После полудня мы подняли якорь и направились к западу, чтобы взглянуть, каково положение льда у западного берега. Не пройдя и 6,5 км, мы опять уткнулись в лед и были вынуждены возвратиться на старое место. Вечером за ужином большинство членов экспедиции впервые отведало жареных больших поморников[53] и нашло их великолепными. Способ ловли этих птиц был весьма прост и эффективен, но с охотой имел мало общего. На льдину выбрасывался с судна крючок с наживкой, прикрепленный к бечевке. Через несколько минут птица подходила, хватала приманку и проглатывала ее, после чего мы втаскивали ее на борт. Другие птицы, по-видимому, совершенно не замечали, что их компаньонка попала в затруднительное положение. Напротив, полагая, что она схватила какой-то особенно лакомый кусочек, который им, к огорчению, не достался, они всей стаей тотчас же набрасывались на нее, стараясь заставить ее выплюнуть эту добычу. Лишь после того, как около дюжины поморников было поймано таким коварным образом, птицы стали подозревать, что тут что-то не чисто, и тогда даже самые лакомые куски мяса уже более не привлекали их. Во второй половине дня мы убили также несколько тюленей, и на следующее утро на завтрак у нас были грудинка и свежая тюленья печень.
2 февраля не было заметно никаких изменений в состоянии льда, хотя отдельные льдины иногда отламывались и уплывали. Погода продолжала быть хорошей, и группа членов экспедиции, состоявшая из профессора Дэвида, Моусона, Коттона, Пристли и Армитеджа, отправилась по льду на остров Неприступный. Мы вместе с Инглендом пошли на лыжах к югу, чтобы посмотреть, каковы трещины во льду, но результат нашей экскурсии был мало утешителен – лед оказался совершенно прочным, и единственные трещины мы нашли у самого судна. Я решил поэтому не ожидать более у кромки льда, а когда вернется санная партия, поискать места для зимовки на восточном берегу острова Росса.
Вскоре после полудня поднялся восточный ветер, небо затянуло тучами, и началась легкая метель. С востока быстро несло ветром отдельные льдины, так что судну пришлось отойти назад на чистую воду. Хорошо, что мы успели это сделать, так как вскоре дрейфующие льды сомкнулись с прочным ледяным припаем, и если бы судно осталось на прежнем месте, его бы основательно помяло. Когда начался ветер, на судне подняли флаг, отзывающий береговую партию обратно, но они его не видели и вернулись только около 17 часов. К этому времени мы переместились с судном примерно на 1,6 км к востоку от прежней стоянки. Профессор Дэвид сообщил, что они не были в состоянии попасть на остров, так как между льдом и берегом острова тянулась полоса воды шириною примерно в 50 метров. По дороге они нашли на льду морского ежа, которого Мёррей тотчас же забрал в свою коллекцию. Они получили также первый наглядный урок путешествия в Антарктике, заключавшийся в том, что расстояния здесь чрезвычайно обманчивы и земля находится всегда гораздо дальше, чем кажется.
Этим вечером мы все время поглядывали, не возвращаются ли наши путешественники с мыса Хат, но их все не было, даже когда мы ложились спать. Я был уверен, что Адамс сразу же вернется, если только ему с его партией не придется встретить каких-либо особых трудностей при попытке забраться внутрь дома. В половине второго ночи, наконец, Харборд спустился вниз и сообщил, что вдалеке видна возвращавшаяся партия. Надо сказать, что в это время у нас постоянно было светло, и фактически не ощущалось разницы между днем и ночью. Я приготовил для путешественников какао и открыл коробку сардинок, так как по опыту знал, как приятно закусить после такой прогулки.
«Макинтош горько оплакивал потерю глаза не столько из-за уменьшения способности зрения, сколько из-за того, что эта несчастная случайность не позволяла ему теперь остаться с нами в Антарктике.»и Э. Г. Ш.
«А я-то еще утром мечтал о том, как вместе с Дэем сяду в автомобиль и перегоню нашу санную партию, ползущую по льду. Увы, эти мечты быстро пропали!» Э. Г. Ш.
