Казалось даже, что Господа этот вопрос ничуть не занимает.
Было предложено собрать несколько отцов для расследования этого ужасного происшествия, постараться быстро осмыслить случившееся и разобраться в нём, найти виновного, известить родителей учеников, и всё это проделать тщательно, но тихо. Жасинт де Кандаль застонал. Боже мой, что скажут хлюсты из городской гимназии и чертовы гугеноты! Подумать страшно! Отец Эзекьель посоветовал ему пока об этом не думать, а делать дело. Надо привлечь своих - Эммерана, Жофрейля, родителей. При этом, надо помнить - facinora ostendi dum punientur, flagitia autem abscondi debent. Преступления надо вскрывать, карая их, но позорные дела надо оставлять скрытыми. Потому расследование лучше попытаться провести самим, при закрытых дверях - januis clausis. Он готов заняться этим, если ему помогут все отцы.
Здесь неожиданно пожаловал Эммеран Дешан - с новостью столь благой и ошеломляющей, что мсье де Кандаль, как показалось отцам, рухнул во прах пред Господом, на самом же деле у несчастного обессиленного бедами отца ректора просто подкосились ноги. Дешан сообщил, что он только что от мсье Антуана де Венсана. Когда его вызвали - он исполнился мерзейших предчувствий, но l'homme propose, mais Dieu dispose28. Воистину, гнев Господень обрушился на чертову семейку. Тот ничего не знал о случившемся, просто с ним приключился небольшой удар, следствие не совсем праведного образа жизни и чрезмерного пристрастия к винопитию. Таким образом, если за этим ударом не последует ещё один, что ему иногда случалось наблюдать, у них есть по меньшей мере неделя, чтобы во всем разобраться. Раньше Антуану де Венсану в себя не придти.
Отец Гораций молчал, почти не слушая. Теперь, когда неопределенность конкретизировалась в формы отчетливые и очевидные, он, куда более сильный и выносливый, нежели Дюран, тоже осмыслил весь ужас произошедшего. Он тряхнул головой, прогоняя навязчивые образы. Дамьен. Мальчик, которого он научил пользоваться шпагой и головой... Гастон, чьи страхи он сумел подавить, чьи греховные побуждения старался обуздывать... Нет. Господи, нет. Он не мог допустить, что это кто-то из них. Просто не мог. Но перебрав духовных чад отца Дюрана, почувствовал, что на сердце потяжелело.
Зеленоглазый Котёнок просто физически не способен был сотворить подобное. Сердобольный д'Этранж? В отчаянии он, возможно, и способен на глупость, но сделанное не несло на себе печати отчаяния, всё было продумано изуверски. Однако... однако... Кол в вампире... Они склонны были думать, что это знак мести, но нет ли в этом акте убийства - мистического опасения, что вампир не умрёт? Но Дофин? Утончённый эстет с девически тонкими пальцами и нежной улыбкой? Однако, эта версия всё же нуждалась в проверке. Дюпон? Спокойный, разумный, в нём озлобления никогда не замечалось, а уж навязать шутовской бантик на черенок лопаты ему бы и в голову не пришло. А впрочем, ему нельзя отказать в проявлениях богатой фантазии, правда, кулинарной... Боже мой...
Между тем чуть воспрянувший духом отец Жасинт отдавал распоряжения - вызвать на завтра всех родителей... - он поморщился, - кроме этой женщины, - он замахал пальцами, вспоминая имя Аманды де Галлен, - Впрочем, Андрэ де Моро приехать из Этрабонне все равно не успеет, но известите его, пусть приедет, как только сможет. Отцам Эзекьелю и Аврелию поручается расследование. Справиться за три дня - дольше медлить с похоронами нельзя. Привлекать Дешана. Да, все происшедшее, особенно противные подробности, - Жасинт де Кандаль содрогнулся, вновь вспомнив мерзостный розовый бантик, - не афишировать. 'Воспитанникам запретить упоминать в письмах родным детали происшествия. Сегодня же, первым делом опросить всех, кто учился с ним. Отец Симон будет вам в помощь. Докладывать лично мне'.
