Эдуард Литвинов: «Я помню концерт Цоя, в Доме Братства Черноголовых… Меня тогда Коля Мейнерт туда пригласил. Помню, что сидел в первом ряду, благодаря протекции. “КИНО” было явно необычно и непривычно для меня, в смысле музыки… Это был первый и последний раз, когда я видел Цоя. Сейчас там шведское посольство. А что там тогда было — не помню. Но был маленький такой зальчик…»[236]
Марк Шлямович: «Когда на концерт приехала группа “КИНО”, я помню, они все были в черном. Почему Дом Братства Черноголовых так знаково звучит — “киношники” все в черном и Братство Черноголовых…
Причем Дом Братства Черноголовых — это было такое, как масонская ложа, здание, зал совершенно в готическом стиле. Это просто была труба, фантастика просто… Кстати, буквально в 50 метрах там находилось здание КГБ. Я выходил на сцену, объявлял их. В этом ДК были крутые фирменные стаканчики, и я всем их вручал, каждому музыканту, как память об этом. Помню, что поскольку был концерт, то все приехали с инструментами, один Георгий приехал, держа руки в карманах пальто. Ходил там… И за полчаса до концерта он объявил мне, что у него нет барабанных палочек. А вы представьте себе ситуацию — нет ни музыкальных магазинов, нет ничего вообще… Это было, как, скажем, сейчас вот резко “Шаттл” найти. Срочно. Нереально просто. Я или кто-то там нашел ему пионерские палочки… В общем, ужас просто был.
Концерт был, я могу сказать, просто труба. Помню, как журналист, я всех позвал, даже Бориса Туха, циничного, прожженного журналиста, вальяжного начальника отдела культуры газеты “Вечерний Таллин”. Он пришел такой весь, которому всё до фени, доверился, значит… И вот после концерта я подошел, спросил — ну как впечатления, концерт? И он мне сказал фразу, которую я запомнил на всю жизнь. Он сказал: “Мне показалось, что этот Цой трахнул всех сидящих в зале, независимо от пола”. Я думаю, это высочайшая характеристика…»[237]
Умение Цоя «держать» зал отмечают практически все. Мама Виктора, Валентина Васильевнавспоминала: «…однажды Юра Каспарян сказал мне, что Витя был великий шаман, который управлял тысячами людей с помощью той силы, которой он владел. И что он, Юра, никогда не мог понять, как он это делал. Виктор был очень сильной натурой. Я как-то спросила у него: “Ты же сам простой, а люди по тебе с ума сходят, почему?” Он молчит. Я спрашиваю: “Как дела-то хоть у тебя?” Он говорит: “Хорошо”. Спрашиваю: “Вить, а трудно быть таким?” Ответил: “Очень трудно”…»[238]
В октябре «КИНО» дало концерт в ДК «Красный Октябрь» на Петроградской стороне. Этот концерт стал одним из знаковых для «КИНО» и Цоя в частности.
Дмитрий Защеринский: «Это было в ДК “Красный Октябрь”… Мы отстояли давку, протолкались к двери в ДК. В дверях нас встретил кордон, состоявший из двух пожилых билетерш, которые были насмерть перепуганы ажиотажным спросом на их помещение и видом прибывающих посетителей, каких-то администраторов зала и дружинников — представителей некой формы народной милиции…
Как называлась группа, на которую мы шли, и что она играет — я не знал. Но атмосфера приближающегося действа на 180 градусов отличалась от атмосферы той жизни, в которой я жил и жило общество, и это завораживало… Начался концерт, и при виде вышедших на сцену людей зал пришел в неистовство, крики, свист и выражение эмоций зашкаливало всё виденное и слышанное мной ранее… Вышли солист, два гитариста и два ударника (что было странно). С первыми аккордами зал стал подпевать, энергия свистков и шума приобрела направленный характер, каждую новую песню зал встречал овациями и овациями провожал, в зале творилось что-то невообразимое… Так начался первый концерт Ленинградского рок-клуба, на который я попал… На сцене была группа “КИНО”.
