– Да, может, и зеленое…
Мысль о новом платье была заманчива.
Mamma легла.
– Тонкие бретельки… – сонно пробормотала она, – вырез сердечком…
Той ночью я почти не спала. Когда мне все-таки удавалось задремать, меня мучили странные, тревожные сны. Наутро голова болела, во рту было сухо. Я то и дело срывалась на сестер: накричала на Розалину за то, что она слишком долго застегивала босоножки, и чуть не поругалась с Кармелой из-за лака.
– В школу ты в таком виде не пойдешь! – сказала я.
– А я и не собираюсь. Хочу попеть на Пьяцца-дель-Пополо, а потом погулять в садах.
– Не сегодня.
– Так не честно! – хныкала Кармела, пока я смачивала ватный тампон в жидкости для снятия лака. – Почему тебе можно не ходить на уроки, а мне нельзя?
– Потому что mamma так решила. Мы с ней идем покупать ткань на платье, и мне некогда шататься с вами по городу.
– Ну и ладно! Погуляем одни, правда, Розалина?
Упрямства Кармеле было не занимать.
– Никуда вы не пойдете. – Я схватила ее за руку и принялась оттирать ноготь на большом пальце. – Я отведу вас обеих в школу, и даже не вздумай перечить. А в награду скуплю на обратном пути все журналы, на которые хватит денег. Тебе ведь хочется узнать новости о Марио Ланца?
– Пожалуй, – неохотно согласилась Кармела.
Она притихла, и мне удалось спокойно снять лак. Кармела дулась всю дорогу – не могла простить мне свои дочиста оттертые ногти, – и я была рада, когда она наконец исчезла в толпе одноклассниц: до обеда с ней будут маяться другие.
Избавившись от Кармелы, я отправилась за покупками на рынок Тестаччо. Я быстро переходила от прилавка к прилавку, выбирая что подешевле: перезрелые помидоры, годящиеся только на томатный соус, сухую корочку пармезана – для супа сойдет, – подгорелый хлеб, крошечные артишоки, которые надо будет съесть как можно скорее.
За обед всегда отвечала я. Все рецепты я знала от мамы. Она умела готовить и крестьянскую пищу – наверное, научилась когда-то у своей матери, – однако предпочитала блюда римской кухни. В такой тесноте, еще и на газовой горелке, особых изысков не сотворить, но я старалась, как могла: жарила соленую треску с луком, нарезала салаты с анчоусами и горьким цикорием, делала пасту с беконом и соусом из яичных желтков. Лучшей наградой за труды мне служили довольные улыбки сестер.
Путь от Тестаччо до дома всегда давался мне нелегко. Я тащилась с тяжеленной корзиной в руках и с завистью смотрела вслед девушкам, проносящимся мимо на мотороллерах. Они сидели боком, а их волосы развевались по ветру. Несколько раз приходилось ставить корзину на землю, чтобы передохнуть. Я уже успела пожалеть об обещании купить журналы, но все же взяла в киоске «Темпо», «Новеллу» и «Ла Сеттимана» – я ведь не знала, в каком из них могут оказаться новости о Марио Ланца.
В квартире было тихо. Mamma спала. Стараясь не шуметь, я поджарила на медленном огне лук вместе с жирными обрезками говядины, которые мясник отдал мне почти даром. Потом нарезала помидоры, спрыснула оливковым маслом и поставила тушиться, а сама разложила на столе журналы и принялась медленно их листать в поисках статьи о Марио Ланца, а лучше – еще одной фотографии.
Я старательно разбирала напечатанные слова, но далеко не продвинулась – отвлеклась на гороскопы и эскизы модных платьев. Примерно через полчаса появилась mamma в потрепанном халате из розового шелка. Вид у нее был разбитый. Впервые я заметила, что под глазами у мамы появилась сеть мелких морщинок, а в волосах серебрятся седые пряди.
– Свари, пожалуйста, кофе, cara, – сказала она хриплым голосом, протягивая руку за сигаретами. – И сделай мне бутерброд с джемом, если он еще остался.
Mamma пододвинула стул к открытому окну, со вздохом опустилась на него и закурила.
– Ты устала?
Я отрезала кусок хлеба и намазала его толстым слоем абрикосового джема.
