Знакомство с женой было коротким, тут уж не до лирики и общения: поужинали и на боковую, а утром -- в отдел. Сергею жена наставника понравилась: с расспросами не приставала, недовольства, что муж пришел поздно, не высказала. Ужин был готов, осталось на плите подогреть. Постель гостю приготовила без напоминаний: тихо, мирно, спокойно. Когда утром вышли на улицу, Шилов негромко заметил: вот так, мол, и несет свой крест. Сергей понял, что речь шла о жене. Дополнять ничего не стал.

Вскоре, хотя и не густо, но начала поступать информация. Ее перепроверяли, отметая ненужное, однако то, чего так ждали, пока не было.

-- Ну не могли же "сверток" с Крайнего Севера самолетом к нам доставить! -- как-то в сердцах воскликнул Шилов. -- Да это невозможно, никакой логики не вижу!

Сергей тоже порой был настроен скептически: лопатят, лопатят, а толку никакого. Но постанывал молча, не на показ. У него даже азарт появился: установить бы личность погибшей, а уж там раскрутка пойдет проще. Навязчивая мысль не давала покоя; за что же так убили женщину, за что? Ведь у нее есть родители, семья! Как можно столь жестоко и безымянно уйти из жизни? Ведь человек же, человек! И кто как не они с Шиловым должны в этом чудовищном мраке разобраться и установить убийцу? И тогда в душе даже росло что-то приятное, напоминая о значимости и пользе выбранной профессии. Вновь и вновь названивали, кого-то тормошили, подключали, хвалили, но больше ругали. Где же та необходимая им ниточка, за которую можно было б уцепиться? Она словно в густом тумане: не увидеть и руками не ухватить. "Ну и повезло же с работенкой!" -- не раз перед сном думал Сергей. А может, только у них такая напряженка? Да нет, и в других службах тоже не мед. У розыскников же дел всегда невпроворот, но сотрудники службы розыска за работу держатся! Что их удерживает, прельщает? К примеру, того же Рудакова? Ведь мог быть отличным учителем. А Шилов? Умница. Как-то сказал, что жена ценит его работу, а еще, что не приходит домой выпивши. Она ему доверяет. Значит, есть престиж в этой непростой работе, вот и вкалывают с молчаливым упорством на пользу общества. Да-а, думы, думы, не передумать. Сергей отключился и уснул.

...Шилов зашел к Никитину вместе с незнакомым старшим лейтенантом милиции. Сам куда-то спешил. Махнул рукой:

-- Послушай участкового, а вечером обтолкуем. Повернувшись, вышел, крикнув из-за двери, что вернется не раньше чем через два часа.

Участковых Сергей знал еще не всех, сидевшего перед ним тоже не знал. Не крупный, приятной наружности, с любопытными, даже шустрыми глазами. Познакомились.

-- Рассказывайте, -- сказал Сергей нежданному собеседнику, пододвигая к себе общую тетрадь для записей.

-- В общем, ситуация такого порядка, -- начал, не торопясь, участковый, похлопывая ладонями по обтрепанной папке, лежавшей на его коленях. -- На моем участке проживает одна старушка, ну-у, может, и не такая уж старая, но пожилая, по фамилии Мошнева. -- Фамилию произнес для ясности и запоминания по слогам. -- У нее есть дочь, разведенная, Тамарой зовут, а у Тамары сын -- подросток лет десяти. Вот и вся их семейка. Об этой Тамаре отдельный разговор, но если коротко, то с нашим братом-мужиками крепко подгуливает, да мужа своего за кражу в тюрьму упекла. А теперь Тамара пропала. Еще до моего отпуска, якобы в декабре куда-то уехала. Это со слов матери. С отпуска я уж вернулся, а ее все нет. Она и раньше уезжала, но не так надолго. Вчера бабку встретил, а она крутит-вертит, понять ничего не могу. Вернется, говорит, Тамара, никуда не денется. Вот такие дела.

-- А сколько лет Тамаре?

-- Где-то за тридцать, ну-у, может, под сорок, точно сказать не могу.

-- Да-а, любопытно, любопытно, -- хмыкнул Сергей. Задумчиво вздохнул: -- А случайно не слышали, делали этой самой Тамаре раньше операцию?

Сморщив лоб, участковый пожал плечами.

-- Да нет, про операцию не слышал. Но ведь об этом можно и у матери спросить?

-- Можно, -- согласился Сергей. -- А муж пропавшей где сейчас?

