Спектакль «Матросская тишина» по пьесе Александра Галича начал отсчет нового времени в истории маленького подвального театра в 1990 году. Именно этот спектакль стал нашим гимном, нашей настоящей «Чайкой», открывшей Подвалу дорогу на театральный Олимп. Состояние удивительной молчаливости, которой театральная критика сопровождала все наши предыдущие работы, было нарушено. Стрелка барометра явно повернулась на положение «ясно»: сформировался устойчивый критический интерес к спектаклям Подвала. Голоса театральных критиков становились все благожелательнее и серьезнее. «Матросская тишина» поставила Подвал на одну доску с прославленными московскими театрами. Хотя сейчас я думаю, что все-таки этот спектакль не был оценен театральной критикой в той мере, которой он заслуживал…

Незадолго до этого я выпустил «Матросскую тишину» как дипломный спектакль в Школе-студии МХАТ на курсе, где учились Володя Машков, Женя Миронов, Ира Апексимова, Валера Николаев, Марьяна Полтева. Еще существовали цензура, запреты на эту пьесу. Но я пренебрег всем – до того мне хотелось вынуть этого сильно залежавшегося в моем чреве младенца. Правда, я немножко схитрил, воспользовавшись тем, что на спектакли Школы-студии, куда билеты не продавались, не надо было спрашивать разрешения у ЛИТО. Дипломный спектакль получился, был несколько раз показан в Нью-Йорке и произвел там на людей сильное впечатление.

Через пару месяцев «Матросская тишина» перешла в репертуар подвального театра. Не могу судить, с какого режиссерского полета был сделан этот спектакль, но его несомненно мощная энергетика прежде всего была заложена в пьесе Александра Аркадьевича Галича. А реакция на него зрительного зала была абсолютно идентичной и в Японии, и в Соединенных Штатах, куда мы потом вывозили спектакль на гастроли. Правда, там была по большей части русскоязычная публика, но плакали люди всегда совершенно синхронно – по той же «программе», по которой плакали московские зрители.

Скажу больше. Во время спектакля плакали все работники театра, слушавшие внутреннюю трансляцию. Причем каждый раз. «Матросская тишина» – одно из самых дорогих и теплых воспоминаний для многих людей, причастных к созданию этого спектакля.

«Матросская тишина» прожила на сцене Подвала девять лет. За это время спектакль был показан зрителю более двухсот раз. А потом в связи с отсутствием Володи Машкова, отпущенного на заработки в американском кино, спектакль был закрыт, и я долго думал, кому же играть Абрама Шварца дальше. Наша «Матросская тишина» явно заслуживала продолжительной жизни, а не забвения. Но так и не придумал.

С премьерой «Матросской тишины», собственно, и взошла звезда Володи Машкова – актера.

Володя Машков – человек из города Новокузнецка. Он хорошо знаком с тем, что называется негативной стороной человеческих переживаний.

Произошел из театральной семьи – родители его работали в кукольном театре. Еще до Москвы Володя достаточно много путешествовал по обучающим центрам российской провинции. Учился в Новосибирском театральном училище, потом попал в Школу-студию МХАТ, откуда был изгнан за некоторые проступки дисциплинарного свойства.

Затем, как он сам рассказывает, встретил на ступеньках филиала МХАТа на улице Москвина артиста Табакова. В руках у Володи в тот момент случайно оказалась банка с надписью «серная кислота» – так недвусмысленно он «предупредил», что собирается поступать на курс, который я тогда набирал. С этого все и началось.

На первых курсах Володя был ярким, настырным, не сходящим со сценической площадки студентом. Я не помню ни одного занятия, в котором бы он не участвовал. Машков лидировал всегда. Пробивался, даже, можно сказать, бился за свое исключительное место в ряду других студентов. А я, начиная со второго семестра, это место ему уже отвел. Поэтому все его усилия по закреплению своего лидерства встречали у меня некоторое отторжение. Тем не менее мои догадки о настоящих масштабах его актерских возможностей вскоре подтвердились в полном объеме.

