело какое-то жуткое страшилище. У монстра были омерзительная свинячья морда, длинные щупальцы на ногах и лапы моржа вместо рук.

Васечкин попятился, но не удержался и упал. Объятый страхом, он тотчас же вскочил и сломя голову бросился по коридору, загребая ластами воздух. Один такой гребок зацепил портьеру, которая с грохотом полетела с окна и накрыла обалдевшего Васечкина с головой.

Двери обеих спален распахнулись. Мальчишки и девчонки посыпались в коридор, поднимая страшную суматоху.

Никто ничего не понимал.

Яблочкина, выбежав последней, стояла позади всех и зябко куталась в простыню.

Упавшая портьера вдруг зашевелилась и позвала:

– Яблочкина!

– А-а-а! – закричала Яблочкина и, как испуганное приведение, бросилась вон из дома.

Васечкин выбрался из-под портьеры и помчался за нею.

Он кричал:

– Стой! Стой!

Но не тут-то было.

Яблочкина во всю мочь летела по тёмной аллее.

Васечкин бросился ей наперерез.

– Стой, Яблочкина! – взмолился он, вырастая перед ней из-за кустов.

Яблочкина оцепенела.

Васечкин миролюбиво, успокаивающе поднял руки с ластами. Его лицо в лунном свете блестело как один стеклянный глаз.

Яблочкина задрожала.

– А-а-а! – закричала она и что было сил припустила вперёд.

Васечкин остался один и сразу же вспомнил про чудовище. Где оно?

Вдруг послышался нарастающий топот. Вне себя от ужаса Васечкин прыгнул в кусты и, продравшись сквозь них, уткнулся в пьедестал без скульптуры.

Решение пришло мгновенно. Васечкин вскарабкался на пьедестал и замер, притворяясь изваянием. От страха он зажмурился и открыл глаза, лишь когда топот промчался и стих.

Васечкин облегчённо перевёл дух, глянул вниз и, едва не заорав, чуть было не свалился с пьедестала.

Прямо на него укоризненно смотрело большое белое лицо поверженного наземь гипсового дискобола.

Васечкину стало очень не по себе. Не решаясь спрыгнуть на землю, он беспомощно оглянулся.

– Ты чего там делаешь, Васечкин? – заставил его вздрогнуть голос Маши Старцевой, которая с интересом рассматривала его снизу. – Ты зачем туда залез?

Васечкин не ответил.

– Тебе что, Васечкин, страшно? – догадалась Маша.

Васечкин кивнул.

– Мне тоже страшно, – призналась Маша. – Все как с ума посходили, кричат, бегут. Я и тебя испугалась. Что это, думаю, за чудище стоит?

– Правда? – спросил Васечкин. – Я и хотел всех напугать.

– Зачем же людей пугать, – сказала Маша. – Это нехорошо. Себе же хуже будет. – И протянула Васечкину руку. – Ну, ладно, слезай, Васечкин, не бойся.

Васечкин снял ласты и спрыгнул вниз.

Держась за руки, они тихо пошли по тёмной аллее. А по лагерю то там, то тут ещё долго слышались топот и вопли носившихся друг за другом мальчишек и девчонок.

– Следующий! – провозгласил парикмахер, поворачиваясь к двери. – Прошу!

В дверях появилось длинноволосое создание лет тринадцати в потёртых джинсах и свитере.

– Женский зал у нас напротив! – любезно сказал парикмахер.

– Вижу! – рявкнуло создание. – Не слепой!

– Извините, – растерялся парикмахер. – Не признал. Прошу вас.

– Гусев моя фамилия! – миролюбиво объявил юнец. – А кликуха моя Гусь.

И он продемонстрировал парикмахеру внушительный кулак, на сжатых пальцах которого и вправду виднелась татуировка – «ГУСЬ».

– Понятно, – кивнул парикмахер. – Я о вас слышал. У меня стригутся Петров и Васечкин, они мне о вас рассказывали. Да вы, Гусь, садитесь, не волнуйтесь. Всё будет в лучшем виде.

– А я и не волнуюсь, – заявил Гусь. – А про Петрова и Васечкина вспоминать не надо! Они у меня ещё получат своё!

Он уселся в кресло и обеими руками разгрёб волосы на лице, обнаружив унылую веснушчатую физиономию.

Парикмахер обмотал его простынёй.

– Как будем стричь? – спросил он, пощёлкивая ножницами.

– Что за вопрос, отец?! – возмутился Гусь. – Как обычно! Точно так же как в прошлом году!

И он гордо тряхнул своими патлами.

У парикмахера вытянулось лицо.