Пока Скотт ходил на юг, была предпринята организованная попытка исследовать горы и ледники, лежащие по другую сторону залива на западе. Эта партия достигла расположенного за горами плато и поднялась на высоту 2700 метров, а там, «впереди, насколько хватал глаз в западном направлении, повсюду расстилалось ровное плато, на севере и юге виднелись отдельные нунатаки, а позади возвышались высокие горы, через которые они перевалили», – так был найден путь на запад.
Я ограничусь описанием этих двух, самых важных из множества походов, предпринятых в тот сезон; не буду задерживаться и на плодотворных научных исследованиях этой девственной земли, не прекращавшихся ни на миг. Тем временем подошло спасательное судно «Морнинг». Предполагалось, что как только морской лед, заточивший «Дисковери», взломается, освободившееся судно уйдет из антарктических вод. Но к исходу февраля стало ясно, что ледовая обстановка сильно изменилась по сравнению с предыдущим годом. 8 февраля «Морнинг» еще отделяли от «Дисковери» 13 километров твердого льда. Ко 2 марта судну с большой осадкой, каким являлся «Морнинг», стало уже опасно оставаться в заливе, и оно ушло. К 13 марта надежд на освобождение «Дисковери» в этом сезоне не осталось.
Вторая зима прошла примерно так же, как и первая, а с наступлением весны возобновились санные походы. Эти вылазки на Барьер, при дневном солнечном освещении и круглосуточной низкой температуре, были связаны с большими неудобствами и, что еще хуже, с недосыпанием, обморожениями, быстрым накоплением влаги в одежде и спальных мешках: приходилось теплом своего тела оттаивать большое количество льда, чтобы почувствовать себя более или менее уютно. Две недели были предельным сроком для такого похода, но обычно партии его не выдерживали; в то время весеннее путешествие считалось ужасным испытанием. «То ли еще будет в весеннем походе», – пугали нас старожилы. Они и помыслить не могли, чтобы зимой предпринять путешествие, которое бы длилось втрое дольше весеннего. Будущим исследователям я советую совершать такие походы только мысленно.
Самый трудный поход того года предпринял Скотт с двумя моряками, о которых будет говориться в моем рассказе. Их имена Эдгар Эванс и Лэшли. Целью похода было исследовать плато еще западнее. По леднику Феррара они достигли больших высот на покрове льда, преодолев серьезные неприятности, из которых не последней была утрата необходимых навигационных таблиц: они содержались в прекрасной книге «Советы путешественникам», унесенной ветром. Тут впервые стало ясно, что дополнительные трудности создаются климатом и положением этого высокого покрова, который, как мы теперь знаем, простирается до самого полюса и, вероятно, занимает большую часть Антарктического материка. Было начало ноября, то есть наступало лето, а условия работы мало чем отличались от тех, в каких проходили весенние вылазки на Барьер. Температура[15] опустилась до – 40 °C, но больше всего досаждал не утихавший встречный ветер с запада – в сочетании с низкой температурой и разреженным воздухом он чрезвычайно затруднял передвижение в санной упряжке. Вспомогательная партия вернулась, а трое людей в одиночестве продолжали тащить сани на запад, в неизведанную снежную пустыню, суровое однообразие которой не нарушали никакие ориентиры. 1 декабря они повернули обратно, но везти сани оказалось очень трудно, а хуже всего было то, что они не знали своих точных координат. Приближаясь к горам, путешественники попытались сориентироваться на местности в просветах, но все время был туман. Ждать, пока туман рассеется, было невозможно – мучил голод; так что им оставалось только продолжать двигаться на восток. Среди нагромождений льда, характерных для верховьев ледника, партия брела вслепую сквозь густые хлопья задувшей метели. Вдруг Лэшли поскользнулся – через мгновение вся партия неслась вниз, набирая скорость. Плавный спуск внезапно оборвался, и, пролетев какое-то расстояние по воздуху, они оказались на покатом снежном склоне. Поднявшись на ноги, они увидели над собой на высоте 100 метров ледопад, с которого свалились – там по-прежнему мело, – но вокруг них все было тихо, и виднелось голубое небо. Только тут они узнали свой родной ледник со знакомыми приметами и дымящуюся вдали вершину вулкана Эребус. Это походило на чудо.
