— Там можно найти и лом, и кирку. А лучше бы здесь бревном садануть, мне кажется…
— Но при чем здесь стройка? — недоумевал Маэстро.
Нелегко было объяснить этому заграничному русскому, что на стройке за бутылку можно заполучить все, чего только душа не запросит. А потом проданное списывается на мороз, на дождь, на брак и тому подобную стихию. И никакого толку, что теперь «рынок» на дворе — только воровать стали еще больше и наглее.
Но ничего этого не стал объяснять Лука. Очень не хотелось ему ворошить эту тему.
— Александр Аскольдович, пошлите на машине Никифорова, и через двадцать минут будет все в порядке!
— Но каким образом?..
— Как говорят ваши политологи: загадочная страна!
— Хорошо. Подите, распорядитесь сами. А я пока тут останусь… у желтого металла.
Переодетому в штатское Никифорову действительно понадобилось не более двадцати минут, чтобы лом и кирку выменять на литровую бутылку якобы немецкой водки.
Лука это время провел с Рауфом. Разговаривать не очень хотелось. Лука одновременно испытывал и неприязнь, и неловкость, и в какой-то мере сочувствие. Все-таки и он, Рауф, натерпелся в этом доме! Но ведь мог бы, наверное, и не терпеть? А что ему оставалось тогда? С собой покончить?
В общем, это были тяжелые минуты. Рауф потерял всю свою восточную стать и думал только об одном: как извернуться, что еще придумать, чтобы о нем не забыли, чтобы забрали его отсюда.
Наконец Лука догадался заговорить с «пациентом» Pay фа.
— А вы, извините, кто? Кем были до того, как сюда попали?
— Зачем вам? Просто человек…
— Эй, не груби! — встрепенулся вдруг Рауф. — Ты кому грубишь?!
— Вы знали, что вас ждет?.. «Пациент» пожал плечами.
— В обязанности этого господина… Рауфа Дауровича, по-видимому, не входило о чем-либо рассказывать. Но, наверное, это доставляло ему удовольствие…
— Какое удовольствие, дорогой? Зачем клевещешь? — Рауф имел насущную потребность жестикулировать. Но сейчас обе его руки были заняты наручниками. — Вах!
— Больше вас ничего страшное не ждет! — сказал Лука и посмотрел на часы.
— Чего же вы не отпустите меня тогда?.. — В голосе «пациента» смешались подозрительность и безумная тоска.
— Вы знаете, где мы находимся?«Пациент» снова пожал плечами.
— Это к лучшему. Как говорится: меньше будешь знать, крепче будешь спать!
Он не понимал, откуда у него мог появиться этот не свойственный ему тон.
— Да нет, я их не оставлю просто так… — негромко проговорил «пациент».
«И я их не оставлю просто так! — подумал Лука. — Возможно, дружище, мы с тобой еще друг другу пригодимся…»
Мысли его прервал голос Никифорова. Лука выбежал из комнаты ему навстречу.
— Куда струмент переть, барин? — улыбаясь, спросил Никифоров.
— Достал?..
— А то!
Они направились к черной лестнице, откуда был ход на чердак.
— Может, помочь? — спросил Никифоров, опустив кирку и лом на ступеньку.
Тут только Лука сообразил, что на чердаке они были с Кадушкиным почему-то только вдвоем. «Впрочем, какое мое дело…» Но он не успел ответить другу. В люк высунулась голова Маэстро.
— Спасибо, Николай Петрович, за инструмент. Мы тут управимся…
А сзади уже стоял Генри.
И Лука знал, как тот быстро умеет выхватывать пистолет.
Ни слова не говоря, он взял лом и кирку, которые были еще в земле, словно горячие от работы, и, поднявшись на несколько ступеней вверх, протянул их Кадушкину. Тот легко взял из его рук тяжелые инструменты, втянул в отверстие люка.
— Генри, прошу остаться здесь!
— Да, экселенц!
Когда они подошли к стене, Лука нерешительно спросил:
— Неужели… вы им не доверяете? И моему Никифорову тоже?
— Знаете, Лука Васильевич, что в Святом Писании сказано? «Не искушай!» Поэтому, прошу вас, берите-ка лом. И вот по этому камешку — огонь!
Лука ударил, но лом едва лишь поцарапал кирпич, соскочив в сторону. Он уже давно замечал, что с включенным приборчиком мускулы его делались безвольными, вялыми. Собравшись, он ударил еще раз. Приподнял лом снова и опустил.
