Как мы приходим к теории принципа? Здесь мы основываемся на очевидной аркаде противоречий: любой процесс по своей сути представляет собой гомогенную полипотентную возможность, она ограничена лишь условиями (поэтому мы обычно имеем дело с вероятностью), но, несмотря на эту гомогенность и полипотентность в основании, в результате мы имеем потрясающий мир – уникальный, разнообразный; и вместе с тем, несмотря на индивидуальность своих проявлений, он поражает своей целостностью и системностью. Как решить эти противоречия?

Очевидно, что простым мудрствованием этого сделать не удастся, и тут на помощь приходит опыт психотерапевтической работы. Анализируя динамику процессов личностного роста, процессов осмысления нового опыта пациентами и другие данные, мы оказываемся на пороге новой теории. Отличительные ее особенности заключаются в том, что она не работает ни с содержательными аспектами бытия (которых существует неограниченное множество, в связи с чем и решения представляются здесь весьма условными), ни с формой (практически по той же самой причине), а лишь с процессуальными структурами.

Мы называем эти процессуальные структуры – принципами, они всегда оказываются в основе любого знания и пронизывают все сферы бытия идентичным образом. Это кажется нам удивительным и ценным по целому ряду причин – эффективность, технологичность, достоверность результатов и простота, что, конечно, немаловажно. Принципы, осознаваемые не как факты действительности, а как инструмент познания, оказываются идеальным инструментом (способом, методом) получения нового знания. Все теоретические положения, кроме собственно опытного доказательства, имеют и логико-философское обоснование.

Принцип представляется нам не материальной и даже не идеальной реальностью, он обладает какой-то своей, доселе нам не известной сущностью и, проявляясь в различных сферах, каждый раз овеществляется по-разному. Таким образом, на практике, в жизни, мы имеем дело не с собственно «телом» принципа, а лишь с овеществленным принципом, многообразие же вещественного мира столь велико, что под этой мишурой вещей действительно трудно заметить сам принцип, но при соотнесении процессуальных паттернов вещественно отличных сфер это оказывается возможным.

Новая методология выстраивает гносеологическую модель мира, где эволюционно (относительно нашего способа познания), последовательно располагаются фундаментально отличные друг от друга гносеологические миры: сущностей, вещей и закономерностей, а уже соответственно им – гносеологические уровни, характеризующие формы научного познания. Коротко это можно представить следующим образом: взрослый человек в процессе познания акцентируется в первую очередь на закономерностях – мы смотрим на ручку и при ее описании прежде всего начинаем с ее функции, само название – «ручка» – семантически несет в себе прежде всего функциональный аспект: «ею можно писать на бумаге» и т. д. Итак, самый «высокий» гносеологический мир – это «мир закономерностей», для познания которого необходим системный подход (как мы увидим в теории – он закрыто-системен).

Что является основой «мира закономерностей»? Естественно – «мир вещей», с целью познания которого человеком используется частная форма научного познания, и это как бы второй пласт, или уровень, гносеологии. Только после того как преодолен барьер всплывающих перед нашим сознанием закономерностей, мы можем увидеть собственно «вещь». Но что лежит в основании, на чем основывается мир вещей? С точки зрения новой методологии, для существования вещи необходима возможность вещи, а это ее сущность; структура же возможности – это и есть система принципов. Именно принцип, таким образом, образует третий гносеологический уровень и обеспечивает открытое системное познание.

Выделение мира возможности и принципа как его структуры в союзе с вновь создаваемым языком позволяет решить давно уже поставленный в научном мире вопрос об открытом системном познании. Под открыто-системным познанием мы понимаем такое познание, которое будет иметь общую системообразующую основу, но вместе с тем определит и предуготованность этой системы к поступлению в нее совершенно нового, возможно даже непредсказуемого опыта.

