Милое, простенькое дельце. Два враждебных лагеря. Борются друг с другом, борются со мной. Добавьте сюда стрельбу по людям и похищение Растона. События не имели логической отправной точки. Они начались неизвестно где, и их путаница шла кругами. Я сильнее вдавил в пол педаль газа.

Когда я свернул на подъездную дорогу, Харви уже ждал меня в открытых дверях. Я махнул рукой, давая знак идти в дом, и, следуя по посыпанной гравием аллее, доехал до того места, где недавно били Гента-младшего. После нескольких неудачных попыток я отыскал их след и пошел по нему. Везде виднелись отпечатки ног на мягком дерне, обломанные веточки, погнутые стебли цветов, отброшенные камешки. Я обшаривал взглядом каждый дюйм тропы и газона по сторонам. Было бы легче, если бы я знал, что ищу. А так мне понадобилось двадцать минут, чтобы дойти до стены.

Там-то он и лежал. Лежал на виду у всякого, кто посмотрит в ту сторону. Сверкающее белизной пятно на темном фоне, слегка помятый, но все еще заклеенный пакет.

То самое.

На ощупь в нем было что-то вроде пачки открыток или фото. Пожав плечами, я сунул его в карман, не распечатывая. Я принялся шарить в траве и раздвигать ногами кусты. Ничего. Я присел и оглянулся, надеясь еще уловить в траве отблески солнца на металле. Примерный расчет траектории, сделанный мной из комнаты Рокси, указывал на это место, как на точку, из которой произвели выстрел, но я нигде не видел пустой гильзы. Черт, но стрелять ведь они могли из револьвера, тогда гильзы и не должно быть. Или вообще стреляли не из пистолета Йорка, а из какого-нибудь другого. Хотя нет. Оружием тридцать второго калибра пользуются для самозащиты. Тот, кто хочет убить, выбирает тридцать восьмой или еще более крупный калибр, особенно при таком расстоянии. Я опять прикинул дистанцию до окна Рокси. Отсюда даже в дом попасть — и то нужно целиться с углом превышения в тридцать градусов. Тип, ухитрившийся попасть в окно, должен быть не просто хорошим, но прямо-таки небывалым стрелком. Только ему пришлось бы стрелять из ямы в земле. Больше здесь негде было спрятаться. Все это, конечно, в том случае, если тут сработал кто-то третий, а не один из тех двоих.

Махнув на все рукой, я вернулся к машине и, обогнув дом, подкатил к подъезду.

Послушный долгу Харви уставился на мою грязную одежду.

— Вы попали в аварию, сэр?

— Вроде того, — весело согласился я. — Как мисс Мэлком?

— Прекрасно, мэр. Утром был доктор и сказал, что никакой опасности нет.

— А мальчик?

— Все еще очень возбужден после всего перенесенного. Доктор опять дал ему успокоительное. Паркс постоянно с ним. После вашего ухода он и шагу не сделал из комнаты.

— Хорошо. Кто-нибудь заходил?

— Нет, сэр. Несколько раз звонил сержант Прайс и просил вас связаться с ним.

— Ладно, Харви, спасибо. Как вы думаете, найдется здесь что-нибудь съестное? Я до смерти хочу есть.

— Разумеется, сэр.

Я взбежал по лестнице и постучал. Голос Билли осторожно осведомился, кто там, и когда я ответил, он отодвинул кресло от двери и повернул ключ.

— Здоров, Билли.

— Привет, Майк… Черт, что случилось?

— Меня возили прокатиться.

— Господи, и ты так спокойно об этом говоришь?

— Почему бы и нет? Ему-то пришлось возвращаться пешком.

— Кому?

— Пока не знаю.

Рокси улыбнулась мне с кровати.

— Иди сюда и поцелуй меня, Майк.

Я шутливо ткнул ее пальцем в подбородок.

— На тебе быстро все заживает.

— Заживет еще быстрее, если поцелуешь.

Я повиновался. Ее рот был полон горящих маков.

— Хочу еще.

— Когда тебе станет лучше.

Я сжал ее руку. Прежде чем войти в комнату Растона, я отряхнулся перед зеркалом. Он услышал, как я входил, и сейчас сиял улыбкой.

— Привет, Майк. Ты сможешь теперь оставаться здесь подольше?

— О, может быть. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Отлично, только слишком долго лежал в постели. У меня устала спина.

— Думаю, сегодня тебе можно будет встать. Я скажу Билли, чтобы он погулял с тобой вокруг дома. Я бы и сам это сделал, да надо закончить одну работенку.

— Майк… как там? Я имею в виду…

— Не надо об этом, Растон.