— Да что с вами, Лука Васильевич?!
— Все в золото ушло!
— А там оно есть?
— Очень много! И еще что-то…
— Что же еще? Может быть, бриллианты? Лука задумался. Нет, когда они откопали в Крыму Алмаз, не пахло ничем, кроме золота.
— Бриллиантов там нет…
— Слушайте, сатана! Вы меня пугаете! А ну-ка, дайте сюда агрегат!
Глава пятнадцатая. У ПОРОГА ТАЙНЫ. ПОСЛЕДНИЙ АККОРД
Кирпич закрошился и запросил пощады. Странно было видеть этого лощеного господина с лицом, испачканным вековой московской пылью, здоровенного, ловкого, который каждый грамм своего веса умел вложить в могучий удар. И подумалось Луке, что он, как булгаковский Воланд, все может и все умеет сам. А помощники его на самом деле вовсе не помощники, а лишь свита полушутов.
Маэстро ударил еще раз, и тяжелый наконечник кирки прорвал в стене бесформенную черную дыру. Чернота бросилась в глаза резко, она хлынула из отверстия, словно старое, застоявшееся вино. Но Кадушкину не свойственны были подобные романтические ассоциации. Он ударил еще, и от краев дыры отвалилось сразу несколько кирпичей.
— Да светите же, мать вашу так!.. — ярился Маэстро.
Лука направил в дыру густой луч заграничного фонарика, и снова показалось ему, будто что-то вырвалось, вылетело оттуда. А когда заглянул туда, понял, что была это душа человеческая, сидевшая до сих пор взаперти. И тут понял он, отчего запах, исходивший отсюда, был таким необычным — с нежным, трепещущим, желтым отливом. В крохотном заложенном кирпичном пространстве на ларе из могучих дубовых досок сидел… мертвец, облаченный в полную форму морского офицера царской армии. В руке его, точнее, в том, что осталось от нее, был зажат со взведенным курком пистолет. Пустые глазницы из-под небольшого по тогдашней моде козырька уставились прямо на Луку. Словно человек этот заранее знал, где окажется отверстие и откуда будет направлен на него взгляд. Мертвец, высохший, как египетская мумия, сидел, поджав ноги, поскольку вытянуть их ему просто не хватило места. От этого он казался особенно жалким и в то же время страшным.
— Господи, помилуй! — промолвил Маэстро. — Какая безнравственная смерть!..
Произнеся этот вердикт, Кадушкин словно снял с них обоих некое тайное заклятие и в несколько ударов порушил эту искусственную стену, подняв густые клубы жирной вековой пыли. Фонарик буквально померк в руках у Луки.
— Кажется, финита! — изрек Маэстро и, шагнув к безумному убийце, вырвал из его руки пистолет.
Пистолет оказался в руке у Кадушкина вместе с засохшей кистью, он отбросил ее в сторону, а потом и столкнул самого мертвеца. Тот упал, загремев костями, и сразу стал чем-то бесформенным — наподобие кучи мятого тряпья. Маэстро взглянул на Луку.
— Спокойствие, мой друг!..
— Не сказать, чтобы это было просто…
— Послужили бы вы с мое в иностранном легионе… не того бы насмотрелись!.. — Маэстро протянул Луке пистолет с перламутровой инкрустацией на рукоятке. — Возьмите — прекрасное оружие и память какая! Патроны подходящие достать трудновато, но все в наших силах…
Пересилив себя, Лука неловко сунул пистолет в карман и отметил про себя, что Кадушкин назначил себя тут полным хозяином, а добычу считает исключительно своей. «Ну что ж, наверное, так, в сущности, и есть…»
— И снова, как я понимаю, нам понадобится лом, а, Лука Васильевич? — Кадушкин склонился над несколько странным сооружением из дубовых досок с медной окантовкой, напоминающим ларь. — Жаль крушить, но ведь иначе не добраться, верно?
Маэстро примерился, куда бы ударить. Сейчас он совсем не был похож на того, кем являлся — на разбойника и пирата, а скорее напоминал какого-нибудь горнового с картин соцреализма.
Эффект от его удара получился неожиданный — ларь мгновенно рассыпался. Оказалось, что весь он, что называется целиком, был изгрызен древоточцами: которым, надо сказать, крупно не повезло. Забравшись сюда, они принялись за свое дело, за еду. И грызли это дерево из поколения в поколение, пока не съели все, после чего, замурованные, умерли с голоду.