— Да, есть, сейчас позвоню, — обрадовался Олег Львович.
Он расстегнул портфель и долго там искал телефон. Потом, вспомнив о том, что телефон лежит в другом месте, достал его из бокового кармана пиджака и начал торопливо набирать номер.
Пальцы его рук дрожали, два раза он попал не на ту клавишу, после чего набор приходилось начинать сначала. Он ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Мужчине явно было не по себе.
Когда номер был всё-таки набран, Олег Львович поднес трубку к уху, но в трубке было тихо.
— Может быть, номер не тот? — спросила Говорова, поняв, что никто не отвечает на вызов.
Олег Львович поднес телефон к лицу, посмотрел на дисплей аппарата. Затем правой рукой он стал гладить область сердца, а левой попытался положить телефон в карман пиджака, но промахнулся. Телефон выскользнул из его руки и с громким стуком упал на металлический пол кабины лифта.
Нина Михайловна охнула.
Олег Львович произнёс ослабшим голосом:
— Здесь нет связи, кабина лифта экранирована.
Говорова догадалась, что с Олегом Львовичем что-то происходит, но понимала в чём именно дело. События, которые происходили с ними в течение последних двух минут, не могли, по её разумению, довести цветущего мужчину до предынфарктного состояния.
— Да не волнуйтесь вы так, — попыталась успокоить его Нина Михайловна, — протокол мы с вами в любом случае составим, решение собрания можно будет признавать незаконными, судья рассмотрит все в десять дней.
Мужчина посмотрел на нее невидящим взором.
— Мне плохо, у меня останавливается сердце, мне никто не поможет, — сдавленным полушепотом сказал Олег Львович, — лифт не откроют, пока я не умру. Неужели вы не боитесь оставаться вот так, без помощи, внутри этой могилы?
Мужчина со всклоченными волосами, со сбившимся на бок галстуком приблизил к ней свое лицо и говорил, брызгая слюной. Его глаза, всего лишь час назад смотревшие на нее уверенно, были безумны.
— Олег Львович, у вас клаустрофобия[26]? — спросила Говорова, догадываясь о причине происходящего.
Олег Львович смотрел на неё молча, проглатывая слюну.
— Не надо бояться этого лифта, нам обязательно помогут. — стараясь говорить спокойно, произнесла Нина Михайловна, — Вы успокойтесь, медики рядом, скоро откроют дверь, дышите глубже, спокойнее, мы продержимся эти полчаса.
— Почему полчаса? — тут же спросил Олег Львович.
— Ну, не может же это заточение длиться дольше, — несколько растерявшись сказала Говорова, — Мы сейчас позовем людей на помощь, дайте я постучу по двери.
Она стала стучать кулаком в закрытые двери кабины. Двери грохотали под ее ударами, и шахта лифта отзывалась гулким эхом. Никаких других звуков вокруг пленников лифта не было.
Олег Львович забился в угол кабины, весь сжался, закрыл ладонями уши, было видно, что от этого шума ему становится хуже.
Нина Михайловна, заметив его состояние, прекратила стучать и приблизила свое лицо к бледному лицу мужчины.
— Олег Львович, что с вами происходит?
— Со мной? Да, я знаю, что со мной происходит. Я боюсь остаться без помощи, когда мне плохо, — он говорил с заметной одышкой — а сейчас мне никто не поможет, посмотрите, как оно бьется.
Он взял руку Нины Михайловны и приложил к своей груди.
Не волнуйтесь, до университета я закончила медицинское училище и год работала в больнице, — Нина Михайловна старалась говорить спокойно и уверенно, — я вам помогу.
— Вы мне поможете? — недоверчиво спросил он, заглядывая ей в глаза.
— Да, помогу, примите вот это.
Она достала из сумочки упаковку валидола и извлекла одну таблетку.
— Что это такое? — спросил Олег Львович, и его рука потянулась за таблеткой.
— Валидол. Вам станет лучше.
— От валидола не может стать лучше.
Он размахнулся в узкой кабине и швырнул в стенку таблетку, которую успел взять с ладони Нины Михайловны.
— А как вы раньше пользовались лифтом? — стараясь занять мужчину разговором, спросила Говорова.
— А никак. Я ходил по лестнице, так для здоровья полезней, и на метро никогда не ездил, у меня всегда был автомобиль.