В научном мире пока возможно только закрыто-системное познание, основой которого всегда является какая-то закономерность, будь то дарвиновская теория эволюции или любая из существующих космологических теорий. Но, как мы уже писали выше, мир закономерностей вторичен миру вещей, следовательно, появись в существующей системе, основанной на какой-то закономерности, вещь, которая не основана на данной закономерности, – и система даст трещину. Самый распространенный пример – кризис классической механики под напором предложенных Эйнштейном противоречий. И это не исключительная ситуация – закон Архимеда, например, не работает в невесомости, закон Ома недействителен в условиях низких температур и т. д.

Возможность вещи и, соответственно, принцип по определению и сути своей не принадлежат миру вещей, а лежат в его основе, «под ним». Нет и не может быть в мире такой вещи, которая бы противоречила системе, в основании которой лежит возможность, структурированная принципом, поскольку, с одной стороны – она ее возможность, а с другой – принцип инореален. Все это просто не позволяет системе и вещи противоречить друг другу. И более того, поскольку принцип процессуален и нефактуален, это и вовсе лишает вещь, а также закономерность, с одной стороны, и возможность с принципом, с другой, если так можно выразиться, – поля боя.

Новая точка обзора развивающегося общества – это человек. Но объявить об этом и соответственно изменить обстоятельства, способ думать – это не одно и то же. А ведь все, чем мы обладаем, – это человек. Все, что мы можем, – может человек. Все, что служит нам основой и перспективой, – человек. И самое главное, что нужно каждому из нас, – это человек. Человек – это золото, которое притаилось у нас под ногами и ждет своего часа, чтобы заблестеть в лучах восходящего солнца. И поэтому мы должны понять, что есть человек, как мы можем помочь ему реализовать себя, какими путями возможно актуализировать его резервы. Мы должны узнать его как конкретного индивида и как феномен, увидеть, каковы его перспективы и потенцирующие силы его развития. Вот почему мы обращаемся к тому, что составляет основное отличие человека от всего, с чем нам приходится сталкиваться в природе, – к его, человеческой, психологии.

Именно там в кратчайшие сроки реализуются всевозможные стратегии, процесс апробации достаточно скор, поскольку нет более пластичного материала в окружающем нас мире, сопоставимого по уровню организации, нежели душевная сфера человека. Там и проглядываются ростки новой методологии. Что же с необходимостью должна обеспечить новая методология?

Очевидный крах закрыто-системного познания обращает нас к поиску путей создания по-настоящему открытых систем. Блистательные философы и, что особенно ценно, выдающиеся психотерапевты, непосредственно работающие с человеком, приходят к выводу о существовании неких «живых понятий». Эти понятия несодержательны, неконтекстуальны, но закономерны по сути, а это позволяет наблюдать, как одно и то же «живое понятие» определяет существование совершенно отличных друг от друга систем.

Но это уже второй шаг, а первый – это определенность в точке обзора, но эта методологическая четкость редко осознана и продиктована в большинстве случаев гордой убежденностью в своей жизненной позиции носителей этого мировоззрения.

Фредерик Пёрлз, обосновавший точку обзора своей теории в личности человека, так характеризует свое жизненное кредо: «Я ответственен только за себя. Я возмущаюсь вашими претензиями ко мне, поскольку я возмущаюсь любыми вторжениями в мой образ жизни».[2] Такая же точка обзора у Карла Роджерса, хотя в его теории все большее место отводится другому человеку – Другому – и отношениям с ним. Вот как Карл Роджерс пишет о себе: «Я нахожу, что добиваюсь большего успеха в отношениях с другими людьми, когда я могу воспринимать себя и быть самим собой, принимая себя таким, каков я есть».[3] У Якоба Морено точка обзора уже полностью перенесена в «других», в «социум», его точка обзора – это отношение, без которого человек невозможен: «Между мной и другим нет посредника. Я непосредственен в общении. Я не один только в общении, будь я Богом, дураком или глупцом. Я освящен, я исцелен, раскрепощен в общении».[4] Что это, как не убежденность в собственном мировоззрении первого, второго и третьего – воплощенная в теориях?