Недостаток места не позволяет рассказать о вспомогательных походах, предпринятых путешественниками, да они и не имеют непосредственного отношения к нашему повествованию о последней экспедиции Скотта. Но если даже не из любви к самой теме, то для понимания нашего зимнего путешествия, необходимо сообщить хотя бы краткие сведения о самых аристократических обитателях Антарктики – императорских пингвинах, с которыми близко познакомились Уилсон и его товарищи с «Дисковери».
В Антарктике водятся два вида пингвинов: маленькие пингвины Адели в сине-черных шубках с белыми манишками, весом около 8 килограммов, – бесконечно забавные и милые существа; и огромные императорские пингвины, преисполненные чувства собственного достоинства, с длинными загнутыми клювами, ярко-оранжевым головным убором и мощными плавниками; один такой экземпляр тянет до 42 килограммов. Науке особенно интересен императорский пингвин, потому что это очень примитивная птица, возможно, даже самая примитивная из всех современных пернатых. До экспедиции «Дисковери» о нем ничего не было известно, кроме того что он живет в паковых льдах и на окраинах континента.
Мы знали, что остров Росса на востоке оканчивается мысом Крозир, который был открыт Джемсом Россом и назван в честь капитана «Террора». Здесь движущийся ледяной щит Барьера, наталкиваясь на гору, собирается гигантскими складками. Здесь же тянущийся на сотни километров на восток огромный ледяной утес – сзади его подпирает Барьер, а спереди грызет море Росса, выедая пещеры и трещины, – смыкается с базальтовой скалой, которою обрывается Нолл, двугорбая седловина, образующая мыс Крозир. Одним словом, это местечко из тех, где в детстве развлекались великаны, но – чистюли – они строили крепости не из песка, а изо льда.
Однако склоны горы Террор не везде заканчиваются обрывами. Западнее они полого спускаются к морю, чем и воспользовались пингвины Адели, основав здесь одну из самых больших и зловонных своих колоний. Проходя мимо нее, «Дисковери» спустило шлюпку, и матросы установили на берегу столб с запиской, который должен был служить путеводным знаком вспомогательному судну на следующий год. Столб стоит по сей день. Впоследствии потребовалось исправить содержание записки, и одна из первых санных партий отправилась на поиски пути к этому месту по Барьеру.
Достигнуть его помешали следовавшие одна за другой сильнейшие метели – недаром мыс Крозир считается одним из самых ветреных мест на Земле, – но участники похода твердо убедились в том, что на склонах горы Террор, позади Нолла, есть «задняя дверь» в пингвинью колонию. В начале следующего года другая партия благополучно достигла столба и, обследуя окрестности, взглянула вниз с высоты 240-метрового обрыва, уходящего к кончику мыса. Море было сплошь покрыто льдом, и в маленькой ледяной бухточке, образованной выступами Барьера, виднелись бесчисленные точечки, оказавшиеся при внимательном рассмотрении императорскими пингвинами. Неужели это гнездовье прекрасных птиц? Если так, они должны насиживать яйца в середине зимы, среди немыслимого мрака и холода.
Прошло пять дней, прежде чем путешественники смогли ответить на этот вопрос, – свирепая метель заточила их в палатки. 18 октября они наконец начали подниматься на высокий гребень, преграждавший путь от Барьера к морю. Выяснилось, что они не ошиблись: перед ними была колония императорских пингвинов. Ветер унес морской лед из моря Росса, осталась нетронутой лишь ледяная бухточка, в которой несколько взрослых птиц кормили птенцов. Партия с «Дисковери» насчитала четыреста взрослых особей, тридцать живых птенцов и около восьмидесяти мертвых. Яиц не нашли[6].
