История Рашида для фильма, который мы так и не сделали, рассказывала о ритуальной войне банд в возможном Ленинграде будущего. Я думал об этом, когда смотрел начальное сражение в “Бандах Нью-Йорка”. Очень похоже! Я помню, как Рашид описывал крупномасштабный бой в заснеженном полуночном парке. Одна банда вооружена заточенными лопатами, другая казачьими саблями. Еще мы хотели использовать танк с брандспойтом»[338].
Как вспоминал впоследствии Рашид Нугманов, продюсировать фильм намеревался Эдвард Пресс-ман. Этот человек занимался производством всех «Воронов», работал над фильмами «Отель “Новая роза”», «Судья Дредц», «Уолл-стрит», «Уличный боец» и «Конан-варвар». То есть останься Цой жив, мог бы стать мировой кинозвездой. Не менее фантастичное будущее, чем банды Ленинграда с казачьими саблями…
Рашид Нугманов: «Идея фильма родилась намного раньше знакомства с Гибсоном. Цепочка событий такая. В самом начале был проект ретрофильма об алма-атинских стилягах первой половины 1960-х под названием “Король Брода” с главным героем по кличке Моро. Эта идея появилась еще до “Иглы”, до моего поступления во ВГИК и до знакомства с Цоем. Когда мы познакомились с Виктором, я предложил ему написать музыку к “Йя-Ххе”, а заодно и сняться в ней, сразу поняв, что никто лучше не сыграет роль Моро. Цой согласился. Я работал над сценарием “Короля Брода”, подключив в качестве соавторов Аркашу Высоцкого и Ажар Аяпову, с перспективой снять проект на “Казахфильме”. Но тут подвернулась “Игла”, и я перенес этого персонажа из “Брода” в “Иглу”. Одновременно на “Казахфильме” была запущена картина “Балкон” с довольно близкой ретроисторией, хотя и без стиляг, но на том же историческом Броде — на улице Калинина в Алма-Ате 1950-х. Поскольку запустить вслед за одной ретрокартиной другую было нереально, мы с Виктором решили отложить “Брод” на несколько лет и после “Иглы” продолжить историю похождений Моро. Я придумал футуристический сюжет о Ленинграде, который становится свободным капиталистическим городом, независимым от охваченного гражданской войной СССР…
Первые наброски я начал кропать в 1988-м, но вскоре стал художественным руководителем объединения “Алем” на “Казахфильме”, а потом, весной 1989-го, меня избрали первым секретарем Союза кинематографистов Казахстана, пошли международные фестивали один за другим. У Виктора тоже начались бесконечные гастроли с группой “КИНО”. Всё это мешало работе, но Виктор меня постоянно теребил, торопил с новым проектом. Наконец, отпраздновав 1990 год, я собрался с духом, 2 или 3 января засел за тритмент под рабочим названием “Цитадель смерти” и за пару недель написал его, причем сразу же на английском языке, поскольку к тому времени возникло уже много предложений из США и Европы. 18 января я привез этот тритмент на Sundance, мы туда приехали вместе с Виктором, я представлял его как актера на главную роль. С американской стороны в проекте участвовали известный продюсер Эд Прессман, в качестве сопродюсера — Тони Саффорд, представлявший в то время “New Line Cinema”, и с японской стороны — “Amuse Inc” вместе с Кики Мияке и ее нью-йоркской компанией “Little Magic”. Сотрудничать с Биллом Гибсоном мне посоветовал Саффорд. Эд Прессман сразу после Sundance организовал мою встречу с Биллом в Сан-Франциско. Наняли кинозал, в полдень Билл посмотрел “Иглу”, а потом мы загуляли…
Я тогда почти ничего не знал, кроме слова “киберпанк”. Когда выяснилось, что меня сводят с “отцом киберпанка”, я, разумеется, пришел в восторг. Перед встречей меня снабдили разнообразными материалами о нем, которые я внимательно изучил, а сам Билл уже подарил мне свои книги. Только после этого я их и прочитал, в оригинале. Билл же ничего не знал ни о Викторе, ни обо мне. Но сразу въехал. Его всегда притягивала советская тема и особенно советский андеграунд, а тут он познакомился с его не последними представителями. Зеркальная ситуация, я бы сказал.