– Ничего, просто надо поесть и принять ванну. Мы ведь, кажется, собирались купить красивую зеленую ткань и сшить тебе новое платье?
– Тонкие бретельки и вырез сердечком, – напомнила я.
Она потерла глаза и улыбнулась:
– Все верно. Ты будешь в нем такая элегантная!.. Чувствуешь себя взрослой женщиной, Серафина?
Serenade[7]
Я часто воображала, как встречу Марио Ланца, как его глаза весело заблестят, и из толпы девушек, жаждущих получить автограф, он выделит одну меня. Я грезила наяву, безвольно погружалась в мечты и не замечала происходящего вокруг.
– Смотри под ноги, Серафина! – отчитывала меня mamma. – Какая-то ты сегодня неуклюжая – совершенно на себя непохожа.
Целое утро мы ходили по магазинам и разглядывали бесконечные рулоны скользких шелков самых заманчивых оттенков, и всякий раз я отрицательно качала головой. В конце концов mamma бросила со мной советоваться и купила ткань по своему вкусу – блестящую зеленую вискозу в белый горошек. В платье такой вызывающей расцветки я представляла себя с трудом.
– Да что с тобой такое? – ворчала мама. – Другая на твоем месте радовалась бы новому платью.
Я не могла признаться, почему мне больше нравится хлопок в цветочек и пастельные девчоночьи тона: пришлось бы говорить о многом таком, о чем мы обе предпочитали молчать.
От похода по магазинам настроение у мамы улучшилось. Она купила себе клипсы в виде ромашек, темные очки и открытые золотистые босоножки с ремешком сзади. Расплачиваясь, mamma доставала деньги из сумочки и тщательно пересчитывала, прежде чем отдать кассиру.
– Жарко становится, а у нас столько покупок! – вздохнула она. – Давай поедем на такси. Можно зайти в бар – вдруг кто-нибудь из девчонок уже там? Посидим, выпьем чего-нибудь…
– Мне надо забрать из школы Кармелу с Розалиной, – напомнила я.
Mamma моего беспокойства не разделяла.
– У них ведь есть ключи? – спросила она.
– Да…
– Ну, значит, Кармела справится и одна. Она уже достаточно взрослая и должна больше нам с тобой помогать.
– Они будут меня ждать – я всегда их встречаю.
– Ничего, Кармела сообразит, в чем дело, – стояла на своем mamma. – Не дурочка и дорогу домой знает. Не волнуйся ты так, cara!
Мама остановила такси. Я впервые ехала в машине, и меня совершенно пленили гладкие кожаные сиденья и белые занавески, которые можно задернуть, если хочешь укрыться от жары или посторонних взглядов. Когда мы подъехали к Трастевере, mamma принялась поспешно приводить в порядок лицо: припудрила нос и щеки, накрасила губы и пригладила брови.
У самого бара она опустила окно и громко окликнула своих подруг: пусть все видят, как мы выходим из дорогой машины, нагруженные многочисленными свертками.
Две мамины подруги сидели за уличным столиком, который считали своим, и потягивали темно-красный кампари.
– Ciao, bella! [8] – закричали они. – Иди скорей сюда и покажи, что вы там купили.
– Да так, разные милые вещицы, – улыбнулась mamma. – Как всегда, извели кучу денег.
Они подвинулись, освобождая место за столиком, чмокнули нас обеих в щеку, махнули официанту, чтобы принес еще напитков, и принялись восторгаться нашими сокровищами. Mamma сняла новые клипсы и продемонстрировала остальным.
– Ах, дорогая, что за прелесть! – воскликнула ее лучшая подруга Джанна. – Это ведь не настоящие бриллианты?
– Нет, конечно, просто бижутерия. Но все равно смотрится очень стильно. А теперь я покажу вам босоножки – вот где настоящий шик!
Остальные прекрасно сознавали, что mamma гораздо красивее их. Чужая зависть ее нисколько не смущала – скорее даже радовала. Если ночь проходила особенно удачно, mamma никогда не упускала случая это подчеркнуть: показывала подругам какую-нибудь новую побрякушку, подставляла понюхать надушенное запястье, один раз даже появилась в баре в зимней накидке, отделанной натуральным мехом.
