Лучезар поднялся не сразу. Он тут же умолк, нахмурился и вытер ладонью тонкую красную струйку, стекавшую из расквашенной губы. Он слизнул кровь, словно пробуя её на вкус и лишь после этого посмотрел на Бела:

– Напрасно ты это сделал.

Мужчине стало не по себе. Он разрезал верёвки, которыми был привязан щенок. Тот не двинулся с места и остался сидеть, поскуливая.

– Что же ты творишь-то? Тварь ведь живая, а ты её потрошить собрался. Пошли отсюда.

Щенок заскулил и лизнул стопу Бела. Мальчик встал и стряхнул с одежды налипшую пыль. Он сделал шаг, но, затем, резко подскочил к собачонке и со всей силы ударил щенка ногой. Зверёк с визгом отлетел в кусты. Бел только охнул, глядя, как Лучезар удирает в лес: «Не будет из парня проку. Надо князю рассказать, пусть знает». Лучезар вернулся к вечеру и, не сказав ни слова, завалился в постель. Гостомысл в тот день уехал по делам, и Белу пришлось отложить визит. Но, рассказать князю о поступке мальчика, старый чудин так и не успел.

Гостомысл вернулся через неделю. Новость о том, что пестун приёмыша накануне помер, прислуга сообщила князю одной из первых. Отчего умер чудин, никто не знал, да никто этим особо и не интересовался. «Умер и всё, значит, время пришло», – рассудили люди. Лишь Лейв качал головой, видя довольное лицо Лучезара. Варяг знал, какие снадобья научил варить мальчика умерший наставник.

1

Из-под днища раздался скрежет. Зацепив прибрежную гальку, ладья замедлила ход и остановилась.

– Приплыли, – Плоскиня опёрся на борт, стянул шапку и уставился на стены. Город застыл, погружённый в туманную дымку.

– Дрыхнут лежебоки. Так и неприятеля проглядеть недолго, – фыркнул кто-то.

– Да, нет, не спят, – Плоскиня натянул шапку и ухватился за широкую доску. – А ну, пособи.

Двое мореходов подскочили к кормчему и помогли спустить трап. Выгрузка началась. Лучезар спустился на берег одним из первых. Утренняя прохлада приятно будоражила тело, но усталость сказывалась, как бы он не хотел этого скрыть. Двое дюжих молодцов с копьями появились на пристани:

– Чей корабль!?

Плоскиня подошёл, принялся объяснять. Лучезар насупился: «Дурни. Княжью ладью не признали». Городские ратники, поняв ошибку, растерялись, закивали, косясь на княжича. Тот довольный ухмыльнулся и направился в сторону городских ворот. Стражники расступились.

– А с товаром то, что!? – крикнул вдогон Плоскиня.

– Сам что ли не знаешь? Без меня разгрузите, – обронил княжич, не оборачиваясь.

Кормчий покачал головой, махнул рукой и направился к кораблю.

– Княжича-то, может проводить надобно? – поинтересовался один из ратников.

– Сам дойдёт, не маленький, – буркнул Плоскиня. Он уже взваливал на плечи здоровенный тюк. – Не любит он, чужих подле себя.

Выгрузка продолжилась. Лучезар тем временем уже скрылся в тумане.

***

Он шёл, осматривая крепость. Долгое плавание утомило, хотелось поскорей оказаться дома, смыть пот и морскую соль. Укрепления Окольного города со стороны Волхова, возвышались по обеим сторонам пристани: спереди высокие стены детинца, с башнями и бойницами, сзади ров с насыпью, вокруг стен десятки построек. Всё срублено ладно, на века. Недаром мореходы-северяне называют эти земли Гардарики – страной больших городов.

«Там, куда я плавал, нет подобных городов и укреплений, – Лучезар усмехнулся. – Зато есть воины, способные брать такие стены штурмом». Теперь он знал о них не понаслышке. Побывав в холодных землях, населённых данами, Лучезар познал суровых варягов воочию. Тут же вспомнились рассказы и о других варягах. Тех, что живут на южных берегах Варяжского моря и говорят на одном наречии со словенами и кривичами. «Эти, я слышал, тоже строить мастера, да и воины, нечета тутошним, – княжич разглядел заспанную стражу, – Увальни, ленивые, хорошо хоть не спят».

Лучезар подошёл к воротам. Его признали, ближний дружинник шагнул вперёд, поклонился, но княжич прошёл мимо.