— Мне только это и идет в голову, когда я лежу без сна. Все думаю о той ночи, об отце и мисс Грэйндж. Если бы я только мог сделать что-нибудь с пользой, мне стало бы легче.

— Самое лучшее, что ты сможешь сделать, — это оставаться здесь, пока все не определится.

— Я читал в книгах… они ничего из себя не представляют… но иногда полиция пользуется жертвой, как приманкой. То есть, ее подставляют преступнику, чтобы вызвать его на новое покушение. Ты не думаешь…

— Я думаю, что тебе не занимать отваги, если ты предлагаешь такую штуку, но не согласен. Есть сколько угодно других способов. А теперь давай-ка одевайся и ступай проветриться.

Я откинул одеяло и помог ему слезть с постели. Он не совсем твердо держался на ногах, но через несколько минут освоился, улыбнулся и пошел к шкафу. Я позвал Билли и сказал ему, что делать. Билли не пришел в восторг от моей затеи, но время было дневное, а я пообещал держаться поблизости, и он согласился.

Я оставил их вдвоем, подмигнул Рокси и спустился вниз. Подхватив с подноса Харви пару сэндвичей и чашку кофе и поблагодарив, с набитым ртом, я прошел в гостиную и устроился в глубоком кресле. Впервые о моего приезда в камине пылал огонь. Старый добрый Харви. Я умял первый сэндвич и запил его кофе. Лишь после этого я достал из кармана конверт. Он был криво заклеен, должно быть клапан прилип на место, отсырев от утренней росы. Мне вспомнилось выражение, появившееся на лице Гента-младшего, когда он взглянул на содержимое конверта. Интересно, станет ли и мое лицо таким же.

Я открыл конверт и достал шесть фотографий. Теперь я понял, почему Гент-младший был так возбужден. Единственной одеждой двух женщин на фотографии были туфли. А на Майре Грэйндж вообще только одна туфля. Она улыбалась. Улыбалась широко и похотливо. Лицо Элис Николс выражало предвкушение. Снимки представляли порнографию худшего пошиба. Я насчитал их шесть. Все разные, обе участницы узнавались с первого взгляда, но снимки были сделаны без их ведома, они не позировали сознательно… Впрочем, Майра Грэйндж действительно не позировала.

Я рассматривал снимки добрых десять минут, прежде чем до меня дошло. То, что я принимал за кайму вокруг фотографий, сделанную при печатании, на самом деле было частью самих снимков. Их сделали скрытой камерой, установленной за полкой, а рамкой оказались края каких-то книжек, которыми замаскировали аппарат. Скрытая камера и часовой механизм, срабатывающий через определенные промежутки времени.

Нет, Майра Грэйндж не позировала, а вот Элис Николс — да. Она специально так маневрировала, чтобы Грэйндж все время находилась в фокусе.

Как мило, Элис. Как ловко вы с Йорком подстроили западню для Грэйндж. Западню, с помощью которой обезвредили другую западню.

Я закурил и спрятал карточки в карман. Кусочки ложились на свои места, образовывая внешние края картинки-загадки. Грэйндж держала у себя старое завещание. Почему? Добровольно ли Йорк отписал ей все свое состояние? Или же его заставили? Если она держала козырь на своего босса… что-нибудь крупное… обязательно крупное… то она могла прижать его со всеми шансами на успех. Но через какое-то время Йорк проведал о ее повадках и увидел выход. Черт возьми, теперь все приобретало смысл. Он подлизывался к Роде Гент, умасливал ее подарками, потом попросил об услуге — предложить себя Грэйндж. Она отказалась, и он принялся обрабатывать Элис. Ему следовало с нее и начинать. Элис и без того лишена предрассудков, а доля в завещании Йорка означала для нее возможность пожить как следует. Она строит глазки Грэйндж, та строит глазки Элис, и представление разворачивается при ярком освещении и перед наведенной камерой. Элис передает негативы Йорку, тот раскрывает карты перед Грэйндж, грозя опубликовать снимки, и Грэйндж выходит из игры, но старое завещание придерживает, надеясь на какой-нибудь новый поворот событий, который заставит Йорка передумать. Например, на что-нибудь вроде топорика для мяса? Это вязалось с тем, что рассказала мне Рокси, и даже объясняло большую игру из-за снимков. Гент-младший как-то узнал о них, возможно от сестры. Если бы ему удалось представить их в суд, он смог бы показать, как Элис заработала свою долю, и отогнать ее от пирога. Тогда, по крайней мере, у семейки появились какие-то шансы поделить между собой четверть наследства. С одним из враждующих лагерей разобрались. Вторым должна быть Элис. Ей нужно было завладеть снимками, пока до них не добрался Гент-младший… или кто-нибудь другой.