Наши мечи столкнулись. Я дрался как автомат, механически повторяя защитные приемы начального курса. А меч в руках Шоррэя словно танцевал, едва касаясь моего клинка. Лишь через минуту я понял, что он делает.

Обрубает по сантиметру мой меч. Укорачивает его. Превращает в оструганный, как карандаш, огрызок.

В бессильной ярости я провел атаку – сложный комплекс ударов из заключительной части обучения. Мой меч укоротился сразу наполовину.

Шоррэй одобрительно кивнул:

– Ты знаешь больше, чем я думал. И мог бы стать интересным соперником… со временем. Что ж, правила поединка исполнены. Пора…

– Стой! – Я едва узнал голос принцессы. – Стой, Шоррэй! Правила поединка требуют от сильнейшего задать последний вопрос!

– Зачем мне сейчас правила, принцесса?

Голос девушки стал совсем тусклым, бесцветным:

– Неужели тебе совсем безразлично мое отношение, Шоррэй?

Тот задумчиво посмотрел на принцессу. И сказал с легким учтивым кивком:

– Хорошо, принцесса. Я согласен. Лорд с планеты Земля, ты проиграл поединок. Согласен ли ты отказаться от своих прав и провести остаток жизни в изгнании – в своем мире, без права покинуть его?

Я увидел, как дрогнули губы принцессы. Она прошептала, и я разобрал слова: «Соглашайся, лорд».

Шоррэй ждал, с любопытством разглядывая меня. Он не спешил. Он мог позволить себе многое – в том числе и помилование незадачливого соперника. У него на руках были все карты, а у меня…

По телу прошла холодная дрожь. У меня оставался последний козырь. Оружие Сеятелей. Хрустальные цилиндрики в кармане комбинезона.

– Шоррэй, ты помнишь, что я сказал твоим патрульным, прорываясь во дворец?

– Я ничего не забываю, игрушечный лорд. Ты сказал, что должен доставить оружие Сеятелей.

Неторопливо, стараясь, чтобы движение не выглядело угрожающим, я достал из кармана хрустальный цилиндрик. Сжал его в пальцах. И сказал, выделяя каждое слово:

Я не соврал, Шоррэй. Оружие Сеятелей в моих руках. Пропусти нас с принцессой – или умри.

Его взгляд, цепкий, почти физически ощутимый, остановился на тонком хрустальном «карандашике». На мгновение лицо стало напряженным, затем расслабилось.

– Ты блефуешь, лорд, – презрительно сказал Шоррэй. – Оружие Сеятелей ушло вместе с ними. А то, что осталось, не могло попасть в руки дикаря. Ты слышал мое предложение – отвечай.

Я посмотрел на принцессу. Эрнадо говорил, что оружие Сеятелей способно разрушить город или планету. Уцелеет ли девушка, стоящая в десяти метрах от нас? Имею ли я право подвергать ее смертельному риску?

Принцесса стала осторожно доставать меч из ножен. Едва уловимо кивнула. Она решила, что я тяну время! И собиралась напасть на Шоррэя сзади…

Любовь стоит смерти.

Я не откажусь от своих прав, Шоррэй.

Сжав пальцы, я попытался переломить тонкий цилиндрик. И не смог. Это было не легче, чем согнуть стальной стержень.

– Тогда умри, дикарь.

Продолжая сжимать непокорный цилиндрик, я поднял обломок меча – в отчаянной попытке защититься. А Шоррэй начал атаку. Красивый, рассчитанный до миллиметра удар, явно вполсилы, в треть доступной ему скорости. Так, чтобы я не успел ничего предпринять, но в полной мере испытал бессильный ужас перед надвигающимся клинком. Я даже вспомнил этот удар – один из эффективнейших, хотя и опасных в исполнении приемов высшего разряда сложности. Удар, проникающий в сердце, которое не способно остановиться на пару секунд и выждать, пока «склеятся» рассеченные плоскостным мечом ткани. Удар, достойный мастера… Описав короткую дугу, меч Шоррэя срезал по самый эфес жалкие остатки моего клинка. И устремился к груди. Я увидел, как узкое лезвие касается моего комбинезона.

Но в это мгновение хрустальный цилиндрик сломался. Легко, словно самый обыкновенный карандаш. Оружие Сеятелей само решало, когда необходимо действовать…

И наступила темнота.