– Важный, – произнёс стражник вполголоса. – Сам приёмыш Гостомыслов, а ведёт себя точно император ромейский8.

– Нам-то, что. Прошёл, и ладно. Нет человека, нет забот, – пожал плечами второй ратник, зевнул и уселся на приставленное к воротине поленце.

Лучезар тем временем уже скрылся за домами.

2

Он велел истопить баню, мылся долго, растирая тело до красноты. Лёгкий смоляной аромат и печная гарь пощипывали горло. Выскочив из парной, он опрокинул на голову жбан холодной воды и уселся на перевёрнутую кадку. Пар разогрел мышцы, но, не расслабил тело. Он вытянул руку и просмотрел на неё. Пальцы слегка подрагивали. Лучезар усмехнулся: «Я проделал такой путь, а вернувшись, беспокоюсь из-за дурных новостей». Мужчина отхлебнул из ковша, который подал услужливый челядин и велел прислуге убраться. Он ждал Лейва.

Старый варяг вошёл в предбанник и протянул полотенце:

– Не могу к вашим баням привыкнуть: пар да копоть. Сидишь, словно рак в кипятке. Что за радость?

– А ты не сиди, – обернув тело мохнатой тканью, княжич достал гребень и принялся расчёсывать волосы.

«Мужик, а прихорашивается, точно девка», – зачерпнув в пригоршню воды, Лейв омыл лицо и добавил вслух:

– Так я и не сижу, да только меня и тут в жар кидает. Пойду я, что ли? Вон дел-то сколько.

Княжич стиснул зубы. Все, кто жил при его доме: прислуга и челядь, редко осмеливались перечить молодому хозяину. Лейв отличался от прочих. Наставник Лучезара, погубивший когда-то юного Словена, пользовался у приёмыша рядом привилегий. Бывший дружинник осунулся, постарел. Теперь он мало походил на того бывалого воина, который поучал когда-то сыновей Гостомысла. Поверх рубахи жилетка из овечьей шкуры, волосы стянуты ремешком, борода лопатой – пожилой варяг более походил на городского ремесленника: горшечника или скорняка.

– Останься! – сухо произнёс Лучезар и указал Лейву на лавку у входа. – А, если жарко, дверь отвори.

Варяг скинул накидку и уселся в углу.

– Ну, говори. Что тут, да как? Не передумал князь насчёт варяжских княжичей?

– Да, нет, не передумал. Ты бы к нему наведался. Дары преподнес, как полагается, а не нежился в банях.

– Вот, ещё! – фыркнул Лучезар. – Подождёт.

– Ну, как знаешь, – Лейв пожал плечами. – Плоскиня подводы с товаром во двор пригнал. Куда оружия-то столько? Или ты оружейную лавку открыть решил?

– А, если и так, то что?

– Ну-ну. А людишки эти, что в последнее время до тебя являлись: иноземцы? Кто такие? Ты их в лавку свою посадишь, торговать?

Лучезар насупил брови:

– Ты иноземцев тех разместил, как велено?

– Да, разместил, разместил, – Лейв вздохнул. – Удумал ты что-то и не говоришь. Так?

Лучезар усмехнулся:

– Времена нынче неспокойные. Оружие да люди верные всегда пригодятся. Вот преставится старый князь, что тогда?

Лейв нахмурился:

– Верно я, значит, подумал, что решил ты, княжич, дружиной собственной обзавестись. Иноземной. А может оно и правильно, слышал я, что Вадим, в Новгород возвращается.

– Вадим? – Лучезар сдвинул брови. – Дальний родич князя?

– Он самый.

Лучезар задумался. Через открытую дверь в баню проникал прохладный воздух, тело княжича покрылось мурашками. О Вадиме – воеводе болгарского царя, ходило множество слухов: знатного рода (родичи Вадима в своё время в этих землях княжили, ещё до того, как предок Гостомысла власть к рукам прибрал), умелый воин и вождь. «Многие на его сторону встанут, когда княжье место опустеет. Наверняка и дружина у Вадима немалая, – рассуждал Лучезар, покусывая ус. – А может, оно и к лучшему. Вот приплывут призванные Гостомыслом варяги… Чем больше народу на гору лезет, тем больше с неё и сваливается». Когда псы грызутся из-за куска мяса, разрывая друг другу глотки, волк выжидает.