Здесь же кучились вооруженные карабинами и фаустпатронами большие группы чиновников имперской канцелярии и главного телеграфа. «Эти тоже будут сражаться с русскими насмерть, — подумал Зейдлиц. — Кажется, им не на что надеяться, кроме предстоящего сражения. Сдаться в плен им не позволят: только подними руки, и в ту же секунду твою спину прошьет дежурный пулемет. Есть такой приказ. В нем сказано: «Трупы расстрелянных дежурными пулеметами не убирать». Пусть все видят, что ждет тех, кто поднимет руки. Это страшно! Раньше было иначе. В течение всей войны действовал строгий приказ Гитлера: не оставлять на поле боя убитых, погибший любой ценой должен быть доставлен к месту погребения».

Но майор Зейдлиц предпочитал остаться в живых.

«Кого же послать вместо себя в Мекленбург? Едва ли это легкое дело — пробраться через позиции русских, которые уже заняли Шенеберг. Потом — Потсдам, потом — метаться по лесам… Нет, нет, мне невозможно покинуть Берлин. Надо попросить Шульца. Шульц выполнит с честью поручение. Он смелый, решительный, преданный Германии воин. А если погибнет — вечная ему слава. Так и доложу доктору Геббельсу: послал двоюродного брата…»

Задержавшись на несколько минут в подвале какого-то дома, Зейдлиц отвел Шульца в сторону:

— Слушай, я доверяю тебе великую тайну. Поклянись, что сохранишь.

— Клянусь.

— Фюрер уходит от нас. Он оставляет вместо себя доктора Геббельса и Бормана… Тебе, Шульц, поручаю передать новому президенту Деницу вот эту секретную директиву.

Зейдлиц вынул из потайного кармана твердый хрустящий пакет.

— Не смогу, — ответил Шульц.

— Почему?

— У меня личное поручение Геббельса.

— Тише… Какое?

— Вот, — из своего потайного кармана Шульц вынул секретный приказ за подписями Геббельса и Бормана.

— Ты заслужил это доверие… Иди в строй.

Зейдлиц подозвал к себе другого телохранителя.

— Мне лично Геббельс поручил сопровождать тебя, майор, до Александерплац, где ты должен спуститься в канализационную трубу. — Телохранитель протянул ему приготовленные по заданию Геббельса костюм трамвайного кондуктора и паспорт на имя жителя Потсдама.

Зейдлиц рассердился: «Ему поручено сопровождать меня до Александерплац. Дальше он не пойдет, опасно, там русские. Значит, этому хаму приказано бросить меня на растерзание русским, а сам он уцелеет? Не выйдет!»

Входя в развалины глубокого переулка, Зейдлиц, будто поскользнувшись, взмахнул рукой, и блеснувший в темноте нож вонзился в левый бок спутника.

— Не доверяешь? Получи еще…

Обыскав убитого с ног до головы, Зейдлиц отобрал у него около трех тысяч марок и связку золотых колец.

Затем изменив маршрут, он долго петлял по улицам, чтобы сбить с толку погоню.

К рассвету подземная водосборная труба вывела его в район затишья. Линия переднего края осталась позади. Пора было выбираться на поверхность. Зейдлиц двинулся к ближайшему люку, и вдруг его руки, ноги, голова оказались в какой-то сетке. Он хотел взмахнуть ножом, но сетка прижала локти к бокам, голову к коленкам.

Над люком послышалась русская речь:

— Товарищ капитан, еще один таймень попал.

— Ну, вытягивай.

— Тяжелый, подлец! Пожалуй, около центнера весом!

— Гляди, чтоб не вырвался.

— Куда он денется!

Зейдлиц, когда его вытащили и поставили на ноги, пробормотал:

— Я служащий трамвая. Гитлер капут, иду домой.

— Товарищ капитан, этот что-то бормочет.

Человек в капитанских погонах спросил на хорошем немецком языке:

— Кто такой? Отвечай, не ври.

— Я служащий трамвая, иду домой, — повторил Зейдлиц.

— Точнее!

— У меня есть документы.

— А еще что есть, кроме документов?

Зейдлиц промолчал.

— Туров, пока не снимай с него свой «ахан». Пусть одумается.

— Слушаюсь… Разрешите обыскать? У него карманы оттопырились, и вон, смотрите, выпирает под мышкой вроде ствол пистолета или ручки ножа.

— Обыскать, — приказал капитан.

Николай Туров обшарил Зейдлица с головы до ног.

— Ну, теперь могу развязать тебя. Извини, так полагается. Мы, разведчики, народ вежливый. Нож и пистолет придется отобрать. А эти кольца возьми обратно. Это не золото, а так, одно название. Посмотрел бы ты на наше сибирское золото, на червонное, понимаешь, даже в темноте блестит. Тогда не стал бы снимать с пальцев убитых эту желтую дешевку. Настоящее золото у нас в Сибири водится, в Сибири, понял?

Зейдлиц застонал.

— Не стони, мы тебя отпустим. Только обожди маленько. Вот капитан посмотрит твои документы, и пойдешь домой. Понял?

Туров подал капитану пакет, документы, пистолет, нож.

Внезапно вспомнив, что солдат вынул у него из воротника документ, удостоверяющий, что он является тайным агентом гестапо, Зейдлиц бросился бежать.

— Вот ты какая птаха!.. Придется задержать, — сказал Туров и не торопясь вскинул автомат.

— Отставить! Взять живым! — приказал капитан Лисицын.

— Слушаюсь, — ответил Туров.

Зейдлиц, обогнув дом, вбежал в узкий переулок, собираясь спрыгнуть в первый попавший люк, но тут его встретил все тот же конопатый солдат. Как он успел оказаться впереди, этого Зейдлиц не мог понять.

— Ну, куда ты бежишь? Опять в мою рыболовную снасть угодить хочешь?

Зейдлиц не успел сделать ни одного движения, как его оторвали от земли, он повис вниз головой, как змея, которую схватили за хвост и встряхнули.

— Не дрыгайся, — предостерег его Туров, — а то все потроха через голову вытряхну…

«Черт, а не человек!» Зейдлиц закрыл глаза. Он будто знал, что рядового разведчика Турова в полку действительно называли чертом.

— Стереги как следует, — предупредил Турова Лисицын. Он жадно читал бумаги из пакета. — Повезем его в штаб армии.

Вот что было в пакете: