Хлопнула сенная дверь и в комнату протопал дед, с охапкой дров в руках. Скинул их у печки и полез в карман:

– На старая, звони. Только по делу говори, а то знаю тебя – как к уху поднесла и два часа тра-та-та, тра-та-та.

Баба Нина накрыла меня бушлатом, отмахнулась от мужа, словно от назойливой мухи и стала медленно нажимать кнопки, старательно вглядываясь в маленький экранчик и шевеля губами:

– Кума …Андреевна…почта…сельсовет…соседи…ага, вот он, – послышались тихие гудки и затем ответил неразборчивый голос, – Вера, алё, Верочка, это ты?… Артём?…Мама где?… Ну дай ей трубочку…алё, здравствуй Верочка, это баба Нина…из Евтахино…да. Как у тебя дела?…Да…Да…Им бы бумажки составить, а потом трава не расти…Да…Нет, у нас всё нормально. Шкандыбаем потихоньку, хоть и песок сыплется. Я чего звоню…Новость радостную хочу сообщить – нашёлся твой Серёжка-то…Да живой он, живой, только на покойника похож…Не плачь, не плачь. Это я, дура старая, мелю всякую ерунду…Приезжайте, мы здесь будем ждать.

Мобильник коротко прогудел и экран потух:

– Надо внуку денег дать, пусть новый купит, – она сунула телефон в карман и пошла к двери, – А ты, дед, топи получше – скоро хозяйка приедет. Да чайник поставь, а я сейчас малинки принесу.

Как только затихли шаги, дед быстро переместился к кровати вместе с табуреткой. Воровато оглянулся на окно и извлёк из-за пазухи чекушку с коричневатой жидкостью:

– Серёга, выпьешь сто грамм для здоровья?

– В следующий раз, дед Петя. Не полезет она сейчас в меня.

– Ну, смотри, тебе видней, а я приму пару капель…для профилактики, – он сделал два хороших глотка и, шумно выдохнув, крякнул, – Эх, хороша настоечка. Прямо до коленок пробирает. Серёга, а ты где пропадал?

– Не знаю. Я с трудом помню, что вообще сюда приезжал.

– Бывает же такое. Вот недавно на днях, в «Жди меня», одного мужичка показывали. Вышел вечером с работы и пропал. Нашли аж под Владивостоком, а ты удачно попал – где исчез, там и появился, – замолчал ненадолго и тут же встрепенулся, – Ёлки-моталки, я же про чайник забыл. Ладно, пойду воды принесу, у вас-то её тут нету.

Печь постепенно разогрелась, отдавая живительное тепло всему дому. Старики напоили болезное тело горячим чаем с малиной и тихо беседовали на диване, посматривая на экран телевизора с приглушённым звуком. Я слегка дремал, разогретый со всех сторон, не обращая внимания на фоновый шум, и поэтому пропустил звуки подъехавших машин.

Громко хлопнула дверь и в комнату ворвалась жена; сразу же кинулась к кровати, обхватила меня руками и зарыдала:

– Живой, Серёженька, живой! А я верила, никто не верил, а я знала, чувствовала, что жив. Соседка Надька, зараза, все уши прожужжала, мол надо смириться и жить своей жизнью – видать брательника своего, тунеядца, пристроить хотела, – она частила, захлёбываясь словами и слезами, – А в полиции только и говорят, что работают, а сами неизвестно чем занимаются.

– Гражданочка, вот только не надо наговаривать на органы, и так делали всё, что в наших силах. Ваш муж нашёлся – мы вас поздравляем, – лейтенант полиции сердито дёргал заевшую молнию на плоской сумке.

– Мать, ну прекращай, перед людьми неудобно, – я смущённо гладил волосы прижавшейся жены.

Вслед за полицейским в комнату вошла женщина с чемоданчиком и сноровисто стала его раскладывать. Потом появился коллега лейтенанта, скорее всего водитель, затем ещё один человек в куртке с надписью «Скорая помощь». От такого количества народа комната сразу стала маленькой.

– Верунь, да отпусти своего мужа, никто его не украдёт. Сергей, не помнишь меня?

Я вгляделся в смутно знакомое лицо и еле узнал однокурсницу жены. Где-то, в семейном альбоме, лежала фотография закадычных подружек с последнего курса мединститута, снятая мною на плёночную мыльницу.

– Ирина?

– Да. Вижу, с памятью всё в порядке – значит, больной практически здоров, осталось проверить кое-какие мелочи.

Она измерила давление, температуру; заглянула в уши, заставила открыть рот и вынесла вердикт:

– Пациент больше жив, чем мёртв.

– Ириш, хватит так шутить, а?

– Ой, Вера Анатольевна, прекрати нагонять тоску. Твоему мужу ничего не угрожает. Несколько понижено общее состояние организма, есть небольшое переохлаждение. Я пропишу укрепляющие витамины…да собственно говоря ты и сама знаешь, что давать. Два-три дня постельного режима и Сергей в норме, – она собрала чемоданчик, поцеловала на прощание подругу в щёку и «скорая» уехала.

– Граждане Мирошниковы, давайте и мы закончим наши дела, вернее дело, – лейтенант наконец-то справился с замком молнии и достал из сумки папку с документами. Он прошёл к столу и раскрыл скоросшиватель:

– Да, действительно, не будем вас задерживать, – Вера торопливо поднялась с кровати и вытерла покрасневший нос платком.

– Распишитесь здесь, что отзываете заявление о пропаже мужа, и здесь – об отсутствии претензий к работе полиции.

Довольный офицер сложил бумаги, аккуратно упаковал всё в сумку, козырнул на прощание и в комнате остались только старики и Мирошниковы.

– Ну, такое дело надо бы и отметить.

– Во, – баба Нина сунула сунула пухлый кулак под нос мужу. – Наотмечался уже, чёрт старый.

– Ну так это…на радостях же, – пошёл тот на попятную.

– Дед Петя, вот оклемаюсь немного и посидим за бутылочкой, обещаю, – я уже почувствовал себя лучше, только холод под кожей вызывал некоторый дискомфорт.

– Вот это другое дело, – дед хлопнул радостно ладонями и потёр их в предвкушении мужских посиделок.

– Иди-ка уже, гуляка. А ты, Верочка, зайди к нам сейчас, я тебе маслица дам, да медку – мужа полечишь.

Наконец закончился суетной день; жена успела сбегать в местный магазин за хлебом и взять обещанное у соседей. Я подкинул дровишек в печь, разогрел чайник на газу и мы тихо и спокойно поужинали бутербродами. Вроде бы мелочь, а как приятно. Всё вокруг знакомое, не надо ни от кого бегать и прятаться, никто ничего от тебя не хочет – просто ждут и любят. Если бы не этот долбанный…нет, лучше такое не произносить, а то большие дяди обидятся и сделают а-та-та.

– Серёжа, расскажи, где ты пропадал всё это время? Мы извелись, не зная, что и думать. Тёмка вон, даже похудел от переживаний. Полиция только и кормила обещаниями, советуя не волноваться. Сын с друзьями объездили всё вокруг и ничего – никто не видел и не знает, словно сквозь землю провалился. А сегодня баба Нина позвонила, дай Бог ей здоровья. Я сразу всех на уши поставила и сюда.

– Практически так и есть, Верунчик, практически, но с небольшим изменением, не сквозь землю, а…Вот скажи мне, Бог существует?

– Не знаю. Люди верят – значит существует.

– Э нет, верит можно в светлое будущее, а тут надо веровать. И всё-таки, как ты считаешь?

– Наверно есть, не случайно иногда всякие чудеса происходят.

– Вот и я раньше также относился – то ли есть, то ли нет, главное, что мы друг другу не мешали.

– Ты что, Бога видел? – удивление и недоверие сквозило в её голосе.

– Я много чего видел, Веруша, и мне это совершенно не понравилось. Давай спать, завтра будем разбираться с делами.

– Жалко, Тёмка не знает, уехал с ребятами на рыбалку и телефон забыл взять, – она положила голову мне на грудь и вздрогнула. – Господи, какой ты холодный.

Утро встретило звуком шкварчащей сковородки и голосом жены:

– Вставайте больной, пора умываться и есть. Я вчера, второпях, похватала немного продуктов с холодильника, да соседка выделила десяток яиц.

– Ты чего так рано вскочила, повалялась бы ещё пару часиков? Никто за нами не гонится.

– А пропащего мужа кто кормить будет, баба Нина?

– Не пропащего, а временно отсутствовавшего. Как говорится – почувствуй две большие разницы.

– Иди-ка уже, присутствующий, еда стынет.

Жена, на скорую руку, пожарила яичницу с колбасой, луком и сыром. Хорошо, что газовый баллон почти полный, а то пришлось бы печь растапливать, чем я обычно всегда и занимался. Вера, у меня, женщина городская и разжигание дров – не её конёк. Она пару раз пыталась, но в итоге выходила полная комната дыма и незапланированное проветривание помещения. Мы ужу заканчивали завтракать, как у жены запиликал телефон: