-Но как это может быть, чтобы вы не заметили приходивших? Как этому поверить?
-А это очень даже просто, - с готовностью кивнул Кузьминский, словно только и ждал этого вопроса, - его светлость уехали, а мне велели извозчика взять да на Васильевский съездить к другу их старому, Игнату Филимоновичу Шеншину, да отвезти приглашение на среду на званый обед госпоже Голохвастовой, а потом крюк сделать, да заехать в Мариинку, где ему три билета-с на премьеру в кассе оставлены, по шестнадцати рублёв в партер. Их забрать велели-с. Я господина этого, Бахметьева, видел, а после уехал, но Леонтий сказал, что четыре экипажа ещё после подъезжали, но чьи - он не ведает. Барышня Лизавета знает.
-Постой, а почему князь тебя послал, а не с кучером приглашение отправил?
Дворецкого снова не удалось сбить с толку.
-Потому как его светлость сказать изволили, что у меня голова на плечах имеется, а у Ивана-кучера - чугунок с дерьмом. Он третьего дня перепутал улицы возле кирхи немецкой да приглашение госпоже Голохвастовой так и не завёз.
-Так, когда ты вернулся, ни одного экипажа у дома не было?
-Почему не было-с? Барин уже приехать изволили, я его светлости билеты отдал, Игнат Филимонович со мной записку передали-с, так я её Михаилу Феоктистовичу доставил. Потом барин сказал, что вечером к Ливенам поедет, велел мне распорядиться экипаж подать-с к восьми вечера, а вот визитки... - Дворецкий замялся, - какие-то визитки на подносе на комоде лежали, я, не глянув, их в шкатулку сгрёб. А утром - шкатулка пропала. Но тут странно... Господа оставляют визитки, когда не заходят, а просто о здоровье справляются, или приглашение какое оставляют...
Путилин задумался. Исчезновение шкатулки было первым, что наталкивало его на криминальную версию гибели княжны Любомирской. Он неожиданно вскинулся.
-Да что я время на тебя трачу, барышня-то где? Она-то сестру когда видела? Где она? Быстро позовите.
Увы, его приказ не выполнили.
Горничная, когда её позвали, с досадой обронила, что нужно найти их шорника Кирюшку - дверь в комнату барышни Елизаветы Михайловны заперта и темно там, а тот может любой замок открыть. А она, сколько не стучала - не отзывается никто. Из гостиной доносились всхлипы старого князя, и слышался тяжелый дух какого-то снадобья, гнетущий и чуть усыпляющий.
Шорника искать не стали: один из сыщиков по приказу Путилина, решившего, что сейчас не до церемоний, выбил дверь ногой. Полицейские осторожно вошли внутрь, раздвинули шторы. Спальня Лизаветы Любомирской отличалась от спальни сестры наличием большого зеркала над комодом, желтым цветом портьер и балдахина, тогда как у сестры интерьер был в пурпурно-красном цвете, и полнейшим беспорядком. Здесь явно с момента пробуждения девицы никто не убирался.
Но самой девицы не было. Екатерина Мальцева не смогла сказать, каких вещей Елизаветы Михайловны нет на месте, на первый взгляд, всё было тут, но только её сестра Пелагея могла бы точно сказать, чего не достает в шкафах или сундуках. А вот зачем барышне могло вздуматься запирать спальню - на этот вопрос Катерина только пожимала плечами. Раньше Елизавета Михайловна так не делала, это точно.
Подошёл пошатывающийся князь, от которого сильно пахло вином и бромом. Он был совсем сломлен, глаза же странно ожили, казались огромными. У Корвин-Коссаковского в голове снова промелькнула злая мысль: "Почему нужен был труп дочери, чтобы этот упырь стал человеком?" Но минуту спустя он снова устыдился этого помысла.
При этом Арсений Вениаминович отметил одну странность. Он прекрасно понимал, почему Иван Путилин почти не тратит времени на слуг, ни в чём их не подозревая. Он и сам знал, что в каждом преступлении есть определенный круг подозреваемых, и в смерти жены - следует обратить особое внимание на мужа, при краже серебряных ложек - на подозрении будут слуги, но при гибели молодой барышни - причину следует искать в любви, а раз так - особо нужно было отметить молодых людей, приходящих в дом. Молодые люди интересовали и его - Корвин-Коссаковский понимал, что упыри были именно среди пришедших днем к Любомирским.