Нина Михайловна взглянула на часы. С момента их заточения прошло немногим менее 20 минут.
— Ослабьте ремень, давайте снимем ваш пиджак, — продолжала она играть роль опытной медсестры.
Нина Михайловна стянула с него пиджак и своим платком вытерла пот с его лба. Мужчина не сопротивлялся. Она взяла его за руку, нащупала пульс.
— Послушайте, — оживлённо сказала она — у меня ведь тоже есть мобильник. Как же я про него забыла?
Нина Михайловна достала из сумочки свой мобильный телефон, который тут же выхватил у неё из руки Олег Львович.
Дайте мне, вы не знаете номера, — сказал он и грубо вырвал телефон из её руки.
Он покрутил её телефон в руках, набрал номер, поднёс телефон к дверям кабины лифта и пробормотал:
— Так, связи здесь нет, надо попробовать раздвинуть двери.
С этими словами Олег Львович попробовал слегка раздвинуть сомкнутые двери и в образовавшуюся щель выставил руку с зажатым в ней телефоном. Когда ему это удалось, он вдруг громко охнул, схватился свободной рукой за левый бок, а телефон Нины Михайловны, выскользнув из его руки, с громким стуком упал в шахту лифта.
— А-а-а-а, — утробно завыл мужчина, пнул свой бесполезный телефон, лежавший на полу кабины, и вдруг, закатив глаза, стал заваливаться влево и оседать вниз. Его колени подогнулись и он, в неестественной позе, с полузакрытыми глазами, сполз на пол тесной кабины, заняв почти все свободное пространство.
Нина Михайловна, лихорадочно попыталась нащупать пульс на его руке. Ее руки тряслись. Пульс на бесчувственной руке мужчины не находился. Она попробовала нагнуться, чтобы приложить ухо к груди и послушать, как бьется его сердце, но теснота в кабине не позволяла ей это сделать. Она поднесла свою руку к его губам, но не смогла понять: дышит он или нет. Она постаралась взять себя в руки и еще раз попытаться найти пульс на его руке. Пульс по-прежнему не находился.
Нине Михайловне показалось, что она сходит с ума и её охватила паника.
Она стала всхлипывать и лихорадочно причитать.
— Господи, помоги! Статья сто девятая, причинение смерти по неосторожности. Если докажут. Но с работы уволят. Нет, не докажут. А почему лифт встал? Начнут копать — получат показания. Господи, я так боюсь покойников. Господи, помоги!.
Из глаз у нее хлынули слезы, которые она не вытирала, а размазывала, из-за чего на щеках появились черные полосы. Ломая ногти, она попробовала открыть двери лифта, но те не поддавались. Тогда она принялась бить из всех сил по дверям и по стенам кабины, вначале руками, а после и ногами.
— Откройте, откройте, здесь покойник, он умер из-за вас, мы все его убили, включите лифт немедленно! — кричала Говорова, — Я не хочу быть убийцей, мы не имели права. Откройте, я не пойду на собрание, выпустите меня отсюда! Включите лифт немедленно, я больше не буду в этом участвовать!
Грохот в лифтовом колодце стоял неимоверный. Через полминуты кабина лифта вдруг дрогнула и стала опускаться вниз.
Нина Михайловна, до тех пор, пока лифт не остановился и его дверь не открылась, продолжала стучать, так и не поняв, что ее избавление уже близко.
Замолчала она только тогда, когда половинки двери разъехались, и всхлипывающая Нина Михайловна оказалась на площадке первого этажа перед группой людей, столпившихся у лифта.
Шер и Расин стояли на площадке первого этажа, прислушиваясь к тому, что происходило в шахте лифта.
Услышав гулкие удары по двери лифта, Шер повернулся вправо и громко сказал:
— Сергей, спускай лифт скорее. Там что-то произошло.
Помощник Шера тут же метнулся к щитку управления.
Когда дверцы лифта открылись, то все увидели в лифте заплаканную Нину Михайловну. В углу кабины лежал Олег Львович, в другом углу валялся его портфель.
Нина Михайловна поднесла ладони к лицу и постояла так несколько секунд. Все молчали, глядя на нее. На ватных и негнущихся ногах она сделала первый шаг, затем — второй и, переходя на бег, кинулась на улицу.
