– Нет. Совет Американо‑Европейского Союза пришел к выводу, что будущее человеческой расы за контролируемыми мутациями. Во время, когда родился Кен‑Кел, "чистые", как вы верно подметили, люди, уже были исчезающим видом.

– Э‑э‑э ... естественным путем, я правильно понимаю?

Хант не отвел взгляд:

– Скорее принудительным.

Что получается? Родился естественным путем – не человек? А так, выкидыш природы... Не сложно понять, почему между мутантами и людьми до сих пор такая конфронтация. И, похоже, раз за столько космических войн и разборок, "чистые" вовсю населяют множество планет, направленные мутации не дают ощутимой разницы. Так из‑за чего такая ненависть?

– Не понимаю, – поделился своим видением ситуации, – выходит, что незадолго до гибели Земли строились ковчеги для мутантов, поскольку они считались наследниками всей человеческой расы, но при этом через тысячи лет во Вселенной спокойно существуют как Содружество "чистых", так и Империя Мутантов.

Хант промолчал, и я решил его озадачить:

– А Кен‑Кел кто такой? Какой‑нибудь уникальный телепат, как представители императорской семьи?

– Обычный человек. Раб.

– Раб?!

– А что вас удивляет? – спокойно спросил Хант, – было такое время, когда человечество жестко разделилось на хозяев и рабов. Мутант превосходит обычного человека по всем биологическим показателям, а если еще и обладает уникальными свойствами – то и сравнивать не с кем. Единственное чего так и не смогли добиться – улучшить мышление. Мутант может быть сильнее, быстрее, с феноменальной памятью, скоростью обработки поступившей информаций, но так и не смогли выделить то, из‑за чего обычный на первый взгляд человек может придумать что‑либо феноменальное. Вот так парнишка‑раб смог создавать механизмы, принцип работы которых никто не мог понять. И за это его выделили из общей массы.

– Делать технику для мутантов.

– Такая судьба, – пожал плечами Ричард и продолжил, – Кен‑Кел вел исследования во многих направления. Точнее, во всех, кроме биологии. И, как твердят источники, его корпорация строила ковчеги только для мутантов. Земля погибла, новая человеческая раса разлетелась по галактике, а потом вдруг оказалось, что все не совсем так. И тут мы видим (кивнул на бронированную дверь шлюза) другой корабль, построенный "К‑К". Видимо, Кен‑Кел играл на два фронта, но об этом в истории нет никаких данных...

Я хмыкнул:

– Обдурил всех.

Хант промолчал, никак не среагировав на мой комментарий, и я продолжил:

– А как он исчез?

– Улетел на своей космической яхте буквально за неделю до старта последнего ковчега. Погиб где‑то недалеко от Земли.

– Почему вы так думаете? За неделю можно улететь очень далеко...

– Вы разве не знаете, что при гибели Земли в космос выплеснулось огромнейшее количество частиц жесткого излучения? Ковчег "Big World" был оснащен прототипом защитного поля глубокого уровня и поэтому не пострадал. На нем, стати, покинули планету представители Совета.

– Хм... а это случайно не Круг Империи?

Хант слегка улыбнулся, и я понял, что попал в точку. Раскрылась одна из смешных загадок детства. Действительно, как можно было назвать планету, столицу Империи Мутантов, Биг? А вот, оказывается, где был спрятан ответ.

– Выходит, Кен‑Кел, действительно был гением. Выжили не только мутанты... Да и вообще, есть такие системы, как наша Элегия, где даже Иных не встретишь. Достойный был человек.

– Достойный, – подтвердил Хант, поднялся, отряхнулся, и спросил, – продолжим путь?

***

Куда идти? Хант уверил, что облазил всю станцию уже два раза, и ничего интересного кроме бронированного закрытого шлюза ковчега и комнаты отдыха не нашел. Я рассказал, как сам попал в это место, мы прошли по моим, так сказать, "следам", но в конце пути не оказалось темной загадочной комнаты – обычный, ярко освещенный тоннель с целой кучей закрытых дверей. После небольшого мозгового штурма у очередной запертой преграды, решили поискать новые дороги. Вглубь станции...

