Лондон, 1993
– Осторожно, – предупредила леди Августа, – споткнешься и упадешь.
– Где?.. Что? – Кэрол уставилась в густой туман. Вокруг фонарей были бледные ореолы, а лампочки на рождественской елке сияли призрачными разноцветными огнями. – Я еще на площади? Но здесь все спокойно. А где стрельба? И где все?
– Твои товарищи остались в своем времени. – Слова появлялись из темноты. Кэрол видела леди Августу всего лишь как немного более четкую тень в бесформенном клубящемся тумане.
– Ник! – воскликнула она. – Пен! И все остальные – что с ними сталось? – Она начинала понимать, что жива, хотя и добровольно пожертвовала жизнью. Вместо этого она вернулась в тот мир, которому принадлежала. Перемена была так внезапна, что она не могла перестать думать о тех, кого она оставила. Или оставит? Она запуталась и не находила разумный ответ, а ответ леди Августы только увеличил ее растерянность.
– Ты хочешь знать, что с ними станется? Ты уверена, что хочешь?
– Конечно хочу! Я их люблю! Хватит трюков, скажите хоть раз правду!
– Если хочешь, смотри, какое будущее их ждет.
– Да. Покажите мне. – Кэрол положила руку себе на грудь, где была роковая рана. Раны не было, и кровь не текла. И плащ цел. И все же сердце у нее под рукой билось тревожно и быстро, и ужасная боль еще не прошла – она чувствовалась, как чувствуется страшная потеря.
– Раз ты желаешь этого с таким упорством, я соизволю явить тебе одно последнее видение. Приготовься, Кэрол.
В тумане произошло какое-то движение, и Кэрол опять погрузилась в головокружительный пустой мрак. Она была не совсем одна в этом мраке. Она ощущала присутствие леди Августы, хотя и не видела свою призрачную проводницу.
– Где я?
– Смотри. – Бесплотный голос исходил из темноты, окружающей Кэрол. – Смотри. Это твой последний урок.
Постепенно из темноты проступил светлый круг. Кэрол смотрела как бы в объектив телескопа. Хотя все, что она видела, казалось очень отдаленным, она различила стену из серого камня, три деревянных столба перед ней и нескольких человек в коричневой форме народных гвардейцев. Во главе их стоял Командир Драмм, ожидая чего-то в белесом и холодном рассветном сумраке.
Появились другие гвардейцы, поддерживающие нечто похожее на три тюка тряпок. Тюки передвигались мелкими неровными шагами, и Кэрол поняла, что это люди – или то, что осталось от людей после немыслимых пыток. Она поняла, для чего эти три столба. Жалкие создания, которых тащили гвардейцы, не могли стоять, и их нужно было привязать к этим опорам.
– Зачем вы мне это показываете?
– Ты настаивала. Это последний акт, последняя сцена, – прозвучал скорбный ответ.
Со всевозрастающим ужасом Кэрол поняла, что это за ржаво-коричневые пятна на стене позади столбов. Когда заключенных привязали к столбам, к ним подошел Командир Драмм с повязками в руке.
– Не нужно повязки, – произнес разбитым голосом человек, привязанный к центральному столбу.
– Ник! – вырвалось у Кэрол. – Нет, этого не может быть!
– Нет. – Женщина слева от Ника тоже отрицательно качнула головой, отказываясь от повязки, как и ее брат, когда Командир Драмм хотел завязать ей глаза.
– Пен! Леди Августа, остановите! Заставьте Драмма остановиться!
– Я не властна это изменить. Такова участь этих людей – если настоящее и будущее останутся без изменений. А изменить что-то можешь только ты, Кэрол.
– Полагаю, ты такой же храбрый дурень, как твои приятели? И так же хочешь смотреть смерти в лицо? – спросил Драмм у человека справа от Ника.
Эта исковерканная тень могла только выдохнуть:
– Д-д-да. – Это было произнесено с такими муками, что Кэрол решила – у человека повреждена гортань. Но он, как и его друзья, пытался стоять прямо, несмотря на то что был чудовищно изувечен.
– Бэс! – крикнула Кэрол, плача от жалости. БЭС хотел ее спасти, когда Командир Драмм целился в нее, и, конечно, тот позаботился, чтобы Бэса истязали особенно страшно, поскольку он осмелился поднять станнер на самого начальника народных гвардейцев.
– Обойдемся без последних слов, – резко бросил Командир Драмм, отойдя от заключенных и присоединяясь к остальным гвардейцам. – Никто не услышит, что вы там скажете, кроме меня и моих людей, а нам на это плевать.
Ник попытался стать прямее, хотя веревки ему мешали, поднял голову и гордо посмотрел на своих мучителей. Несмотря на хладнокровное заявление Командира Драмма, Ник говорил с таким вызовом, которого никак нельзя было ожидать от человека в таких чудовищных обстоятельствах.
– Мы не умираем, – заговорил Ник, мешая слова с затрудненными выдохами, – мы любим… надеемся… по-прежнему мечтаем… о лучшем мире. Мы будем жить.
– Очаровательная теория, – фыркнул Драмм, – но боюсь, логика хромает. Когда мы вас прикончим, вам придет конец.
– Нет, – Ник задыхался, – не… не конец.
– О Боже! – закричала Кэрол. – Помоги им! Кто-нибудь, помогите!
– Гвардейцы, готовься, – приказал Командир Драмм с усталым спокойствием, показавшимся Кэрол омерзительным. – На прицел. Огонь.
– Нет! Стой! – Отчаянные мольбы Кэрол никак не действовали на происходящее. В ушах у нее резко зажужжали пули. Люди, привязанные к столбам, дернулись, а потом замерли без движения.
– Ты видела то, что хотела. – Голос леди Августы звучал как торжественный шелест в мертвой тишине, наставшей после расстрела. – Запомни это как следует.
Круг света перед глазами Кэрол уменьшался и уменьшался, пока не исчез совсем, и опять все вокруг было темно.
А в груди Кэрол, под рукой, которую она все еще прижимала к тому месту, где кровоточила рана, которую она когда-то получила за свою самоотверженность, ее сердце тихо разбилось на бесконечное количество маленьких, мучительно острых и болезненных осколков.
Кэрол была одна, леди Августа исчезла, оставив ее посреди площади. Сначала стояла полная тишина. Потом постепенно стали возвращаться звуки. Первое, что услышала Кэрол, был гудок автомобиля, внезапный плач ребенка и уговаривающий голос матери.