Все ученики отца Дюрана, транспортировав труп, собрались тем временем в лазарете и, окружив постель отца Даниэля, пытались успокоить его. Здесь их и застали отцы Эзекьель, Аврелий и Гораций. Не обращая внимания на пришедших, все ученики вразнобой уверяли, что не имеют никакого отношения к гибели де Венсана, клялись Пресвятой Девой и Господом, что никто из них не убивал его, убеждали, что он не должен расстраиваться по пустякам и губить своё здоровье...
Даниэль Дюран молча смотрел на них, в глазах его стояли слёзы.
Отец Гораций попросил минуту внимания и сообщил всем решение ректора о расследовании. Сам он острым взглядом впился в лицо де Моро и Потье, но не обнаружил там следов страха или замешательства. Все остальные тоже были настроены достаточно безмятежно. Отцы велели всем вернуться в спальню и ждать их, сами же направились в сарай при лазарете - осмотреть тело. Гораций хотел было остаться с Дюраном, но заметив его пустой взгляд, вышел следом за отцом Аврелием.
Процедура была не из приятных, но никто отцам-иезуитам ничего приятного и не обещал. Извлечённый черенок лопаты был отпилен ровно и аккуратно. С конца заострен. Розовый бантик был шелковым, концы его, слегка подмоченные и испачканные в тине, закручивались На теле покойного почти не было повреждений, только несколько царапин, особенно выделялась одна спереди, шедшая вниз по ноге, от паха до колена. Перелом шеи был страшен, нужен был удар могучей, почти нечеловеческой силы, чтобы так изувечить.
Да полно, мог ли вообще шестнадцатилетний отрок сотворить такое? Отец Эзекьель, неизменно спокойный и рассудительный, предложил действовать последовательно и неторопливо, несмотря на предписанную ректором спешку. Понятно, что точное время гибели несчастного установить им не удастся. Об орудии преступления говорить пока рано. Нужно исходить из имеющегося. Черенок и бантик. С них и начнём.
С них и начали.
Вызванный ими эконом, отец Симон, сообщил, что, хоть он совершенно не имеет понятия ни о каком бантике, насчет черенков от лопат сведениями располагает. Притом, полными. Отец де Кандаль распорядился закупить их у поставщика, мсье Лефлера, для починки имеющегося садового инвентаря. Что и было сделано им, отцом Симоном, в августе, перед началом занятий, причем, закуплено все было бесплатно, так как сынок мсье Лефлера учится в третьем классе у них же в коллегии. Закупленные черенки были вставлены в лопаты и грабли, нуждающиеся в починке, кроме того, садовник отец Жеральд попросил его сделать две небольшие грабли с короткими черенками для прополки его оранжерейных редкостей, что он и исполнил для отца Жеральда в точности. Отпиленные же концы черенков, в чаянии, что они могут понадобиться на щепки для подвязки помидоров, он, отец Симон, сложил в сарае, возле конюшни, недалеко от нужника.
- И никто не просил вас, отец Симон, отомкнуть сарай?
Отец Симон, человек не менее спокойный и рассудительный, чем отец Эзекьель, безмятежно и смиренно ответил, что никакой надобности в этом не было, ибо сарай этот отродясь не запирался, якоже воровать там было абсолютно нечего. Кроме старого хлама да ветхой рухляди, там никогда ничего ценного не хранилось. Рухлядь же он, как рачительный хозяин, выбрасывать не любит в чаянии, что она может когда-нибудь понадобиться, ибо всем известен дурацкий закон подлости: стоит что-то выкинуть, оно тут же оказывается потребным до крайности.
- И вы не заметили, чтобы там кто-то крутился? Рядом с сараем?
Отец Симон охотно разъяснил, что крутятся там все кому не лень и - целый день, ибо натурально, рядом-то нужник. Кроме того, с другой стороны - оранжерея, там префектовский сынок раскопки затеял, и там тоже, натурально, постоянно крутился в последнее время кто попало.
- А можно ли залезть в сарай незаметно?
Это - проще простого, тихо пояснил святой отец, ибо сарай как раз за упомянутым нужником расположен, его закрывает - слева - конюшня, а справа - две копны коллегиального сена, для нужд оной конюшни им же, отцом Симоном, и закупленного.
Отец Эзекьель помянул нечистого, отец Аврелий усмехнулся, отец Гораций, не принимавший участия в расследовании, почесал за ухом.