Концерт продолжался, энергия зала пульсировала по нарастающей… Группа играла любимые песни, темп и энергия которых увеличивались… Группа и зал стояли, что придавало своеобразный визуальный дизайн… Дело в том, что “КИНО” выступало не только с двумя ударными установками (на второй, как выяснилось потом, играл Сергей Бугаев (Африка), но и с играющими в положении стоя ударниками, это не встречалось больше ни у кого и придавало ритмам большую динамику и “вертикальную архитектуру”.
Виктор Цой пел без гитары, его движения были подчинены своеобразной пластике, одет он был также своеобразно — в черный комбинезон, перетянутый ремнем электросварщика, который имел два ряда застежек. В какой-то момент у Каспаряна порвалась струна, и группа была вынуждена сделать перерыв. Музыканты ушли со сцены, в зале повисло безмолвие… Потом из-за кулис на сцену вышел Цой, уже с гитарой… Его встретили овацией… Он сказал в микрофон, что порвалась струна и нужна пауза для ее замены, а пока он сыграет один… Он начал играть, зал стал подпевать, люди знали каждое слово песни… Так я первый и единственный раз услышал живое исполнение песни, ставшей культовым произведением, — “Алюминиевые огурцы”…
Затем вышли музыканты, и концерт продолжился. Помню, в зале очень выделялась группа людей другого возраста — старше на 10–20 лет, классически одетых и сидевших прямо перед нашими местами…
Позже, через несколько лет, я узнал на фото одного из них — известного советского режиссера Сергея Соловьева, выпустившего фильм “Асса”, в тот вечер, так же как и мы, первый раз пришедшего на концерт “КИНО” со своей творческой группой…
Концерт закончился несколькими бисами, группа уходила, но ее вновь вызывали, весь зал стоял. Музыканты были мокрые от пота, такими же мокрыми были первые ряды стоящих, и вообще все, кто двигался в ритм. Овации и рукоплескания были неподдельными, живыми, сильно отличавшимися от оваций партийных съездов и пленумов, транслируемых в тот период по Центральному телевидению…»[239]
В декабре 1986 года Цой познакомился с французом Жоэлем Бастенером, которому предстояло сыграть определенную роль в истории группы «КИНО».
Жоэль Бастенер: «Я с удовольствием говорил о музыке с Цоем, который оказался более подкованным в этой сфере, чем можно было предположить. Цой всё выбирал осознанно, многое перепробовал, и у него было потрясающее чутье на мелодии…
В России у меня практически не было адекватных собеседников — меня окружали разномастные трепачи и патологические лгуны. Слушая их, я постоянно вспоминал слова Витгенштейна: “Не стоит говорить о том, чего нельзя высказать”. И был только один русский музыкант, который умел промолчать, когда чувствовал, что не может сформулировать неведомое, или не до конца понимает происходящее. Цой был единственным, кто взвешивал каждое слово. Именно поэтому его слова имеют такой большой вес, какими бы простыми и будничными они ни казались…»[240]
Заканчивался год концертами «КИНО» в Москве и Ленинграде.
Шестого декабря в московском кафе «Метелица» пробравшийся вопреки воле организаторов концерта на сцену Святослав Задерий (представлявший уже тогда группу «Нате!») исполнил две песни — «Шпиономания» и «Антиромантика», после чего устроители концерта, запуганные дежурившими в зале сотрудниками КГБ, вырубили электричество группе «КИНО». В результате толпа зрителей распевала цоевскую «Электричку» под дробь ударных, не забыв при этом слегка «настучать» по голове электромонтеру-любителю, разбиравшемуся с проводами у пульта… По счастливой случайности Сергей Борисов, заплативший червонец швейцару, смог пронести в зал видеокамеру и сделать запись, которая дошла до поклонников, правда, в несколько урезанном виде…
Сергей Борисов: «Я посещал много разных мест и выставок, таская с собой фото- и видеокамеру. Я даже не в состоянии вспомнить сразу, где я тогда успел побывать. Но некоторые события помню отчетливо: например, выступление в “Валдае”, где была и выставка и уже звучало слово “Асса” — как заклинание или боевой клич. Тенденция у многих модных центровых мест была такова, чтобы впихнуть всё самое новое и малоизвестное.