Очередной анфилада комнат привела к невиданному в этих местах помещению: лестничной клетке! Перегнувшись через крепкие металлические перила, я с удовольствием осмотрел прекрасную картину. Наконец человеческий спуск, а не надоевшие стремянки.

Спускаясь, я решил нарушить грустную тишину этого места:

– Ричард, как вы думаете: контролируемые мутации – естественный итог развития человечества?

Ученый, занявший стратегическую позицию разведчика в нашем небольшом отряде, невозмутимо произнес:

– Да.

Спустившись еще на этаж, я снова побеспокоил Ханта:

– Почему?

Ричард, подергав за ручку очередную запертую дверь, закрывшую для нас выход на этаж, продолжил:

– Наши предки за несколько столетий прошли огромнейший путь от диких варваров до цивилизованного общества, сумевшего покорить просторы родной планеты и выбравшегося за их пределы в поисках новых. Но что изменилось в людях? Духовная жизнь осталась на уровне древних предков, а личности, сумевшие покорить новый уровень собственного развития, в большей своей части стали не конкурентно способными. Для выживания вида моральные качества не слишком приемлемы. Выходит, развитие человечества в этом плане – не столько естественный ход событий, сколько привнесенная неправильная идея. В то же время, бурное развитие технологий, возрастание качества мышления должно было привести в конечном итоге к качественному скачку. Им и стали возникающие, поначалу, неконтролируемые мутации.

– То бишь мутации – благо.

– Совершенно верно, – подтвердил Хант.

Действительно, все развивается и меняется, причем часто не по тому плану, который был изначально. Невозможно все предугадать. Но в этой картине мне, почему‑то, видятся не то чтобы подпиленные факты, а какая‑то обтекаемая несуразность.

– Создается впечатление, что сначала появилось множество непонятно откуда взявшихся мутаций, а потом, уже под возникшую реальность, подогнали красивую основу.

– Вы так думаете? – насмешливо уточнил ученый.

– Да. Вы знаете, у нас в институте ходила одна поговорка, очень древняя, по слухам. Причем, ее часто использовали преподаватели, когда хотели ненавязчиво показать нам, студентам, что мы не совсем в курсе изучаемой темы.

– Интересно, – Ханту, видимо, тоже надоело однообразное путешествие, и он с радостью поддержал разговор.

– Притянуто за уши.

Ричард хохотнул и предложил:

– С большим интересом выслушаю вашу версию.

Я задумался. От рассказа Ханта возникло множество мыслей, но они, почему‑то, не захотели сложиться в единую картину, а целой кучей обрывков так и вертятся. И как описать странность, которую чувствуешь, а не понимаешь? Вывалить целую кучу мыслей? Собеседник запутается. Выложить все по порядку? Так это получится не стройная версия, а отрывок из бессвязной круговерти фраз, возникших в голове одного молодого пилота, мерно вышагивающего бесконечными коридорами древней заброшенно‑вылизанной подземной станции. Вот Ноль! Кто бы мог предположить, что через тысячи лет после гибели колыбели человечества, два скучающих случайных попутчика займутся поиском настоящих причин возникновения двух веток развития некогда единой расы?

– Понимаете, вызывает большое недоверие такой "естественный ход событий", – начал я неуверенно, – ведь, если разобраться, то именно развитие технологий и привело к появлению мутаций.

– С чего вы это взяли? – озадаченно поинтересовался Ричард.

– Все просто. Не знаю, что вы понимаете под этим, все‑таки вы ученый, и видели, думаю, гораздо больше моего. А для меня, пилота кипера, технологии – аккуратные небольшие ящички. Например, реактор – беленький кубик, двадцать сантиметров. Маленькая коробка, которая питает все системы корабля, защитное поле, искусственную гравитацию и двигатели. А что было тогда? Непредсказуемая ядерная реакция, двигатели, работающие на органическом топливе, добыча полезных ископаемых буквально рядом с местом проживания, биологические, химические, генные эксперименты... Простой пример: взрыв ядерного реактора. Это же стихийное бедствие, которое трудно назвать "локальной катастрофой"!