Я тоже выиграл 1000 рублей на облигацию небольшого достоинства - 25 рублей. В сельской сберегательной кассе мне не дали такую сумму - у них существовали свои ограничения. И мне пришлось идти в кассу, расположенную в районном центре - в селе Лойно, в 30 километрах от нас. Ранним солнечным утром я отправился в путь босиком, в холщёвых штанах и рубахе, не сообщив об этом никому.
Сходил, получил свой выигрыш, пообедал в чайной и поздно вечером вернулся домой. Мать встретила меня невесело и жёстко вопросила о том, где я шлялся и где меня носило весь долгий день. Она была серьёзно обеспокоена моим долгим отсутствием. В те времена, если я оставался свободным от работы, то часто уходил в лес самостоятельно или по заданию матери и иногда на весь день в зависимости от погоды. Надо было собирать лесные дары - грибы, ягоды, съедобные и лекарственные травы и коренья, надрать берёсты для изготовления лаптей и ивовой коры для нужд райпромкомбината как сырьё. Мне нравилось бывать в лесу и собирать дары, так как это было материальной поддержкой для нашей семьи. И я никогда не считал нужным сообщать об уходе из дома в лес. И отчитывался всегда принесёнными из леса дарами, которые мать обрабатывала и готовила из них питание. Не трудно мне было сообщить ей о цели моего ухода сравнительно далеко, и тем самым не заставлять её волноваться весь день. Ждал хорошей взбучки. Но когда предъявил ей десяток сравнительно огромного размера серых бумажек, на каждой которых было написано "100 рублей", гнев, ярость, желание, готовность отодрать мой зад ремнём у неё улетучились, и она осталась довольна. Разумеется следовало получить трепака за этот мой самостоятельный уход без сообщения в семье.
Любые дела надо согласовывать с заинтересованными людьми и коллективами. Следует сказать, что такие ошибки у меня случались и в дальнейшей взрослой жизни, а иногда приводили к нехорошим результатам. Кто-то их замечал, а кто-то и нет, когда всё сходило с рук. А это бывало вредно для общего дела. Иногда приходилось пытаться выполнять без согласования незнакомую работу в незнакомом месте и условиях выполнения её. Это бесполезная трата времени. Мы бросались выполнять такие работы, в результате чего получался провал.Это плохо и никому не нужно.
Для того, чтобы было нам прожить как-то более или менее сносно и не быть слишком голодными и холодными, мать старалась работать истово сама и не давла никакого покоя нам, хотя мы с сестрой Верой были ещё малоспособны выполнять какие- то сложные работы. В таком неистовом темпе работы в колхозе и дома, и в постоянном напряжении и при некачественном питании она не могла долго просуществовать и протянуть.
В семье имелась пока живность - корова, дававшая молоко, две овцы дававшие шерсть, приплод и мясо, поросёнок, растущий для мяса, и немного кур, дающих яйца. Этих животных мы держали после ухода отца на войну, для которых летом в 1941 году были заготовлены корма, и с помощью которых мы сумели содержать своих животных в зимнее время 1941-1942г.г. Летом в 1942 г. мы ещё сами как-то сумели заготовить корма для содержания нашего скота. Кроме того, после окончания рабочего года нам, как и всем колхозникам выдавалось в соответсвии с количеством выработанных трудодней небольшое количество из произведённой в колхозе общей продукции - зерна, сена, соломы, картофеля, кормовых овощей. Поскольку мы имели свой огород, то мы его обрабатывали и выращивали достаточное количество картофеля, капусты и немного овощей. Этот урожай, собранный на нашем огороде, был основным питанием в течение всех лихих военных и первых послевоенных лет.
В 1943 году нам надо было позаботиться о дополнительной заготовке сена для нашего убогого хозяйства. Мать пошла в лес и на дальней полянке накосила травы, и мы заготовили там немного сена. На той полянке раньше никто не бывал, не косил травы и вся трава долгие годы пропадала напрасно, превращаясь в естественное удобрение. Нашлись недоброжелатели и доложили о нашей самостоятельности властям, и заготовленое сено у нас отобрали. Мы могли бы заплатить за использование государственных земель для заготовки сена. Но нас не слушали и не шли навстречу. Получилось так, как собака на сене: "Сама не ем и тебе не дам". Наши животные остались без достаточного количества корма. Корова от недостаточного питания заболела, и её пришлось прирезать. Человечности и сострадания у коммунистических властей не было. Обидно, горько и несправедливо существовать было в то время в деревне. Мать ушла в мир иной в молодом, цветущем возрасте - в 40 лет.
