Вскоре лед тронулся. Многие гвардейцы остались посреди реки на льдинах. Корюков видел это. Но чем он мог помочь?.. Под руками ни лодок, ни хотя бы плохонького парома. Вот как учит тебя боевая жизнь, молодой командир полка! Смотри на то, как гибнут твои люди, и кусай локти! Кто тебя толкал козырнуть с этакой лихостью: «Разрешите выдвигаться?» Дескать, все я уже продумал, все у меня готово и предусмотрено. Хвастун… Какой же ты после этого командир полка? Хотел отличиться — захватить плацдарм. И вот провалился. Задача не выполнена… Нет, почему не выполнена? Неправда. Погляди-ка на реку. Никто не стремится плыть назад, к восточному берегу, а все, кто как может, стараются достичь того берега. Они продолжают выполнять задачу! Ты видишь, видишь, командир полка, что делается! Так почему же ты опустил руки? Не рановато ли?
И Максим Корюков решил без колебаний: коль часть людей зацепились за дамбу на той стороне Одера, значит, ему надо быть там и оттуда руководить боем: чем ближе командир к солдату в критической обстановке, тем смелее солдат. Это Корюков знал из личного опыта.
Прибывший в этот момент к переправе командир дивизии не стал его задерживать: если командир полка будет на той стороне, то командиры рот и батальонов, разумеется, не могут оставаться позади него.
3
Бурлил, бугрился, рычал сжатый дамбами осатаневший Одер. Вода серая, мутная. Льдины, как затвердевшая пена в кипятке, кружась, плыли густо, подталкивая и подминая одна другую.
Леня Прудников, забыв, что у него в руках снайперка, бегал вдоль берега от куста к кусту, не зная, чем помочь товарищам, которые с трудом держались на воде. Гранаты и оружие тянули их ко дну. Но никто не просил о помощи. Какие люди! Повозочный, раньше всех осмелившийся выкатить свою повозку на лед, сидел на ящиках с боеприпасами, он помахал Лене каской и крикнул не то шутя, не то всерьез:
— Коню овса задай…
— Бросай к черту свою повозку!..
Но повозочный видел, что течение понесло его ближе к тому берегу, и, сделав вид, что не слышит Леню, размотал веревку. Он рассчитывал зацепиться за кусты, прежде чем течение унесет его на огонь фашистских пулеметчиков, засевших ниже поворота реки. Просчитался…
«Эх, сволочи, стервятники, бьют беззащитных, а мы-то щадили их, когда они бежали по полям и перелескам Польши…».
Леня вспомнил, что у него в руках снайперка…
Две обоймы всадил он без остановки по амбразуре дзота, замеченного им на той стороне Одера. К нему подбежал Виктор Медведев.
— Делай скидку на тень и ветер, бери под правый угол козырька… — подсказал он Лене.
Леня видел: Медведев старается помочь оставшимся на льдинах товарищам. Но помогал он не так, как это делал в начале переправы Леня. Меткими выстрелами Виктор Медведев заставил замолчать пулемет противника, затем второй… И так, продвигаясь вниз по течению, он прикрывал снайперским огнем товарищей.
Леня последовал его примеру.
Выстрел за выстрелом, выстрел за выстрелом. Уже перегрелся ствол, на затворе выступили сизые пятна, стало трудно перезаряжать — сталь обжигала пальцы…
— Ну, теперь и нам пора перебираться на ту сторону, — сказал Виктор.
Леня взглянул на бурлящую воду, как в могилу: плавал он плохо. В таежных горных реках много не поплаваешь — там вода всегда холодная и почти нет глубоких заводей.
— Бежим туда!.. — Виктор бросился к паромному причалу, где снайперы полка возились с паромом. Не так-то просто было поставить паром на воду. Перед отступлением немцы изрешетили его пулеметными очередями вдоль и поперек. К тому же без конца шлепались мины: фашистские наблюдатели заметили скопление людей.
— Разойдись!..
В небе опять закружили фашистские пикировщики. Посыпались бомбы. Леня припал к земле между двух каменных плит дамбы. Его окатило водой и чуть не сбросило в пучину.
Когда немного стихло, Леня поднял голову и увидел, как от берега у паромного причала оторвалась большая льдина. В нее вмерзли подмостки. На подмостках орудие полковой батареи, и возле него коренастый солдат.
— Тогба! Тогба! Прыгай! — закричали ему с берега.
