— Быстро ко мне!

Бык разогнал доктора и его «пациента» по отдельным комнатам, а сам сидел у входной двери с пистолетом наготове и отчаянно пукал от страха, потому что доктора убивать ему не велели, второго типа — тоже. А ведь мало ли на что они способны! Правда, на что именно способны эти люди, Бык не представлял. Но, кто знает, вдруг чего-нибудь брызнут, кинут, пустят усыпляющий газ… Химики! А мочить не велено. Сиди тут и дрожи. Да Бык и на убийство-то не очень был способен.

Поэтому он с истинной радостью и надеждой вслушивался в разговор Артиста с приехавшим медицинским чином. И ничего-то не показалось ему подозрительным. Даже то, что умиравший недавно Толик так разговаривает с этим мужиком. Ну, а чего в принципе особенного-то? Прокакался — живи дальше!

Радостными ушами он услышал приказ Турукина подняться к нему и крикнул своим подневольным:

— Кто хрен из комнаты высунет, подлюки, кончаю без слов!

И, опасливо оглядываясь, стал отмыкать дверь. «Глазка», чтоб проверить климат с той стороны, у двери не было. Вообще-то он был, «глазок», но только с другой стороны и глядел сюда, внутрь, где находились доктор и его «материал».

Отжав тяжелую дверь, Бык вынырнул наружу и с ходу получил мощный удар по руке. Пистолет стукнулся об пол. В следующую секунду обе руки его оказались заломленными. Бык не был мастером карате или кулачного боя. А уж когда такие мужики…

Будучи трусоватым, он давно знал, что закон физики «действие равно противодействию» хорошо распространяется и на человеческие отношения. Поэтому внутри у него сразу что-то сработало и внутренний голос приказал: «Не сопротивляйся!» Он покорился, не раздумывая, и заплакал, чтоб его запрезирали. А когда презирают, чаще всего не бьют.

— Я все скажу, мужики!..

— Пошел бы ты! — ответили ему брезгливо.

Хватка, при которой Бык был в полусогнутом состоянии, вызывала боль при любой попытке движения. Он был зажат, как в мощных тисках болванка.

— Что с ним делать, сэр?

Из переговорника раздался голос, который только что так уважительно, едва ли не подобострастно разговаривал с Турукиным:

— Сами не сообразите?! Ширни его к остальным!

Тут же Бык вздрогнул, дернулся и завыл в голос — в задницу ему, прямо через штаны и белье, которые так замечательно вчера снимала с него телка Жанна, вонзилась игла.

«Е-мое! — в ужасе подумал Бык. — Как же мы все залетели…» — И больше уже он ничего не слышал и не видел.

— Рауф! — крикнул Лука. Предстояло войти в это проклятое помещение. Как-то нелепо говорить, что он боялся.

Нет, просто не решался, как не решаешься входить в холодную воду.

Из дверей своей комнаты выбежал Рауф.

— Батоно Лука! Брат!..

Лука вовсе был не уверен, может ли он этого человека называть братом, хотя их и объединяло нечто общее в этом застенке. И стоял, не делая навстречу Рауфу ни шагу. Из комнаты напротив, бывшей обители Луки, высунулся парень, сразу бросилось в глаза, как он красив, как хорошо сложен. С надеждой и робостью, так не подходящей его неординарной, яркой внешности, парень этот смотрел на Луку.

А Рауф остановился, замер, увидев за спиной у Луки крепкого, внушительной внешности человека с пистолетом в руках.

— Рауф, ты и твой… пациент, подождете еще часа два. Потом я вас возьму…

«Пациент» остался неподвижен. А Рауф упал на колени и так пошел, протянув руки к Луке.

— Лука! Ты забудешь! Ты меня здесь забудешь!..

Машинально Лука попятился и невольно перекрыл линию огня Генри, который не знал, на что решиться: то ли стрелять, то ли сделать шаг и двинуть этому ползущему чурке ногой в челюсть.

В дело вмешался Маэстро, который слышал их по переговорнику.

— Внимание, внизу! Там ведь их двое? Соедините их наручниками и… зацепите за трубу отопления. Лука Васильевич! Немедленно ко мне!

— Я тебе обещал, Рауф, и я пришел. Потерпи немного. Через два часа ни тебя, ни нас тут не будет!..

