– А терминал, места для отдыха и развлечений на поверхности?

Хант хмыкнул:

– Секретные лаборатории строили так, чтобы их невозможно было обнаружить. Терминала, мест для отдыха и подобной ерунды там просто не было.

– Тогда здесь не может быть ничего интересного, – сделал очевидный вывод.

– Не совсем так, – спокойно ответил собеседник и выудил из кармана плоскую коробку, со щелчком ее открыл: внутри оказались непривычного вида сигареты. Осторожно выудив одну, прикурил от небольшой, но, похоже, металлической зажигалки, и, выдохнув дым, продолжил:

– Вы, я полагаю, побывали в ангаре. Там множество мелких кораблей, довольно таки древней конструкции. Маломощные источники энергии, небольшой запас хода и совершенно смешная грузоподъемность. Куда на таком корыте можно долететь? А в другом направлении вы пока не успели побывать, потому и ваши впечатления неполные. А значит и выводы – ошибочные.

– Там закрыто.

– Центральный проход закрыт, и как его открыть – загадка та еще. Но можно по техническим коридорам спокойно пройти.

– И вы там уже побывали.

– Совершенно верно.

– И что там? – спросил с интересом.

– Секционный ангар.

Не удивительно. Я и так с самого начала подумал, что там может быть посадочная площадка для пассажирских лайнеров. Так что... Хотя, что значит "секционный"?

– Секционный?

– Незнакомо? – хмыкнул Хант. – Это просто не ангар в привычном понимании, а несколько коридоров: технических, пассажирских, грузовых, к месту посадки большого и тяжелого корабля. Очень большого.

– И как это может сказаться на неправильной оценке назначения станции?

Стало появляться стойкое желание кашлянуть. Неприятный привкус у сигарет Ханта, нет ни приятных лесных или фруктовых запахов, такое впечатление, что в его сигаретах сплошная сухая трава с целым сонмом различной химии. Гадость, одним словом. Как он умудряется впускать такую отраву в свой организм намеренно, когда даже остаточный дым вызывает внутренние протестующие позывы?

– Там стоит корабль, что очень странно, – задумчиво начал собеседник, – и его модификация тоже вызывает немало вопросов. По крайней мере, у меня создалось впечатление, что это самый настоящий колонизационный ковчег.

– Вы шутите?! – я резко выпрямился, уж очень ошеломляющая новость.

– Мы можем прогуляться к нему, дорогу я знаю, посмотрите сами.

Разве возможно отказаться от такого предложения?

– Идемте, – предложил Хант, поднимаясь из кресла.

Эх... так хорошо сидели, и снова топать по этим бесконечным коридорам... Но любопытство одержало безоговорочную победу, и я, отогнав желание о времяпровождении в удобном кресле, поднялся, закинул на плечо рюкзак и двинулся следом за Хантом.

Спустившись по лестнице и пройдя в холл, нырнули в непримечательную дверцу с запрещающими знаками. Сразу стало и без всяких надписей понятно, что это технический коридор: полумрак, теснота, обилие каких‑то маленьких дверец то на уровне ботинок, то под потолком, целая связка труб над головой, обшарпанные стены и непонятные разноцветные полосы в самых неожиданных местах.

– Занятное местечко, – поделился впечатлениями с Хантом.

– Три поворота и попадем в общий коридор уже за шлюзом.

– Какой смысл в бронированном шлюзе, если его можно с легкостью обойти по техническому коридору? – удивляюсь странной логике строителей станции.

– Резонное замечание, – ответил Хант, переступив через толстенную трубу, пронизывающую проход. Похоже, тут еще следует внимательно и под ноги смотреть, а то можно близко познакомиться с очень приветливым металлическим полом.

– Затрудняюсь ответить на ваш вопрос, – продолжил после недолгого молчания собеседник, – по‑видимому, по неизвестной причине этот коридор решили сделать сквозным, вы вскоре убедитесь, что изначально такое не планировалось.