Но наводчик Тогба не внял этим крикам. Он остался у своего орудия: перед батарейцами стояла такая же задача — переправиться на тот берег и обеспечить штурм высоты огнем прямой наводки.
— Утонет, вместе с орудием утонет! — Леня встревожился не на шутку, видя, что льдина удаляется от берега.
Что ни говори, льдина не маленькая, но тяжелое орудие может утопить или перевернуть ее. Вот она уже накренилась…
Наводчик Тогба не растерялся. Переходя с одной кромки льдины на другую, он своим весом не давал льдине увеличить крен.
Через несколько минут наводчик с орудием уже достиг середины Одера. Льдина двигалась довольно быстро, наискосок к тому берегу. Оказалось, к орудию был привязан трос, который тянули с того берега.
Лишь у самого берега орудие вместе с Тогбой бултыхнулось в воду. Казалось, отважный наводчик решил не расставаться с ним и под водой. Казалось, все кончено. Но Тогба выплыл. Высунувшийся из воды ствол орудия подхватили автоматчики. Одер, будто отказавшись от борьбы, выпустил орудие на сушу.
— Молодцы! — крикнул Леня.
Глядя в оптический прицел, он заметил на том берегу Максима Корюкова.
— А мы все еще здесь мечемся! — Леня взглянул на Медведева.
Взрыв бомб и пальба мешали им разговаривать. Они без слов поняли друг друга и побежали вдоль дамбы вверх по течению. Они надеялись высмотреть льдину побольше и на ней по примеру всех переправиться через Одер.
— Стойте! Куда вы? — остановил их комсорг полка, долговязый лейтенант Движенко. — Давайте сюда!
Движенко уже во второй раз пересек Одер в раздобытой где-то небольшой лодке. Лавируя между льдинами, он переправлял на ней людей, переправил и Корюкова.
Уже сидя в лодке, Леня оглянулся назад. Ему говорили, что Одер в этом месте узкий — сто, сто двадцать метров. Какой, черт, узкий. Эти сто метров показались ему длиннее ста километров.
— Давайте быстрее грести… хоть касками…
Совсем неподалеку разорвалась мина. Горячая волна воздуха и холодная вода ударили Леню в лицо, сорвали с головы каску. Он упал на дно лодки и тут же увидел, как в пробитый осколками борт хлынула вода. «Что делать? — подумал он в страхе. — Выпрыгнуть в воду и вплавь обратно, к восточному берегу? Но разве можно… немцы уже пристрелялись».
Медведев, закрывая вещевыми мешками пробоины, мотнул головой: дескать, не робей, если тонуть, так вместе.
Движенко как сидел, так и остался сидеть на корме.
— Греби ладонями! — крикнул он и начал отталкиваться своими длинными ногами от наплывшей на них льдины, стараясь направить лодку к западному берегу.
Вода в лодке поднималась все выше. «Все равно придется выбрасываться, — подумал Леня, — вот и отвоевался. Пойду ко дну, как топор, рыбам на довольствие. Тут, видать, глубоко».
Проворно работая прикладом винтовки, как веслом, Леня смотрел в воду, и ему казалось, что она похожа на разверстую пасть какой-то гигантской рыбины и эта рыбина изготовилась проглотить его. В глубине перевернутое небо, рваные облака, а между ними самолеты. Они будто стремились вынырнуть из воды у самого борта лодки. На секунду Леня даже поверил, что они покажут свои носы где-то вот тут, под рукой. И тут же по воде пробежала густая цепочка фонтанчиков, затем послышался треск пулеметов. Это стрелял немецкий штурмовик-истребитель. Теперь Леня вспомнил, что у него в руках снайперка, и, уже не обращая внимания на то, что делается с лодкой, выстрелил как раз в тот момент, когда самолет стал выходить из пикирования. Затем вложил в магазин обойму с бронебойно-зажигательными пулями и, когда самолеты, сделав второй круг, пошли в пике один за другим, он спокойно, не торопясь, как это делал в тайге, когда ему не угрожала никакая опасность, прицелился. Выстрел… второй! Именно второй выстрел по следующему самолету был, кажется, самым удачным. Пуля встретила цель точно. Под крылом самолета заструилась синяя лента. Она будто зацепилась за что-то в воздухе и стала раскручиваться так стремительно, что, казалось, пройдет еще несколько секунд — и от крыла самолета ничего не останется. Но этого не случилось. Самолет просто воспламенился.