Оказавшись за порогом, Лука трижды нажал на роковую свою кнопку в области солнечного сплетения. И пошел вверх по лестнице, сразу перестав чувствовать мерзостный кислый запах, которым были загажены и лестница, и все помещение. Как сомнамбула он двигался теперь на другой запах, более сильный и яркий — багровый, в светящемся желтом ореоле, как будто рядом стояли маки и лютики.

Войдя в комнату, где, сжав кулаки, стоял Маэстро, Лука кивнул на потолок.

— Там!..

— Есть?!

— Я говорю, та-ам!

— Успокойтесь, Лука Васильевич. Не то у вас какой-нибудь сосуд или нерв лопнет. Там, куда вы показываете, — чердак! И должна быть лестница. Не вовремя же отключили этого Быка! Ладно, сами найдем…

Они вышли на лестницу. Но она никуда не вела — только до второго этажа.

— Еще одна должна быть!.. — Маэстро двинулся по этажу, ведя Луку за собой, как ребенка. И впервые Лука почувствовал, как силен этот странный человек с не менее странным псевдонимом.

Где ногой, где рукой Кадушкин распахивал двери. Наконец они увидели то, что искали. Лестница в противоположной стороне коридора переходила в железную лесенку, а та упиралась в квадратный люк с замком. Замок был старый, покрашенный заодно с потолком во время ремонта лет двадцать назад.

Не теряя ни мгновенья, Кадушкин вынул пистолет с набалдашником глушителя на дуле, прицелился, выстрелил. Раздался один хлопок, потом второй. Звуки были негромкие и не грозные — что-то вроде похлопывания красавицы по мягкому месту. Маэстро отбросил замок с отбитой дужкой на кафельный пол, и это было, пожалуй, погромче выстрела.

Луке ничего не оставалось пока, как наблюдать. Напрягшись, Кадушкин нажал плечом на дверцу люка.

— Как тяжело ты, пожатье каменной десницы! За мной, мои шер!..

Лука оглянулся, никого кроме них на площадке не было. На чердаке оказалось темно, как у негра в утробе. Ни одного тебе даже самого крохотного окошка.

— Ну, мы-то с вами к темноте люди привычные, а, Лука Васильевич?.. — В руке у Маэстро неожиданно вспыхнул фонарик. В другой руке он по-прежнему держал пистолет.

Без фонаря им было б не обойтись. Все вокруг было завалено обломками старой мебели, гипсовыми кусками, тряпьем, гнилыми, потемневшими опилками и иными предметами, совершенно неожиданными в таком месте. У стены блеснул оклад старой иконы. А рядом в заросшей пылью рамке морской пейзаж.

— Вот теперь понимаю, почему я так легко обвел их вокруг пальца. Мы имеем дело с босяками, Лука Васильевич. Любой из них в слове «университет» сделает как минимум две ошибки! — Маэстро покачал головой. — Все это просто взять и запереть. Однако мы пришли сюда за другим…

— Нам туда… — Лука двинулся в сторону от брошенных вещей.

Багровым концентрированным духом сильнее всего тянуло от противоположной стены. И они пошли, продолжая преодолевать в полумраке бесконечные препятствия. Руки все время натыкались на толстый бархат пыли.

Что-то хрустнуло под ногами у Луки. Маэстро посветил и выхватил лучом осколок зеркала. Дурная примета.

— Мой вам совет, Лука Васильевич, перекреститесь и никакая дурная примета не подействует. Однако ж куда это мы пришли?

Перед ними была стена. Обыкновенная кладка, без каких-либо затей.

— Это там!.. — Лука ткнул пальцем в шершавый кирпич.

— Там, мой дорогой, улица! — разочарованно покачал головой Маэстро.

Лука неуверенно постучал в стену кулаком. Звук получился глухой, непонятный.

— Но ведь это там!..

Кадушкин постучал по тому же кирпичу рукоятью пистолета, и стало понятно, что за стеною… пустота. То есть какое-то пространство, помещение.

— Доннер веттер! А ведь там действительно ничего нет… кроме того, что нам нужно. А, Лука Васильевич? Кроме злата!..

Он двинул в стену плечом. Но не смог даже покачнуть крепкую кладку.

— Отбойный бы сюда молоточек! Или лом…

— Есть! На стройке.

— Что на стройке?..