– Думаю тут этих коридоров целая куча – как же вы умудрились найти верный?

– Очень просто, – ответил Хант и резко свернул вправо, обозначив первый поворот в нашем путешествии в этом не очень уютном месте, – определиться с правильным выбором пути мне помогло самое распространенное у представителей человеческой расы чувство.

– Любопытство? – поделился с Хантом своим мнением. А и правда, что еще может быть более распространено, и на что больше всего мы все тратим времени? Разве не интерес к окружающему миру, природе, противоположному полу, технике и технологиям, моде и одежде, разнообразной еде, наконец. Единственное исключение наверняка в том, что подход к поиску ответа меняется с возрастом, и у каждого поколения будет свой вариант...

– Нет, что вы, – голос Ричарда серьезен, будто мы разговариваем не в полутемном забытом коридоре, а ведем философский диспут в аудитории перед многочисленной публикой, – любопытство присуще молодому поколению, еще не получившему должного образования и не набравшего знаний в выбранной области приоритетов дальнейшего существования. Я, например, повидал уже столько, что ни мое мнение, ни привязанности, никоим образом не способны изменится ни при каких обстоятельствах. Соответственно, любопытство не может для меня быть предлогом развития.

– Э‑э‑э... Скука? – раз нет ни к чему особого интереса, то жизнь превращается в довольно однообразное времяпровождение...

– Это несколько однобокий вариант, но, в общем, подход правильный, – подтвердил Хант и свернул теперь уже влево. Скоро выберемся из этого неприятного местечка!

– И давно вы в этих краях бродите? – невинно интересуюсь.

– Три дня, – подтвердил мои догадки Ричард и продолжил, – пару вылазок делал и на нижние уровни, но пока добрался только до пятого.

– Почему так медленно?

– Там сущий лабиринт. Основные помещения станции расположены на трех уровнях, а дальше начинается хаос. Сложно ориентироваться, нет лифтов, центральных лестниц, маркировки.

– Одни технические помещения? – очевидно наблюдение.

– Нет, что вы. Жилые помещения, лаборатории, залы для обсуждений, склады различной аппаратуры. Запутанный научный городок.

– Получается интересная картина. Три общих уровня, ангар для небольших кораблей, посадочная площадка для огромных лайнеров, и на закуску научные лаборатории на глубоких уровнях. Что это за место такое?!

– "Астхор", – невозмутимо произнес Хант.

– Извините, что?

– "Астхор". Первая перевалочная космическая станция, построенная гениальным мечтателем Кен‑Келом.

– Но что она тут делает?! – от удивления я застыл на месте.

Ричард остановился, оглянулся на меня и невозмутимо ответил:

– А где ей, по‑вашему, следует быть?

Действительно, а где может еще находиться первая перевалочная космическая станция, как не на самой дальней от звезды, да еще и в придачу смертельно опасной планете? Возникает только один резонный вопрос: в родной системе человечество так и не смогло построить ни одну подобную станцию? Кстати, кипер от Элегии до Черной Звезды добирается за три дня, с разобранным главным двигателем за несколько часов ("Воробей" по крайней мере), а сколько времени нужно древнему кораблю с ядерным реактором на борту на этот путь. Неделя? Месяц? А атмосфера планеты? Если современный корабль с защитным полем при посадке может сильно пострадать, то, что будет с металлической консервной банкой без оного? Или я что‑то не понимаю, или для правильного вывода недостаточно информации. Что‑то тут не клеится...

– Мне кажется, что логично расположить подобную станцию как можно ближе к населенной планете. Как КСы например.

Пробираясь между гениально торчащим из стены на пол ширины коридора шкафом и стенкой, Хант невозмутимо ответил:

– Сколько людей, столько и мнений. А в итоге принимается на исполнение решение того, у кого достаточно средств и возможностей для воплощения идеи в жизнь.

– Бюрократия одним словом, – я грустно вздохнул.

– Вы так думаете? – удивленно спросил Хант.

– Да, – подтвердил.