В конце третьего курса я решил делать с моими студентами «Матросскую тишину», надумав поручить роль Абрама Ильича Шварца студенту Машкову. Многим мой выбор в тот момент казался легкомысленным, невозможной натяжкой. Но и сейчас, много лет спустя, мне кажется, что Абрам Шварц до сих пор остается самым совершенным созданием Володи. По неподдельности существования, по отсутствию даже крупиц какой-либо актерской дряни или приблизительности. Он не может, не умеет и не хочет играть «вполноги», а отдается роли со всем бесстрашием и полнотой. К тому же со студенческих лет Володя обладает высокой мерой ответственности.

Когда Машков начал заниматься театральной режиссурой, чувство ответственности разрослось в нем многократно. Володя научился отвечать не только за себя, но и за «мир всего спектакля». Вот ставил он, скажем, современную пьесу «Звездный час по местному времени», так постановка эта, по его мнению, должна была стать не просто очередной работой театра, а «главным событием, которое должно случиться в независимой России». И всякий, кто относится к этому не так, в представлении Машкова – разрушитель… Определенная мера эгоизма очень свойственна талантливому человеку.

О первом спектакле Машкова-режиссера – ремейке картины Николая Досталя «Облако-рай» по пьесе Гора Николаева «Звездный час по местному времени» – можно сказать, что он родился талантливым, был вовремя и ненатужно пришедшим в репертуар. Это был славный, хороший, добрый и трогательный спектакль. «Звездный час по местному времени» шел в Подвале с 1992 года более десяти лет с бесперебойным успехом у зрительного зала. Там были прекрасные работы Жени Миронова, Марьяны Шульц, Ольги Блок, Сергея Беляева, Вадима Александрова. За это десятилетие несколько актеров успели сыграть в этом спектакле маленькую роль человека по фамилии Саратов…

Созданный по мотивам ранних произведений Аркадия Гайдара спектакль «Страсти по Бумбарашу» оказался весьма рискованным, на мой взгляд, соревнованием с очень хорошим фильмом, которое было выиграно Машковым. А каким потрясающим получился его «Смертельный номер» по пьесе драматурга Олега Антонова! Это означает, что человек не только очень талантлив, но и честолюбив. То есть, достигнув определенной вершины, он не удовлетворяется достигнутым. Потому что, как говорил один умный человек, первый шаг с пьедестала бывает вниз… А в другую сторону – уже скалолазание…

Время довольно жестко отсеивает лишнее, не пользующееся спросом, не способное сохранить себя. Абсолютно все театральные спектакли Машкова это испытание выдержали в силу истинности и серьезности его режиссерского дарования, дарования, при котором он нигде, ни в одном из своих спектаклей не цитирует самого себя и не пытается, будем так говорить, заигрывать со зрителем. Он умеет ясно и недвусмысленно создавать эмоциональную, действенную структуру спектакля, волнующую и трогающую зрителя понастоящему. А иногда можно и более категоричные комплиментарные слова употреблять в адрес Машкова, удивляясь его прекрасной способности дерзать от первого лица и рисковать. Рисковать.

Каждый спектакль, поставленный Володей, был ездой в незнаемое и движением вперед. Он поступательно приумножал свои победы и приращивал свои возможности.

Спектакли Машкова снимались с репертуара по конкретным, организационным, я бы так сказал, стечениям обстоятельств. К примеру, из «Смертельного номера» выпал Панин, ушедший из театра на вольные хлеба – в кино. Или Женя Миронов, который счел себя возрастно не соответствующим герою комедии Куни «№ 13», поставленной Володей Машковым в Художественном театре. По той же причине, кстати, прекратил свое существование и спектакль «Страсти по Бумбарашу».

У Машкова давно сложились свои актерские и человеческие привычки. Скажем, он очень болезненно относится к попыткам организовать ему трудовой процесс в первой половине дня. Хотя, впрочем, когда репетирует он сам как режиссер, всегда приходит вовремя, абсолютно подготовленным.