— Какая очередь? Топай отсюда, магазин закрыт. Там знаешь, что творится? Туда человек семнадцать вселилось, и маньяк Тоха поверх бабского коллектива. Хватит, задушите тело. Ну-ка ты, молодая красивая, так и будешь лежать? У меня для тебя нашатырного спирта не запасено, весь выпил.

С мучительным стоном женщина открыла глаза и попыталась сесть.

— Сонечка… Тихо, тихо, — шепелявым голосом продолжила она. — О Сонечке забудь, украли её. А ты теперь с нами жить будешь.

И сразу взорвалось множество голосов, торопливо перебивающих друг друга:

— Что, не ожидала? Погоди, ещё не так будет! Мужики, гляньте, тело-то ухоженное! Идите ко мне, трахаться хочу! Бабы, тихо, порядок нужен… Что это? Уходите все… не ожидала, да? Раскулачили барыньку! Кормят вас как? Вкусно, небось… Мужья деньги зарабатывают. Сонечку отдайте… Ка-айфф…

В стародавние времена, буде шёл человек по улице и сам с собой разговаривал, встречные пальцем у виска крутили, резонно полагая, что перед ними помешанный, и хорошо, если не буйный. Затем, когда наступил недолгий век сверхпотребления, в течение которого предки весело съели Землю, оставив грядущим поколениям лишь память о былом изобилии, на человека, беседующего с самим собой, смотрели с уважением и завистью, как на владельца особой гарнитуры, какую даже тогда не всякий мог себе позволить. А в наш просвещённый век такой картиной никого уже не удивишь; захотелось двум людям, живущим в одном теле, поспорить или обсудить что-то вслух, вот они и спорят, когда чинно, в очередь, а когда и перебивая друг дружку, отчего в умах слушателя начинается форменный кавардак.

То, что час назад было Юленькой-Юляшкой, спотыкаясь брело по улице. Стоны перемежались восхищёнными охами и бессвязными выкриками, руки жили самостоятельной жизнью, лапали себя за грудь, лезли в промежность или норовили ухватить за подол проходящую женщину.

— Куда идём, я спрашиваю? Вон мужчин сколько, любой согласится… оргазма хочу! Кормить меня когда будут? Всё бы тебе жрать, тое тело раскормила, смотреть тошно, и с этим тоже хочешь? В полицию надо идти, Сонечку спасать! Я те дам — в полицию! Тебе позволили носом шмыгать, вот и шмыгай. Ты, озабоченный, руки из трусов убери, идти мешаешь! Ты меня ещё поучи, где рукам быть надо… А тама, что такое интересное? Посмотреть бы… Бабы, не отвлекаться! Договорились же, прежде всего, домой идти, узнать, что где, закрепиться там, в квартере, при мужьях. С таким телом нам в Семейном не с руки. Этот пусть руки уберёт, всю грудь излапал! Ничо, разберёмся с охальником, затопчем всем кагалом. Тут куда сворачивать? К дому иди, к дому… Да что же творится? Сонечка…

Так или иначе, с кучей противных приключений мам-Юлино тело добралось домой. Антон-Сергей вовсю беспокоились и давно бы побежали встречать, но боялись оставить Витькалю без присмотра.

Но вот зашуршала, отъезжая вбок дверь, мужчины обернулся и не узнал своих жён. Лицо, пляшущее сотней гримас, от полного идиотизма с бегущей по подбородку слюной, до хищного восторга маньяка, дорвавшегося к предмету вожделения. Только у бомжей в минуту самого сильного возбуждения можно видеть такое. Руки влезли под полуразорванную кофточку и судорожно шарят по груди. Ноги, пританцовывающие и спотыкающиеся на каждом шагу. Но главное, взгляд: бегающий и испуганный одновременно, он шарил по комнате, перескакивая с лиц на вещи, нигде не останавливаясь и пытаясь присвоить всё разом. Руки шарили, и глаза шарили, такое сдваивание понятий есть вернейший признак шизофрении, как бы ни возражала наука психиатрия, утверждающая устами покойного Льва Валерьевича, что никакой шизофрении на свете нет, и всё это выдумки шарлатанов.

Витькаля громко ойкнул, глядя на мам, Антон-Сергей вскочил с дивана, откуда наблюдал, как сыновья пишет решения задач.

— Что с вами?

— Серёженька, Тоша — беда…

— Что случилось? Где Сонечка?

— Так это и есть мужья? Какой мужчинка, красавчик… Скорей в постельку пошли, а то я прямо тут кончу… тихо, девки, дайте человеку объяснить. Значит так, о Сонечке не беспокойся, украли её. Не какая-то шелупень, конкретные пацаны украли, так что ты её больше не увидишь. А охранницу нашу, твою жёнушку, собственным шокером отоварили. Она так без памяти и грохнулась. Хорошо, мы рядом случились, привели хозяюшку домой.

— Сами вы тут как очутились? — взревел Антон.

— А как бы мы её иначе домой привели? Прежние ноги не ходили. Если бы не мы, хозяйки ваши так бы там и валялись. Небось, уже богу души отдали бы. И ваще, делиться надо. А то взяли манеру — по два человека в теле — не жирно будет?

— Соню искать… — с трудом прорвался голос одной из Юль.

— Соню вы похитили?

— Да ты что? Мы её давно знаем, своя девочка, её любили все, никто не обижал, разве что Лерка напугала ребёнка, когда померла при ней. Украли, я же сказала, канкретные. Одеты прилично, все в пиджаках. Такие мужчины настоящие, я чуть не описалась… — тёмные мысли одна за другой рождались в помрачённом мозгу и тут же ложились на язык, не давая понять, кто именно говорит.

— Витькаля! — перебил горячечный монолог Сергей. — Остаёшься за старшего. Видишь, что с мамой? Не давай ей хозяйничать и никого не впускай. Я бегом, полицию вызову — и назад.

Мужчины выбежал из квартиры.

Несколько секунд царило молчание, затем плаксивый голос произнёс:

— Вот, теперь он полицию приведёт. Говорила я, не надо туда лезть.

И немедленно из тех же уст посыпались ответы:

— Чего тогда сама лезла? Тебя сюда никто не звал… ничего нам полиция не сделает, не её дело разбираться, в каком теле сколько народу живёт. Мы же не пьяной валяюсь… А я бы сейчас выпила… Эй, мальчик, вино у мамы, где заначено?

— У нас нет вина, — произнёс Виталик, несмотря на молчаливое сопротивление Виктора.

— А чего он за полицией побежал, если она нам ничего не сделает? Эх ты, неумная! Это он с дочкой прощается. Не могут мужчины в такую минуту сложа руки сидеть, вот и думает, что власти Сонечку найдут. Это которую Сонечку? Их в Семейном знаешь сколько? Девчонку, которая без присмотра по общежитию бегала. Лерка её оприходовать хотела, да померла в последнюю минуту. Будет вам болтать! Обедать давно пора, а они болтают. Мальчик, ты этой алкоголичке вина не давай, а вот кушать мамочка хочет…

Витькаля раскрыл ранец, вытащил булочку с кунжутом и двухсотграммовую упаковку соевого молока, приготовленные на завтрашний день.

— Не надо, что ты в школе кушать будешь? — с этими словами Юлино тело выхватило еду из рук сына и, громко чавкая, принялось есть. — Вот хороший мальчик. Ещё поищи, что там запасено. Не слушай её, парень, лучше мамке помоги. У вас психосканер есть?

— Папа не велел.

— Что, папа, ты о мамочке подумай. Любишь мамку-то? А видишь, что с ней? Вот и помоги. Вас там один или сколько?

— Двое.

— А соображать надо на троих… тётки в тебя не вселятся, а я — завсегда. Ты не думай, я мужик лёгкий, весёлый, за мной не пропадёшь. Я тебя всему научу. Чему ты научишь? Он же малый, у него, поди, и не стоИт ещё. Не боись, у меня встанет! С мамой спать не пробовал? А надо.

В эту минуту, к несказанному облегчению Витькали, вернулся отец.

— Всё в порядке? Молодец. Иди пока в детскую, полиция сейчас приедет.

— Двухкомнатная!.. — выдохнул кто-то из насельников.

— Все молчат и ждут, — приказал Антон-Сергей.

Разумеется, никто не молчал, и к тому времени, когда зуммер возвестил о приходе полиции, хозяин были лиловым от злости и еле себя сдерживали, чтобы… а что можно сделать в такой ситуации? Не бить же собственных, нежно любимых жён.

Полицейские — лейтенант и двое нижних чинов сходу взялись за дело. Рядовые встали у дверей, а лейтенант вытащил из папки лист бумаги и приготовился писать протокол.

— Итак, что у вас произошло?

— Похитили ребёнка. А в жену подселили какой-то бомжатник.

— Господин лейтенант, это оскорбление. Мы спасли несчастную женщину, привели её домой и, смотрите, какова благодарность!