По возвращении Адамс рассказал, что путь к мысу Хат был очень труден. Они достигли цели лишь в 23 часа 15 минут, находясь в пути с 10 часов. Последние три километра пришлось идти по совершенно гладкому, чистому от снега льду, а у самой оконечности мыса Хат им встретилось обширное пространство чистой воды. Залив, в котором когда-то стоял замерзший «Дискавери», был затянут прозрачным голубым льдом, показывающим, что в предыдущий сезон морской лед здесь не взламывался. Путешественники так устали, что залезли в свои спальные мешки, как только забрались в дом, куда они легко попали через одно из окон с подветренной стороны.
Снега в доме не было, и постройка почти не пострадала. Небольшое количество льда по стенам внутри появилось, очевидно, в результате таяния снега летом. Несмотря на полную заброшенность в течение пяти лет, строение было в превосходном состоянии. Кое-где валялись различные предметы, оставленные последней экспедицией, в том числе мешки с остатками провизии различных санных партий. Нашлась даже открытая жестянка с чаем, который мы заварили на следующее утро. Чай даже не утратил своего аромата после пятилетнего пребывания на воздухе, что свидетельствует о чрезвычайной сухости климата. Нашлась также жестянка с керосином, который тоже был использован и тоже оказался в прекрасном состоянии. Лед у оконечности мыса Хат был весь в мелких и широких трещинах, но во всех остальных отношениях обстановка казалась такой же, как и в феврале 1904 года, когда «Дискавери» ушел отсюда на север. Все еще стоял крест, поставленный в память Винса[54], погибшего поблизости отсюда в одну из метелей. Стояли и домики, построенные для магнитных наблюдений. В 13 часов на следующий день все трое отправились обратно на судно. Несмотря на помощь установленного на санях паруса, надуваемого южным ветром, путешественники лишь с большим трудом добрались до «Нимрода».
На следующее утро мы попробовали подойти вплотную к острову Неприступному, так как казалось, что лед разломан до самого острова, однако, подойдя ближе, увидели, что между судном и островом все еще имеется широкая полоса льда. Определение глубины дало здесь 545 метров и показало, что на дне – вулканическая галька. Мы опять прикрепились якорем к льдине, и в течение второй половины дня береговая партия занималась тем, что наполняла снегом бак над котельным помещением. Чай из растопленного снега оказался значительно вкуснее, чем чай из застоявшейся воды пароходных цистерн, которой мы обычно пользовались.
Около 16 часов мы снялись и пошли по направлению к мысу Барни, чтобы посмотреть, нет ли там подходящего места для высадки. В 18 часов на расстоянии около 3 км от мыса измерение глубины показало 144 метра, а с полтора километра дальше – 80 метров. Частицы морских губок, облепившие лот, указывали на то, что дно здесь послужило бы прекрасным местом охоты для биолога. Медленно продвигаясь под парами вдоль берега к северу, мы увидели поперек залива длинный низменный снежный склон, связанный с голыми скалами мыса Ройдс. Он показался нам удобным местом для зимовки.
Около 20 часов я вместе с Адамсом и Уайлдом отправился на вельботе к берегу, захватив с собой ручной лот. Мы прошли на веслах всего минут десять, делая частые остановки для промеров, и уперлись в сплошной лед. Он покрывал весь залив от мыса Флагштока, как мы назвали после утес на южной оконечности мыса Ройдс, по направлению к югу вплоть до мыса Барни. Недалеко от этого мыса лед был разломан и образовал нечто вроде естественного дока. Мы завели туда лодку, перебрались с Адамсом через четко обозначенную приливную трещину, вскарабкались на берег и поднялись на голую скалистую вершину по покрытому ровным снегом склону шириной примерно в 15 метров. Сотни пингвинов собрались на льду залива. Еще больше их было наверху склона. Так что, когда мы поднялись наверх, нам пришлось зажимать носы от нестерпимой вони их гнездовья. Птицы эти сновали по всем направлениям и приветствовали нас хриплыми взволнованными криками. Над пингвинами летали во множестве их естественные враги, хищные большие поморники, у которых, очевидно, были птенцы, потому что, когда мы, подымаясь по склону, приблизились к их гнездам, они стали бросаться прямо на нас, пролетая над самыми головами. Резкий шелест их быстрых крыльев явно говорил о том, как они возмущены нашим вторжением.