-- Как свое отсидел, так и опять на завод вернулся. С родителями живет. Бабка с Тамарой к сыну его не подпускают. А он, как подопьет, так и приходит. Они дверь не открывают, он кричит, буянит. Милицию вызывают, чуть до драки не доходит. Я его, признаться, не раз от греха подальше уводил. Мужик-то, в принципе, неплохой.

-- Неплохой, а в тюрьму угодил.

-- Ну-у, так получилось, жена подставила: шины с завода своровал, а ей чем-то не угодил.

-- Так-так, а почему мать на дочь в розыск не подает?

-- Говорит, что найдется. Мне тоже непонятно: бросила старуху, ребенка и как будто ничего не случилось.

-- А хоть знает, куда та уехала?

-- В том-то и дело, что не знает. Сказала, что, вроде, в Подмосковье, а куда конкретно, с кем и к кому -- темный лес.

-- Ладно, сейчас я с Рудаковым посоветуюсь, -- заключил Сергей, чувствуя, что в пропаже дочери Мошневой есть кое-какая зацепка: возраст подходит, легкого поведения, с мужем не в ладах. Да и бабуля, в общем-то, довольно странно себя ведет. А чего, собственно, с Рудаковым советоваться? Может, сразу пойти и встретиться с Мошневой да и поговорить с ней, не упоминая о находке в колодце?

-- Слушай, а пожалуй, не надо с Рудаковым советоваться. Поедем к Мошневой, узнаем, почему с розыском медлит, может, какие подробности прояснятся? Как со временем? Проскочим?

Участковый согласно кивнул головой.

-- Проскочим.

5

Вечером Сергей и Шилов обсуждали результаты полученной от участкового инспектора информации. А она вселяла какой-то оптимизм. Дневная толкотня поутихла, никто не мешал. Сергей рассказал о встрече с Мошневой. Разговор получился долгим. Слушая ее, Сергей почему-то все время ловил себя на мысли, что Мошнева с ним неоткровенна и что-то скрывает. Несколько раз из соседней комнаты выглядывало бледное, с испуганными глазами, личико мальчишки, но тут же скрывалось за дверью. Это был сын загулявшей Тамары. Под конец же Мошнева расплакалась, жалуясь на плохое здоровье и свою нелегкую судьбу. Шилов слушал и задумчиво ходил по небольшому кабинету. Когда Сергей умолк, сказал:

-- Да-а, уж представляю, какое горе свалилось на бабушку с внуком. Что ж это за гулена такая Тамара? Мальчишку, говоришь, Романом зовут?

-- Да, пугливый какой-то, но с ним я и не разговаривал.

-- А где его папаша?

-- Отбыл срок и живет со своими родителями. С полгода как вернулся с зоны.

-- Случайно не помнишь номер квартиры Мошневой?

-- Номер? -- переспросил Сергей, -- а при чем тут номер? Кажется, тринадцать. Да-да, я еще подумал о чертовой дюжине. Улыбнувшись, Шилов сел за стол.

-- Понимаешь, какое дело. Эксперты наконец-то закончили работу с газетами, что со "свертка". Ну, помнишь, мы их все до кусочка собрали и передали тогда в ЭКО.

-- Как не помнить! -- Сергей передернул плечами. -- Сам и отвозил.

-- Так вот, в заключении есть любопытная деталь: номер квартиры, куда газетки доставлялись, выходит, что по соседству с квартирой Мошневой. Надо будет узнать, кто рядом с ней живет.

-- Участковый говорил, некто Бородулин.

-- Интересно, интересно, а не сказал, что за человек?

-- Жаловался на него, говорил, что этот Бородулин грязнее грязного: неоднократно судим и не просто по какой-то мелочевке. Вдобавок -- темный алкаш, недавно вышел из ЛТП и теперь готовится на пенсию.

-- Как понять?

Да сынок пробивает местечко в Доме престарелых. Пусть, мол, теперь государство позаботится о нем, порастерявшем свое здоровьице в местах, как у нас говорят, не столь отдаленных.

-- Постой, постой, может, он шутит?

-- Не-ет, не шутит, а хочет сбагрить папашу от себя подальше. Насколько мне известно, сейчас это и законом не запрещено.

-- Черт-те что творится! Тот для общества за всю жизнь палец о палец не стукнул, а теперь подавай, как какому-нибудь ветерану, персональное жилье да еще с обслугой.