Жадность фраера сгубила! Вместо того чтобы пришить этого Лучкова, он купился на его разговоры, на этот крест… Стоп! Вот кто может что-то сказать — Рауф! Немедленно в бункер был отправлен Чукча, и через две минуты Рауф сидел перед Артистом. Бледный, он не сводил взгляда со своей руки, которая была туго затянута ременной петлей. Рядом стоял Чукча с плоскогубцами.

Надо сказать, ни Чукча, ни сам Артист не были мастерами в деле пыток. Это любил Мальчик. Но Артист знал, в каких отношениях этот кавказец со страхом, и, если его придавить психологически, он расколется.

Да, страх с некоторых пор довлел над Рауфом. Но дураком его никто никогда не считал. Он понял, что, если признается, убьют. И еще он понял, что Лука на свободе. И значит, у него тоже появился шанс. Это дало ему силы держаться.

— Это ты отдал ему крест?

Рауф не знал, как выгодней в этом случае солгать, и потому решил ответить правду.

— Нет. Зачем мне? — Он тут же сообразил, что Лука, вероятно, крестом подкупил кого-то. Неужели их можно было так просто подкупить? Жуткая досада охватила его.

— Где взял крест?

— Ну… во время операции нашел…

— Прятал где?

Вопрос этот не имел особого значения, Артист задал его машинально. Рауф ответил. И тогда Турукин заговорил наконец о том, с чего надо был начинать. Причем не сейчас, а еще тогда, когда Лучков морочил ему голову про свое чутье.

— Ты доставал крест? Лучков мог его видеть?

— Лука? Нет, при нем не доставал… Артист повернулся к Чукче.

— Отведи этого идиота назад. Можешь врезать ему… И сразу обратно, ты мне нужен.

Итак, Лучков ловко связал две случайности, размышлял Турукин, монеты и крест. И все это для того, чтобы его, Артиста, обвести вокруг пальца и выйти за ограду. Но зачем? Он же все равно под конвоем. Неужели надеялся на случайных ментов? Нет, конечно! Выходит, у него была постоянная связь с волей? Через кого? И Толику ничего не оставалось, как заподозрить кого-то из сопровождавших Луку. И еще ему пришлось признать, что малохольный Лучков, который, казалось, кроме как болтать, ни на что не годился, был связан с кем-то могучим и умным. Но об этом поздно сокрушаться. Необходимо срочно выяснить, что же там в действительности произошло. Если непоправимое — бежать. И от КГБ, и, главное, от тех, кому принадлежал черный бизнес сердец и почек.

Бежать — значит все потерять. Да и не убежишь…

— А ты, — Турукин ткнул пальцем в Семена, переминающегося с ноги на ногу, бледного то ли с похмелья, то ли от «колес». — Ты поедешь сейчас на Немецкое кладбище и узнаешь.

— Что ты, крестный!.. — забормотал Семен, стараясь этим льстивым «крестный» как-то отвести от себя беду. — Да я же не по этим делам!

Первым позывом Артиста было своротить этой сучаре скулу или просто пристрелить паскудину. Но он одернул себя. Пожалуй, хватит, много уже чего он наворочал лишнего. Какая польза от того, что этот поганец туда поедет? Ничего толком не узнает, начнет темнить, чтобы его не били мордой об стенку.

И вдруг Артиста осенило. Он вспомнил. Не хотел вспоминать, да само вспомнилось: Буков!

Известна блатная поговорка, что нет хуже с ментами дело иметь, с волками позорными. Артист никогда и не имел. Но сейчас, видно, придется. Капитана Букова из МУРа, как ни странно, подарил ему Баран. Причем мент сам вышел на Барана — вычислил. Потом подошел у метро и сказал:

— Если кому надо, я могу сделать любой сыск — быстро и толково. Не взлом и не мокруху… только сыск.

— А чего ты мне это бормочешь? — прикинулся дураком Баран.

— А потому что я сыскарь, понял? — усмехнулся Буков. — Скажи об этом своему пахану. Работать хочу за деньги! — Он сунул Барану бумажку с телефоном, который оказался натуральным номером МУРа, и пропал. Баран не успел опомниться, а его уже и след простыл.

Толик был в хорошем настроении, когда услышал от Барана эту историю, и позволил себе поиграть. Велел Барану связаться с Буковым и поручить ему рассекретить Мальчика, передав при этом фотографию последнего и очень неточные данные о нем.

