Проблемы начались в аэропорту. Они должны были полететь через EasyJet (прим.пер. – британская авиакомпания). Только их самолёт в тот день летел в Милан. Но что-то произошло. Полёт был отложен на час. На два. На три. Шесть. Двенадцать. Восемнадцать. Невероятный скандал. Все от усталости и раздражения на стену начали залезать. Я взбесился, надоело это терпеть. Позвонил знакомому пилоту, который летает на доступном мне частном самолёте.

— Лети и доставь их сюда, – сказал я ему. Это, собственно, и произошло.

Хелена и девушка собрали сумки и сели в частный самолёт. Я удостоверился в том, чтобы на борту была клубника со сливками. Надеялся, что им это понравится. После такого испытания они это заслужили. Я наконец познакомился с девушкой. Она заметно нервничала, и я это понимаю. Но она справилась с волнением. Она живёт у нас и всячески помогает и по сей день. Дети сходят по ней с ума, да и Хелена стала ей, как сестра, с которой можно упражняться и заниматься. Каждое утро, в 9 часов, они вместе выходят на тренировку. В наш режим дня добавились некоторые новые пункты.

Как-то мы отправились в Санкт-Мориц (прим.пер. – швейцарский курорт). Думаете, я там чувствовал себя, как дома? Как бы не так! Я в жизни никогда не катался на лыжах. Одна только мысль о походе в Альпы с родителями была, как мысль о походе на Луну.

Санкт-Мориц – место для зажиточных людей. Они там завтрак шампанским запивают. Шампанским! А я сидел в спортивных штанах и хотел каши. С нами был Олоф Мёльберг. Он пытался научить меня кататься на лыжах. Это было бесполезно. В этом месте я чувствовал себя полным идиотом. А Мёльберг и другие танцевали у склонов. Я выглядел очень смешно. Чтобы хоть как-то спасти положение, я надел лыжную маску и массивные солнцезащитные очки. Никто меня бы не узнал.

Но один раз я был на подъёмнике, а рядом сидел итальянский паренёк с отцом. И он начал присматриваться. Я подумал, что ничего страшного. В таком наряде он меня не узнает. Ни за что. А чуть позже он сказал:

— Ибра?

Чёртов нос. Наверно, он меня выдал. Я всячески отрицал это. Какой Ибра? Где Ибра? Кто такой Ибра? Хелена начала смеяться. Пожалуй, это была самая смешная история, свидетелем которой она была. А пацан продолжал городить: «Ибра! Ибра!» Наконец я ему сказал: «Да, это я». Возникла неловкая пауза. Он был под впечатлением. И это была проблема, потому что оно наверняка пропало бы после того, как он увидел, как я катаюсь на лыжах. Я думал, как решить эту проблему. Я ведь звезда спорта, и нельзя было показать себя плохим райдером. Однако всё стало только хуже. Слово за слово – и уже в мою сторону повернулась толпа людей, которые хотели бы посмотреть на то, как я катаюсь на лыжах. Ещё и с перчатками возникли проблемы, я еле-еле надел их так, чтобы они налезли мне на руки.

Я повозился и с курткой, и со штанами, и с креплениями. Я ведь видел, как надо работать с лыжными креплениями. Люди расправлялись с ними играючи, пристёгивая и отстёгивая лыжи. Кто знал, может, я дотошный профессионал, у которого всё должно быть сделано по науке перед тем, как я начну спускаться по склону, как Ингемар Стенмарк? (прим.пер. – шведский горнолыжник, двукратный олимпийский чемпион) Но это, по всей видимости, всех только раздражало: чем дольше я возился, тем выше были их ожидания. Какие же трюки он исполнит? Рванёт ли он вперед, как пушечное ядро, с такими-то ногами?

Я приводил в порядок шарф, кепку, волосы. Толпе это надоело, и она разошлась, дескать, нам до тебя нет дела. Ну да, я действительно Ибра, но это же не значит, что на меня можно пялиться вечно. Я спокойно преодолел спуск. Неплохо для новичка, коим я и был. Олоф и другие сразу же спросили:

— Где ты был? Чем ты там занимался?

— Да так, приводил себя в порядок.

