Ночь ему пришлось провести вполглаза, поддерживая три костра, в середине — спали дети, а он подбрасывал в огонь сучья. Уже привычных колючих кустов здесь не росло, да и какой куст вместил бы такую ораву? Зато было время распределить уровень, взятый за гоблинов, вложился в магию огня, решив развивать ее первой из стихийных школ, заклинаний пока нет, но опять же таки благодаря тому сайту он знал, что если прокачивать какую нибудь любую школу магии, то с определенного предела станут доступны некоторые заклинания без покупки, не знающий этого человек их купит раньше, чем они появятся. И уже привычно очко в ловкость.
Встав, пришлось убить все утро жаря и запекая рыбу из десяти вершей, зря он поставил свои две, рыбы и так было бы много. После этого отправились дальше. Дети уже совершенно его не боялись и не стеснялись, сам себе казался пионервожатым с группой в турпоходе. Но все же было видно, что это лесные жители, в том как они шли или выбирали дорогу чувствовался недоступный не лесовикам инстинкт.
Дойти до самого поселения им не удалось, их встретили раньше. Ни что не предвещало встречу. Детишки без умолку болтали друг с другом, не забывая наполнять шлем — ведро ягодами, Дримм, смотря на них, тоже расслабился, к тому же сказывалась бессонная ночь.
Опомнился только тогда, когда не услышал детских голосов. Оглянулся на детей, они стояли сбившись в кучку с испуганным видом. Сперва подумал, что пропустил какую‑то опасность, приготовился к бою, крепче сжимая щит и копье, но затем до него дошло, что в случае опасности детишки уже бы разбегались, а не наоборот сбивались в кучу, да и при повторном взгляде показалось, что вид у них скорее виноватый, чем испуганный, такой взгляд бывал у дедушкиного пса, когда он что нибудь натворит и ждет неминуемого наказания.
Сперва Дримм их даже не увидел, настолько они сливались с лесом, хотя и не прятались, а стояли буквально в пятнадцати метрах перед ним. Три фигуры: квелья, взрослые, покрупнее его подопечных. Стоящий впереди совершенно точно являлся шаманом, поскольку его одеяние почти один в один повторяло снарягу убитого им ранее гоблинского шамана: множество амулетов, мешочков, посох, правда украшенный сверху не черепом, а сложной фигурой из прутьев, косточек мелких животных и цветных ленточек. Все тело шамана украшали косы из его шерсти, даже на руках и ногах, туда же и был вплетен весь этот инвентарь, в отличии от гоблина где все это было пришито на одежду. Стоящие справа и слева от него квелья ничем особенным не выделялись, в руках копья с наконечниками из рога, на теле уже знакомая по детям сбруя из кожаных ремешков. Больше никого не было видно, но Дримм не обольщался, если этих он увидел с трудом, когда они не прятались, то спрятавшихся вокруг могла быть хоть сотня, и он их не увидит, пока они сами не захотят. Молчание затягивалось. Взрослые квелья во главе с шаманом молча стояли и не двигались, дети сбились в испуганную кучку, Дримм застыл настороже, не зная откуда ждать опасности и как закрыться щитом со всех сторон сразу. Это напряженное молчание могло закончиться очень нехорошо, но сами того не желая выход из этой сложной ситуации нашли дети, с радостными криками бросившись к стоящей перед ними тройке и в лес. Причем каждый ребенок бежал к конкретной точке, где его встречала будто соткавшаяся из воздуха фигура, как он позже узнал — не просто фигура, а родитель каждого конкретного ребенка, видимо дети в отличии от него точно знали, кто где находится. К стоящей впереди тройке бежали двое: Аясова и лучшая по плетению корзин Тичава. И если Аясова кинулась к стоящему справа от шамана воину, то Тичаву подхватил на руки сам шаман. Некоторое время между квелья шло бурное общение, дети тараторили без умолку и хвастались его подарками и сплетенными ими вершами, родители видимо их журили и расспрашивали, беспокоились нет ли у них ран, в этом все родители одинаковы, поэтому догадаться о содержании разговоров было несложно. К разговору присоединились еще несколько квелья, вышедших из леса, они внимательно рассматривали верши, вертели в руках железное оружие, по очереди пытались надеть шлем и обменивались мнениями. Пока вся эта вакханалия происходила, Дримм, уже опустив оружие и не ожидая нападения, с любопытством разглядывал общающихся. Похвалил себя за догадку, всего квелья было около тридцати, кроме копий с уже знакомыми роговыми наконечниками у каждого вокруг левой руки был намотан кожаный ремень, праща как у гоблинов.
Ну вот, по видимому все было рассказано и осмыслено, пришло время решать с чужаком, то есть с ним. Детей приструнили, вперед вышла уже знакомая ему тройка, во главе с шаманом.
— Благодарю тебя неизвестный герой из великого и древнего народа фейри. Дозволенно ли мне будет узнать твое имя и пригласить тебя к нашим кострам, что бы отпраздновать спасение и возвращение к нам, наших пока еще глупых, но всегда любимых детей? — шаман говорил на чистейшем языке фейри, а не на той малопонятной тарабарщине с вкраплениями фейрийских слов, которую он привык слышать от детей.
— Меня зовут Дримм и я рад принять твое приглашение. Позволь узнать и твое имя, о великий шаман народа квелья? — Немного высокопарно получилось, но шаман сразу задал такой слог, ответить как то более просто — выставить себя косноязычным примитивом, не способным связать двух слов красиво. Вообще умение красиво говорить всегда ценилось, что у так называемых '' нецивилизованных ''народов, что у тех кто считает себя вершиной развития цивилизации. Еще в той жизни хорошо подвешенный язык не раз выручал его и облегчал жизнь при общении с разными вождями, старейшинами, главами местных администраций. Разница между ними в конечном счете была не велика, все всегда зависело от конкретных людей и личной симпатии или антипатии.
— Мое имя Фав — Флох что на вашем языке значит Старый Хитрец, ты правильно догадался, я Великий шаман, старший над шаманами 19ти племен народа квелья. И я рад приветствовать тебя и благодарить и от себя лично за спасения моей внучки, и от всего моего родного племени за спасение наших детей, — закончив со словословиями шаман махнул рукой и все, включая Дримма, двинулись за ним.
Только на следующий день Дримм догадался, что пир проходил в самом центре поселения, на чем то вроде площади. В настоящий момент он думал, что его привели на специально подготовленную поляну. Само место пиршества было оформлено небольшими плетенными циновками, положенными в стык и образующими единый огромный сложный узор. По краям этого своеобразного пазла расставлены шесты с плетенными шарами наверху, внутри которых горел неяркий свет, по стрекотанию догадался, что лампочками служат светлячки, причем осветительные шары были сплетены с очень большими зазорами, и при желании светляки могли улететь, но не делали этого. Видимо лесные жители как то сообщили обо всем произошедшем соплеменникам, и те за четыре часа, что они шли до поселения, успели все это приготовить. За время пути старый шаман расспросил о его взгляде на события с гоблинами и о жизни в форте, даже закинул пару ''удочек'' о том, что было до этого. О схватке и жизни в форте рассказал, стараясь нечего не скрывать, а про жизнь до форта — ничего, отделался общими фразами по игровой легенде. Про племя узнать удалось немного, Старый Хитрец не спешил делится информацией, смог только выяснить, что в этом поселении живет около 200 квелья и в полтора раза больше в маленьких поселениях вокруг, все они считались одним племенем. Также удалось познакомиться с отцом Аясовы являвшимся формальным вождем, но как он понял вся власть что светская, что духовная принадлежала Великому шаману, который сам происходил из этого племени и которому подчинялись все вожди и шаманы, а значит и племена квелья в этой части Великого леса.
По прибытии на празднество все расселись в соответствии с рисунком на циновках от центра к краю, ему досталось видимо почетное место рядом с шаманом и вождем. Женщины стали разносить большие деревянные доски — подносы с разнообразной едой на них, причем на каждой было не одно конкретное блюдо, а несколько композиций из разных комплектов продуктов. Все эти блюда очень напоминали подачу суши, только деревянные подносы были крупнее, круглой формы и еще ни рыбы (кроме той которую он сам утром испек, она тоже попала к столу), ни риса, ни хитрых японских соусов. На столах, в прочем столов как и стульев в общем то и не было, лежали разные овощи, орехи, грибы, какие то корнеплоды, в сыром и вареном виде, из мяса — зайчатина тушенная все с теме же овощами и лягушки на шампурах. Совершенно случайно обнаружился и третий вид мясных блюд — длинные запеченные черви, принятые им сначала за съедобные корешки. Только взяв в рот и почувствовав мясной вкус понял свою ошибку, несмотря на желание сплюнуть эту ''вкусняшку'', что бы не обидеть хозяев, пришлось прожевать и сглотнуть, подавив рвотный рефлекс. Вообще даже такого мяса здесь было немного, и оно явно считалось деликатесом, как и вся белковая пища. Пили уже знакомое по форту вино, как ему удалось узнать в самом конце пребывания в форте, сделанное из древесных грибов. По качеству здешнее на порядок превосходило то, что продавалось в гарнизонной лавке, что более менее примерило его c переизбытком растительной пищи. Ни хлеба, ни сыра, ни других кисломолочных продуктов не наблюдалось, да и подсолено все было бедновато. Как уже говорилось ранее — единственным светлым пятном было великолепное вино.