Д.Гонцово.Кировской обл. 1942-1945 г.г.
15. ТАБАКОКУРЕНИЕ.
В 1941 году наши отцы ушли на войну, а мы, дети остались полупризорными, почуяли больше воли и свободы, и начали заниматься неблаговидными делами, в том числе и вредными для своего здоровья. Мы начали курить, но не табак, которого было мало или совсем не было, а мох, выдернутый из пазов бревенчатых жилых домов, чем дополнительно нарушали тепловую защиту жилья. Мох мы измельчали, завёртывали его в трубки, изготовленные их из бумаги от старых газет, журналов, книг. Мы зажигали и курили такое изделие, задыхались, втягивая горячие газ и дым, исходящие из горящих самодельных цигарок, и активно пытались отравить и разрушить наш детский дыхательный орган, и продолжали заниматься этим вредным и гадостным для нашего здоровья делом, хотя чувстовали себя при этом свехотвратительно. Как справлялся наш организм с таким насильным внедрением вредных газа и дыма и, что будет впоследствии после такого курения, мы не знали, да ещё и хвалились тем, кто сильнее и больше затянет в себя такой отравы.
После такого адского курения мха я решил вырастить хороший табак на своём огороде. Приобрёл семена, высадил их в землю, и ухаживал за ним, причём ухаживал лучше, чем за растущими картофелем и корнеплодами. Табак вырос быстро, и его довольно большие листья выглядели внушительно, особенно в утреннее время. Я срезал листья, высушивал их на солнце, или в затемнённом месте. Высушенный табак размельчал и стал курить его вместо мха. В первый раз я накурился этого табака, мне понравилось такое занятие, и сначала я почувствовал себя довольно хорошо и даже комфортно, устроился на травяной лужайке около дома, смотрел в небо, которое вроде бы кружилось вместе с облаками, а весь небосвод как бы уплывал медленно вдаль, а я чувствовал себя как бы на седьмом небе от выкуренной самодельной папиросы. Недолго продолжался этот мой кайф. Голова закружилась, а потом стала болеть всё сильней и сильней, а что было делать с болью, я не знал. К вечеру всё прошло, организм мой справился и вошел в норму. Я понял то, что чего-то переборщил, и в будущем стал курить меньше, и меньше отравлял свой организм, но курить не бросил, и уж не доводил себя до того состояния, которое было со мной после первого курения свежего зелёного табака.
Закончилась война. В округе в магазины стали привозить и там продавать папиросы, дешёвые "Ракета и "Спорт", подороже - "Беломорканал", "Дели", "Пушки" и дорогие, но очень слабые "Казбек". Привозили махорку разной крепости - Усманскую, Моршанскую, Бийскую, из "Укртютюнмахортреста" и из других мест, и торговали ей. Откуда-то появились "Гаванские сигары", дорогие и очень крепкие и ароматные (похоже, что такие курил Черчилль, как это отображено на исторических фотографиях). Мы стали курить все эти, изготовленные промышленностью табачные изделия, продающиеся в наших магазинах, и нам казалось, что это табачное зельё для нашего здоровья получше, чем выращенный в домашних условиях зелёный табак и, как будто при курении изготовленного промышленностью табачного зелья мы стали меньше терять своё здоровье.
Во время службы в Советской армии нам для курения выдавали махорку разной крепости и, даже когда она отсутствовала, то нам выдавали папиросы "Казбек", считавшиеся высокосортными, но они были такие слабые, что мы, солдаты, не считали их за курево. Во время службы в армии жизнь заставила меня бросить курить, и теперь я не занимаюсь таким нехорошим делом. Но чувствую, что давнее увлечение курением и мха и другого табачного зелья не прошло даром.