Но при этом большую часть времени я пахал. После победы над «Пармой» и завоевания второго скудетто в составе «Интера» я должен был играть на чемпионате Европы-2008 в Австрии и Швейцарии. Но я всё ещё беспокоился по поводу колена. О травме писали многие, я говорил о ней с Лагербеком. Никто не знал, смогу ли я выложиться на 100% в финальном турнире. В нашей группе были Россия, Испания и Греция. Выглядело непросто.

У меня был подписан контракт с Nike. Мино был против этой сделки, но я настоял, ведь это было весело. Мы с Nike сделали несколько смешных видеороликов. В одном из них я жонглирую куском жвачки и запинываю его себе в рот; а мой отец делает вид, что он забеспокоился: а вдруг она попадёт не в то горло? Также Nike участвовали в постройке Zlatan Court в Розенгорде, где я ещё ребёнком играл.

Поле было отличное. Его построили из подошв старых резиновых ботинок. И освещение было замечательным, поэтому дети не прекращали играть на этом поле из-за наступления темноты. Мы оставили там надпись: «Здесь моё сердце. Здесь моя история. Здесь моя игра. Продолжайте в том же духе. / Златан» Я официально открыл поле. Это было фантастическое ощущение. Дети кричали: «Златан, Златан». Цирк, да и только. Но это происходило у меня дома, и я был реально тронут. Я играл с детьми в темноте. А вы могли предположить, что такое произойдет с сопляком с района?

Но на Евро-2008 наши с Nike интересы разошлись. У них было строгое правило, что все те, кто связан с ними контрактом, должны носить бутсы одного цвета. Ну о’кей, подумал я, плевать. Но потом выяснилось, что кто-то другой всё равно собирался надеть бутсы своего цвета. Я сразу же обратился в Nike: мол, и что это за хрень такая? Все же должны носить бутсы одного цвета! Они ответили, дескать, ну, мы так решили. Я им высказал всё, что я об этой ситуации думал, и они поменяли свою позицию. Внезапно мне стало можно надевать бутсы того цвета, который мне нравится. Но это уже было не круто. В таком вопросе не надо было говорить сначала так, а потом эдак. Я решил надеть старые бутсы. Может, звучит это всё глупо, но люди должны отвечать за слова.

Наш первый матч был против сборной Греции. Меня прикрывал Сотириос Кирьякос. Он талантливый защитник с длинными волосами, которые он собирал в конский хвост. Каждый раз, когда я прыгал или ускорялся, его волосы закрывали моё лицо, практически попадали мне в рот. Он хорошо справлялся со своими обязанностями, здорово меня сдерживал. Но на две-три секунды он потерялся, и это всё, что мне было нужно. Мне вбросили мяч из-за боковой, я сыграл в стеночку с партнёром, а Кирьякос оказался далеко. Передо мной было пространство, и я пробил прямо в девятку.

Отличный старт для чемпионата Европы. Мы выиграли со счётом 2:0. Урок чемпионата Мира в Германии был выучен, и поэтому я уже не был координатором для семьи, они заботились о себе самостоятельно. А я сосредоточился на футболе. Но вновь заболело моё колено, оно вздулось, а следующим нашим соперником была сборная Испании. Они были одними из фаворитов турнира и победили Россию в первом матче со счетом 4:1, и мы знали, что нам придётся тяжко. Много разговоров было о моей травме и о том, должен ли я был играть. Я не был в этом уверен. Травма была болезненной, но я был рад снова игнорировать боль.

Это ведь был чемпионат Европы, и я мог выйти на поле хоть с ножом в ноге. Но я уже говорил, что в футболе существуют краткосрочные и долгосрочные перспективы. Есть матч сегодня, но потом всегда есть матчи завтра, послезавтра. Можно пожертвовать собой и приложить усилие сегодня, а потом быть вне команды. Нам сначала предстоял матч против Испании, а потом против России, а потом был бы четвертьфинал, если бы мы прошли дальше. Начали поговаривать о том, что я буду играть на болеутоляющих уколах. В Италии я так часто делал. Но шведский доктор был против этого. Боль – это предупреждающий сигнал тела. Можно на время облегчить боль, но ты рискуешь более серьёзными повреждениями. Бегать с травмой – это как азартная игра. Насколько важен матч? Насколько можно рискнуть игровыми кондициями парня сегодня? А если он выбудет из строя на недели и месяцы, будет ли это стоить того? Доктора в Швеции обычно более предусмотрительны, чем в континентальной Европе. Они относятся к игрокам, как к пациентам, а не как к футбольным машинам.