Спасибо вам, Ромен Гари. Спасибо Пьеру Сэлинджеру, написавшему Джеки, что «она никому не причиняет вреда и может делать то, что считает нужным». Спасибо Элизабет Тейлор, заявившей: «Я считаю, что Ари очень милый и очень внимательный. И думаю, что Джеки сделала превосходный выбор». Спасибо Этель Кеннеди, приславшей поздравительную телеграмму, которая заканчивалась словами: «Ари, у вас нет младшего братика?»

И конечно же спасибо старому Джо: узнав о предполагаемом браке любимой невестки со старым пиратом (чем-то неуловимо похожим на него самого), он приказал перенести себя в квартиру Джеки и там, парализованный и лишившийся речи, на их условном языке дал понять, что благословляет ее!

Разве богатство не может тронуть наше сердце, как его трогают красота или ум? В журналах полно репортажей о «выдающихся личностях», — хотя никого из них, по большому счету, личностью назвать нельзя, — и фотографий этих людей с красивыми невыразительными лицами, которые приводят женщин в экстаз. Джеки к ним равнодушна. Правда, она в 20 лет отстояла огромную очередь, чтобы увидеть своего кумира, но вы помните, как его звали? Уинстон Черчилль! Пища, которая требуется нашему воображению, нередко бывает странной, а порой и неудобоваримой. Колетт сказала однажды: «Мне так не хватает недостойного мужчины». Чтобы заставить сердце Джеки биться чаще, нужны не молодость и красота, а богатство и могущество. Можно ли осуждать ее за это?

Впрочем, кто сказал, что в начале этой истории между ними не вспыхнуло настоящее чувство? В сущности, никто не заставлял ее выходить замуж за Ари. Если она это сделала, если она пренебрегла общественным мнением, нанеся ущерб своим детям (что ей отнюдь не безразлично), значит, она сама этого очень хотела и предпочла уступить этому неистовому и необъяснимому желанию, а не сопротивляться ему.

Ларри Ньюман, журналист и сосед Джеки по Кейп-Коду, однажды увидел, «как они идут по улице, взявшись за руки, выделывая какие-то танцевальные па, играя, словно дети. Я видел, как они обедают — рыба на гриле и шампанское, — и мне показалось, что они вполне счастливы. Я подумал: «Это же здорово — наконец-то она нашла человека, с которым может разделить жизнь». Ходили упорные слухи о деньгах, полученных ею в результате брака с Онассисом, но я всегда считал, что эти двое действительно влюблены друг в друга. Он производил впечатление сердцееда, знающего, как найти подход к женщине».

А что, если (хотя это дерзкое предположение…), что, если с Онассисом она испытала ощущения, которых не испытывала прежде? Что, если она открыла для себя — произнесем это ужасное слово, такое же грязное, как слово «деньги», — сексуальное удовлетворение? После свадьбы Джеки и Онассис три недели проводят на Скорпиосе, совсем одни. Купаются, нежатся на солнышке, гуляют, ловят рыбу и… резвятся. Как говорит Онассис, они «словно Адам и Ева в земном раю». Ари рассказывает своему компаньону, что они занимаются любовью по пять раз за ночь и еще два раза — утром. Ему нравится заниматься этим где попало, иногда в самых неожиданных местах. Однажды матрос с «Кристины» ищет его, чтобы позвать к столу. И обнаруживает на палубе, в шлюпке, в приятном уединении с Джеки. «Я говорю ему: «Мы вас всюду ищем». А он мне: «Ладно. Вы меня нашли. А теперь уходите!»

Онассис — мужчина, который нравится женщинам, любит женщин, радуется жизни не торопясь. Не то что Джон Кеннеди, который получал свое — на скорую руку, без затей — и спешил дальше.