Это было похоже на гиперпространственный прыжок. Вот только ни фонтана ярких красок, ни пьянящей легкости, ни беспричинной эйфории. Наоборот. Сознание словно задернулось туманом. Я не мог думать, не мог даже испугаться или удивиться, и чужой, равнодушный, безликий голос, звучащий из глубины моего разума, не вызывал ни малейшей реакции.

– Темпоральная граната активирована. Вы в безопасности.

Я летел сквозь темноту. Не было ни малейшего движения в окружавших меня тишине и покое. Я не ощущал своего тела, но чувствовал стремительное падение. Темпоральная граната – вот как называется хрустальный цилиндрик. Интересно.

– Применение мотивировано, опасность первой степени, рекомендуется возвращение к третьему узловому моменту…

Какое забавное оружие. Оно может давать советы. Что ж, ему виднее. Сеятели умели воевать.

– Решение принято.

Темнота исчезла. Я снова стал самим собой и стоял у открытого подземного ангара рядом с Эрнадо.

Багровое солнце опускалось за горизонт. Небо было черным, как расплавленная смола. Красные отблески играли на прозрачном корпусе флаера, на серой броне боевого катера.

– В пустыне часто бывают пыльные бури, – сказал Эрнадо. – Но сюда ветер доберется не скоро.

Сознание работало четко, как никогда. Я помнил все, что случилось со мной до того момента, когда темпоральная граната Сеятелей откинула меня в прошлое. А вот Эрнадо явно ничего не помнил. Для него, как и для принцессы, Шоррэя, Ланса, всех находящихся на планете – или во всей Вселенной? – людей ничего еще не произошло. Эрнадо не прикрывал мой прорыв во дворец, гвардейцы не падали под выстрелами пистолета, принцесса не плакала на моем плече, курсант Ланс не умер страшной смертью. И клинок Шоррэя не касался моей груди, чтобы пронзить сердце.

Оружие, которое не убивает. Последний козырь, возможность переиграть проигранный поединок. Хрустальный карандаш, зачеркивающий все ошибки.

– Если флаер заденут и горючее вспыхнет, я неплохо поджарюсь.

Это был мой голос. Я произнес те же слова, что и в прошлый раз. Губы шевелились сами помимо моей воли.

Меня охватил ужас. Неужели я обречен на повторение пройденного пути? Вынужден говорить и делать то же, что и тогда?

Эрнадо протянул мне программные диски. Я взял их, опустил в карман… и напрягся, останавливая опускающуюся руку.

Вначале это было трудно. Словно я растягивал упругую резиновую пленку, сковавшую все тело, или двигался сквозь густую жидкость. Затем напряжение исчезло. Я снова владел своим телом.

Тронув карман комбинезона, где лежали темпоральные гранаты, я нащупал лишь один цилиндрик. Все правильно, так и должно быть.

– Стартуем? Тебе лучше бы попасть во дворец до темноты.

Я молча протянул ему руку. Снова автоматически, не прилагая к тому ни малейшего усилия. Страха это уже не вызвало, я понял, что в любой момент могу подчинить тело собственной воле, вырваться из потока происшедших когда-то событий. Осталось лишь недоумение – зачем Сеятели предусмотрели такую заданность, странный автопилот, выйти из-под влияния которого стоило немалых усилий… Впрочем, ответ напрашивался сам собой. Преодолимая заданность моих поступков позволяла сохранять неизменными все удачные действия, начиная с неведомых мне самому слов и жестов, заставивших Эрнадо изменить решение скрыться с планеты, и кончая меткими выстрелами в нападающих гвардейцев. Я словно бы превратился в стороннего наблюдателя в собственном теле. И мог брать на себя управление лишь тогда, когда это становилось действительно необходимым. Например, чтобы убраться с авиабазы раньше Шоррэя. Или успеть увернуться от брошенного в меня ножа… Сейчас плечо не болело, и я не сомневался, что рана бесследно исчезла в момент временного скачка. Но воспоминание о пережитой боли оставалось более чем неприятным.

Размышляя, я забрался в кабину флаера, поудобнее устроился в кресле. Услышал голос Эрнадо:

– Включай автопилот.