Наутро после нашей встречи Гибсон улетел обратно в Ванкувер. А через пару недель, когда мы с Цоем были уже в Нью-Йорке, от него пришел факс с тритментом киносценария с рабочим названием “Цитадель смерти”. Один из вариантов сценария (третий по счету) мы начали писать с Биллом в Сиэтле в конце апреля 1990-го — я именно поэтому не поехал в Японию, куда вместо меня с Виктором отправилась Джоанна… В фильме планировалась съемка Дэвида Бирна, лидера группы “Talking Heads”, с которым я познакомил Виктора в Нью-Йорке. Саундтрек к фильму должен был делать Цой с группой “КИНО”, но предполагалось, что Дэвид Бирн выступит не только актером, а еще и музыкальным продюсером, возможно — сокомпозито-ром фильма вместе с Виктором. Я также подумывал использовать некоторые мифологические элементы рока, вроде песни “Boris the Spider” в исполнении “The Who” и “КИНО”. Моей задачей было нарисовать жуткую эклектичную смесь социализма с диким капитализмом в новом Ленинграде…
Когда “Цитадель” из советского вдруг стала совместным проектом с американцами, Виктор стал меня теребить, чтобы я быстро написал новый советский проект — мы бы его сняли в том же 1990-м, пока большая совместная картина набирает обороты. Поскольку съемки предполагались осенью в Подмосковье, то на 21 августа назначили встречу в Москве: Соловьев, я и Цой. Не довелось… Факс с окончательным текстом был прислан мне в 1991-м, уже после гибели Виктора…»[339]
В своих воспоминаниях Рашид Нугманов упоминал, что Виктор ничего не придумал к данному фильму, попросту не успел, но если принять во внимание один момент, то, возможно, всё выглядит несколько иначе.
В феврале 2013 года в одном из блокнотов Виктора Цоя, сохраненных Наталией Разлоговой, был обнаружен ничем не примечательный пожелтевший стандартный листок, свернутый вчетверо и вложенный за обложку. На листочке был коротко приведен набросок сценария к фильму о недалеком будущем, молодежных бандах, культе физической силы и т. п. Похоже, что Виктор всё же продумывал варианты сценария к фильму, просто не обнародовал их…
Весной 1990 года Цой получил через Жоэля Ба-стенера предложение из Франции. Одна из французских продюсеров, та самая дама, которая в 1989-м рассмотрела в Викторе огромный потенциал, в апреле 1990 года провела с Цоем переговоры, без особой, впрочем, надежды на успех, о возможности его участия в картине «Любовник» по роману Маргариты Дюра, а затем порекомендовала его, уже довольно настойчиво, на главную роль в дорогом костюмном фильме о жизни Чингисхана…
Жоэль Бастенер: «Виктор едва ли отыграл бы глянцеватого немногословного героя-любовника, беспрестанно удовлетворяющего юную Маргариту, зато никто лучше Цоя не смог бы воплотить на экране великого завоевателя, и я не сомневаюсь ни минуты, что на эту роль он точно был бы утвержден, если бы не ушел от нас за два месяца до начала кастинга. Как песчаные пустыни Казахстана, так и высокие равнины Монголии пришлись бы ему впору, ибо любые бескрайние просторы соразмерны его персональному масштабу и исключительным личным качествам, которые, собственно, и обеспечили ему его посмертную славу…»[340]
По возвращении из Америки в двадцатых числах февраля «КИНО» продолжило работу с новым менеджером группы Юрием Айзеншписом и отправилось в Новосибирск, где 24 февраля 1990 года дало концерт во Дворце спорта «Сибирь».
Как вспоминал Толмачев, концерт в Новосибирске был не первым в запланированной гастрольной сетке. Самым первым был концерт Цоя под гитару в Мариуполе, в цирке шапито. Билеты были уже давно проданы, и организаторы даже передали Толмачеву деньги. Но ненастная погода нарушила планы, и Олег не рискнул вести Цоя в плохо оборудованный зал.
Олег Толмачев: «До последнего Витя сидел на телефоне в Беляеве — вылетать не вылетать… Потом говорит: “А что ты испугался-то? Ну, отыграли бы. Не убило бы нас там током…” А я говорю: “Да как-то за тебя…”»[341]