Тем немногим, кто видел Джеки в первый год ее совместной жизни с Онассисом, она показалась такой счастливой, беззаботной, веселой, какой не была еще никогда. Раньше она не знала, что брак может превратиться в увеселительную прогулку, и теперь наслаждается своим открытием. Они спрятались от всех — и счастливы. В глазах Ари она — королева, для которой ничто не может быть слишком прекрасным. Он арендует античный театр в Эпидавре, для нее одной, и привозит ее туда ночью слушать оперу. Под звездным небом, среди чарующих звуков Джеки испытывает подлинный восторг. Он строит виллу специально для нее и ее детей: это «коттедж» из ста шестидесяти комнат. Он устанавливает на острове систему безопасности, чтобы Джеки никто не потревожил, снабжает ее целым набором кредитных карточек, чтобы ей проще было делать покупки, и даже уговаривает ее тратить сколько вздумается. «Джеки долгие годы грустила, — говорит он, — так пусть теперь тратит сколько угодно, если это ее забавляет». Куда бы он ни уезжал по делам, он звонит ей каждый вечер. Оставляет по утрам короткие нежные записочки, потому что она пожаловалась: за десять лет жизни с Джоном она ни разу не получала таких записок. А еще он кладет на поднос с завтраком то жемчужное колье, то кольцо с бриллиантом, то золотой браслет, который она, ахнув от удовольствия, тут же надевает. Вот он, ее король! «Ты королева, радость моя, красавица моя, чудо мое…» Слова отца вновь звучат у нее в ушах, и она зачарованно улыбается.

Новобрачные проведут на острове всего месяц. Джеки должна вернуться к детям, а Онассис — к делам. Как всегда, дети для нее — самое важное, и она может строить планы только на время школьных каникул: когда у Кэролайн и Джона заканчиваются занятия, она уезжает к Ари. Хотя и он и она привыкли быть независимыми, такой образ жизни не поможет им сблизиться. Очень скоро оба вновь почувствуют себя свободными. В первое время они прилагали все усилия, чтобы встретиться, по ту или по эту сторону Атлантики; но мало-помалу каждого стала засасывать повседневная рутина. Их встречи зависят от очень насыщенного расписания, которое составляют секретари и посторонние люди. Но Ари продолжает звонить ей каждый вечер.

Как только Джеки покидает Скорпиос, где ей не нужно другой одежды, кроме купальника и джинсов, ее вновь охватывает привычная мания: страсть к безудержной трате денег. Она подписывает, подписывает, подписывает счета по кредитным картам. Бывает, что ей некогда подписывать, и она бросает на ходу изумленному продавцу: «Пошлите счет в офис моего мужа». Это часть сбывшейся мечты. Зайдя в магазин всего на десять минут, она может потратить там полмиллиона франков! Она покупает все без разбора: туалеты от французских кутюрье целыми коллекциями, старинные часы, десятки пар туфель, статуи, диваны, ковры, картины.

«Она проделывала это как во сне, словно была под гипнозом, — рассказывает Трумэн Капоте. — Однажды на приеме, который я давал у себя, моя собака изгрызла соболиное манто Ли Радзивилл. Ее муж был в ярости, а Джеки рассмеялась. «Не расстраивайся, — сказала она, — завтра купим другое на деньги Ари. Разве он обеднеет от такого пустяка?» Джеки получает в месяц 300 000 франков на карманные расходы, но ей этого не хватает. Ей необходимо покупать, для нее это компенсация, лекарство, способ забыться. Некоторые пьют, принимают наркотики, впадают в булимию, доводят себя до рака. А Джеки тратит деньги.

Отчего она вновь стала рабыней своей привычки? Что с ней произошло? Быть может, реальность грубо схватила ее за рукав и волшебный сон развеялся? Ведь мечты сразу блекнут от столкновения с реальностью, а сказки теряют свою прелесть. Но именно реальности Джеки старается избегать всеми силами. Она пережила слишком много. У нее не хватает сил, чтобы с этим смириться. И не хватает смелости, чтобы остановиться и задать себе давно назревшие вопросы. Нет, настаивает она, пусть волшебный сон длится и длится, а злая фея так и не появится на горизонте…

Остров Скорпиос для Джеки и Ари действительно стал земным раем. У них много общего. Оба — натуры замкнутые, их окружает множество людей, но они одиноки. Оба — эстеты, влюбленные в роскошь, какую может обеспечить миллиардное состояние, оба независимы, своевольны, умеют обольщать. Если бы они так и остались отшельниками на своем острове, их счастье продлилось бы дольше. Ари заботится о детях Кеннеди, и это глубоко трогает Джеки. «Он был очень щедр к ним, — рассказывает Коста Грацос, его правая рука. — Он купил Кэролайн парусную яхту, а Джон-Джону — скутер, музыкальный автомат и мини-джип. Еще он подарил им шетландских пони. Но он не отделывался подарками, он старался отдать им часть души. В Нью-Йорке посещал школьные спектакли, в Нью-Джерси присутствовал на занятиях верховой ездой, заменяя Джеки. Причем последнее не доставляло ему удовольствия. Он не любил лошадей. Постоянно жаловался, что от грязи и навоза у него портятся обувь и брюки».