Прошло три дня, и Буков выполнил задание, причем предоставил хронику последних суток Мальчика с перечислением даже того, сколько и в каком сортире тот провел времени. За работу опер попросил пятьсот баксов. Деньги по тому времени немалые, тем более для мента.

— Пошли его! — отмахнулся Артист. — Скажи, что мы его кинули, потому что с ментами у нас других дел нет.

Баран согласно кивнул. Никакой иной мысли по этому поводу у него и не могло родиться. Ментов надо кидать!

— Да он же мне на хвост упал! — заныл Мальчик.

— Не возникай! — одернул его Артист. — Он у тебя на хвосте, а мы у него! Не полезет он, ляжет на дно и будет молчать. — И Турукин не ошибся. Но теперь пришло время, когда придется этому менту кланяться.

Когда был восстановлен телефон Букова и добыт его домашний номер, Артист позвонил ему.

— Здорово, Буков. Помнишь, пару лет назад ты делал работу для одного амбала?

— Для Виктора, что ли, Баранова? — спросил Буков, как будто эту работу он делал на прошлой неделе.

— Да. С нас семьсот за то дело. И хотим заказать еще одно. Три тысячи аванса прямо сейчас получишь, четыре — потом.

— Что делать?

— Пока продиктуй адрес. Выезжаем с деньгами. — Артист смахнул пот со лба. Голова у него шла кругом. В Большом доме был готов клиент, нужны были свежие почки.

Если бы капитана Букова спросили в каком-нибудь суде офицерской чести или на другом подобном, не существующем ныне собрании о том, как он смог дойти до жизни такой, как сумел оскотиниться, он бы не стал отвечать. Зачем говорить с теми, кто задает такие идиотские вопросы! А если бы ему стали говорить с насмешкой, что он, мол, свою небольшую зарплату пытается оправдать предательством, он разрядил бы в насмешников своего «Макарова». Очень не любил капитан Буков, когда ему в глаза смели говорить подобные вещи. Хотя при желании он бы мог ответить на все вопросы. Теперь сотрудник милиции после дежурства идет охранять какую-нибудь коммерческую структуру. И что из этого вытекает? А то, что на основном посту — бывшего советского милиционера — он или впрямую спит, или экономит силы: ему надо хорошо служить у хозяина, иначе выгонит. Но и это еще не все. Предположим, он узнает, что на его коммерческую кормилицу намечается облава — налоговая полиция или иная, с его точки зрения, нечистая сила. Что он делает в этом случае? Тут же стучит хозяину — в надежде получить подачку-премию и потому, что он кровно заинтересован в существовании этой чаще всего жульнической структуры. И тут уж, как говорится, за что боролись… Налицо — срастание органов внутренних дел и мафии, «о чем все время твердили большевики». А главный господин их, а теперь и главпалач Ерин называл это провокацией и клеветой. И понять его можно: ему-то, небось, из этой кормушки больше всех достается!

Впрочем, Буков в разговорах на такие темы не участвовал и вникать ни во что такое не хотел, руководствуясь принципом: меньше будешь знать, лучше будешь спать. Вообще-то этот тезис еще при Чурбанове придумали. Но теперь он еще больше работает.

Надо сказать, что Буков занимался исключительно сыском. К примеру, ребенка найти пропавшего или сбежавшего должника, определить, где некая красавица проводит время, пока человек, который платит ей деньги, занят делами и т. п. — всего не перечислишь.

Так что вопрос о том, подрывал ли Буков основы государства своей деятельностью, спорный. Поисковик он классный, этого у него не отнимешь, таким родился. Да еще плюс высшая школа милиции. Найти он мог буквально все. В родной деревне его так и звали — Легавый. Причем имели в виду не оскорбительное прозвище, а породу собаки, лучше которой на охоте не сыскать.

Получив от конторы Артиста вводную, Буков сразу рванул на Немецкое. ОМОНа там оказалось в этот час, что грязи, да еще какие-то штатские, скорее всего, из прокуратуры. Буков прилепился к местному ханурику, с которым якобы возмечтал выпить бутылку у памятника своей прабабушки. Но, прежде чем дать тому на портвейн, между делом выспросил обо всем, что здесь происходит. Узнал о том, что ночью тут «рвануло, как из атомной бомбы» и т. п. Таким образом он узнал, что погибших было трое. Это было самым важным.