Но странным, и весьма, было всё же отношение слуг к новости о гибели барышни Анастасии Михайловны. Он это отметил сразу. Экономка была вроде бы ошарашена, дворецкий удивлён, горничная почти равнодушна, а камердинер и просто безразличен, он даже не разыгрывал горе, не говоря уже о том, чтобы испытывать его.
Стало быть, девицы не пользовались в доме любовью челяди. Почему?
Полиция предположила, что Лизавета Любомирская, проснувшись утром, не нашла сестру в доме, и, возможно, решила выйти на прогулку, подумав, что та гуляет. Но далеко уйти не могла, так как не велела закладывать экипаж. По ближайшим улицам отрядили сыскарей. Время при этом приближалось к трём часам, а барышня, как сказала экономка, в это время никогда не гуляла. День к тому же холодный, промозглый, чего ей на улице делать-то?
На вопрос Путилина, как могло получиться, что она, Мария Караваева, заправляя хозяйством, может не знать, где находится ее госпожа, экономка ощерилась.
-Нам стократ говорено было, что нечего в господские дела нос совать, наша забота - за порядком в доме наблюдать да указания барские выполнять. Сказано, подать обед в час - в час и подать, сказано - в пять обедать - так чтобы и было, - экономка смотрела не просто уверенно, но точно была теперь чем-то разозлена.
Князь, узнавший, что младшей дочери нет дома, предположил, что она у Нины Черевиной, но Корвин-Коссаковский возразил. Девицы больна, в доме никого не принимают, да и случись Елизавете Михайловне к ним поехать - экипаж бы взяла - путь не близкий. Не иначе барышня рядом на Миллионной или на набережной - в ювелирной или шляпной лавке.
Сыщики же пока тщательно обыскивали дом, надеясь найти записку девицы. Но, увы - не было не только записки, а и никаких следов личного дневника девицы, меж тем горничная сообщила, что "Анастасия Михайловна часто вечерами записывали что-то в книжицу толстую в сафьяновом переплете, и сестрица ее такую же имели-с".
Но никакой книжки, дневника, письмеца, открытки или визитки в комнатах девиц не нашли. Что до книг на полках шкафа в зале, то, рассматривая их, Корвин-Коссаковский не мог не вспомнить слова Батюшкова, сказанные после посещения книжных лавок Петербурга еще до наполеоновского похода: "Книги дороги, хороших мало, древних писателей почти вовсе нет, но зато есть мадам де Жанлис и мадам Жевинье, два Катехизиса молодых девушек и целые груды французских романов - достойное чтение тупого невежества, бессмыслия и разврата. Множество книг мистических и казуистских"
Именно это и было в шкафах девиц Любомирских.
Полицейские обсуждали, стоит ли перелистать страницы в книгах, но Путилин сказал, что это вздор. Если девица бросилась в Неву сама и оставила записку о самоубийстве - она её не прятала бы. Надо подождать возвращения сестры - тут причина сама всплывёт. А вот исчезновение визиток - подлинно странно, за него и уцепиться надо. Если в дом приходил убийца, девицу на улицу выманил, а после с набережной в воду спихнул, он-то и был заинтересован, чтобы визитки исчезли.
Но Лизавета Любомирская все не возвращалась, при опросе же челяди выявились ещё кое-какие подробности. Дознаны они были от камердинера Леонтия Турова. Тот показал, хоть и уверен не был, что барышня Анастасия Михайловна накануне утром письмо кому-то писала, а после сама его разорвала, да сожгла обрывки в камине. Все остальные слуги очень толково рассказывали о своих обязанностях в доме, но едва речь заходила о молодых хозяйках - тупо умолкали. Корвин-Коссаковский понял, что почти все слуги знают о своих госпожах что-то дурное, по крайней мере, чести им не делавшее, но молчат, а причина молчания - в опасении, что за любую откровенность им достанется от князя Любомирского. Арсений Вениаминович видел, что и Путилин это прекрасно понимает.
