Однажды на корабле, где находился государь, произошла драка между царским денщиком и молодым немцем, ведшим дневник у вице-адмирала; немец прямо пришел к царю с жалобой и с просьбою о сатисфакции; Петр сатисфакции ему не дал, сказавши: «Пьяное дело!», но наружность немца остановила его внимание; по своему обычаю он поднял у него со лба волосы, посмотрел в глаза и взял к себе для иностранной переписки. Немца звали Остерманом, он вел переговоры и заключил Ништадтский мир.
Сохранились рассказы современников о том, как поддерживалась школа, воспитывались подростки, выбирались люди. Молодые дворяне, посланные учиться за границу, возвратились и сейчас к государю на экзамен зимою в 6 часов утра; Петр со свечою в руках ползал по карте, расспрашивал их, остался доволен. Один из возвратившихся из-за границы, известный Неплюев, был определен Петром в смотрители над постройкою галер — должность, в которой он почти ежедневно видал государя. Петр заметил, что в малом будет путь, и начальствующие лица начали воспитывать молодого офицера, учить его, как служить и как сохранить расположение царя: «Будь исправен, будь проворен и говори правду, сохрани тебя Боже солгать, хотя бы что и худо было; он больше рассердится, если солжешь». Скоро Неплюев подвергся экзамену в этом искусстве. Однажды он пришел на работу, а Петр уже тут; Неплюев сильно перепугался, и первою мыслию было бежать домой и сказаться больным, но потом вспомнились наставления, и он пошел к тому месту, где находился государь. «А я уже, мой друг, здесь! — сказал ему Петр. „Виноват, государь, — отвечал Неплюев, — вчера я был в гостях, долго засиделся и оттого опоздал“. „Спасибо, что говоришь правду, — сказал Петр."Бог простит! Кто бабе не внук?“ После того Неплюев получил место резидента в Константинополе таким образом, который показывает всю простоту отношений Петра к своим приближенным. У государя был обед для всей знати, также для офицеров гвардейских и морских, почему был приглашен и Неплюев. Отобедав с товарищами прежде, он встал из-за стола и отправился в ту сторону, где государь сидел еще за столом и вел такой разговор с Головкиным и Апраксиным:
«Надобен мне человек, который бы знал итальянский язык, для посылки в Константинополь резидентом». Юловкин отвечал, что такого не знает. «А я знаю, — сказал Фед[35] Матвеевич] Апраксин, — очень дельный человек, да та беда, что очень беден».
«Бедность не беда, — отвечал Петр, — этому помочь можно скоро; но кто это такой?»
«Да вот он за тобой стоит», — сказал Апраксин. «За мной стоят много», — возразил Петр. «Да твой хваленый, что у галерного строения», — отвечал Апраксин.
Петр оборотился, взглянул на Неплюева и сказал: «Это правда, Федор Матвеевич, что он хорош, да мне бы хотелось его у себя иметь». Но потом, подумавши, государь приказал назначить Неплюева резидентом в Константинополь.
Способных людей было набрано много, но цель преобразователя состояла в том, чтоб приучить этих способных людей к деятельности сообща, в которой бы они развивали силы друг друга и сдерживали друг друга. У нас часто говорят о дубинке Петра Великого, даже иногда слышится желание, чтоб она снова явилась с своею будто бы очень полезною деятельностью. При воспитании человека в детском возрасте допускаются известные внушения, наказания, телесные наказания, но в более зрелом возрасте подобные воспитательные средства не допускаются, да и с самого начала опытные воспитатели стараются развивать в воспитанниках высшие, нравственные побуждения к добру. Петр употреблял дубинку для взрослых детей, но в то же время целая система учреждений, имевших воспитательное значение для народа, показывает, что преобразователь употреблял другие, более действенные средства к тому, чтоб вывести русских людей из детского возраста относительно общественной жизни и упразднить внешние, детские понуждения, упразднить дубинку. И мы думаем, что воспоминание об этих учреждениях и о борьбе, которую из-за них выдерживал преобразователь, будет гораздо питательнее для общества, чем воспоминание о дубинке.
Мы видели, что Петр учредил Сенат, который облек большою властию. Воспитание этого высшего правительственного учреждения, разумеется, было главною заботою Петра. «Теперь все у вас в руках», — говорил он сенаторам и этими словами напоминал им о важности их значения и соединенных с нею обязанностях и ответственности. Люди собрались для общего дела, и первое сильное искушение — потратить время в слишком долгих рассуждениях о деле и в разговорах не о деле: Петр требует от сенаторов, чтоб они не теряли времени, «понеже пропущение времени смерти невозвратной подобно. Никому в Сенате не позволяется разговоры иметь о посторонних делах, которые не касаются службы, тем менее заниматься бездельными разговорами или шутками, а главное, сенаторы должны иметь в памяти Должность свою и царские указы и дел до завтра не откладывать; как может государство быть управляемо, когда указы не будут действительны?
Презрение указов равно измене и еще хуже ее, ибо, заслышав об измене, всяк остережется, а этого зла никто вскоре не почувствует, но мало-помалу все разорится… В управлении государством важнее всего хранение прав гражданских, понеже всуе законы писать, когда их не хранить, или ими играть в карты, прибирая масть к масти, чего нигде в свете так нет, как у нас было, а отчасти и еще есть и зело тщатся всякие мины чинить под фортецию правды». Для ослабления этого зла Петр в начале 1722 года учредил при Сенате должность генерал-прокурора, которого он назвал оком своим и стряпчим о делах государственных. Во всех низших местах должны были находиться прокуроры, надзор над которыми поручен генерал-прокурору. Одна из главных забот Сената состояла в удовлетворении требованиям государства относительно людей, нужных для службы военной и гражданской; для облегчения Сената в этом деле учреждена была должность герольдмейстера, который имел списки всем дворянам и детям их и по первому требованию представлял людей, способных к той или другой должности.
Я употребил выражение: служба военная и гражданская; это разделение есть новость, появившаяся с Петра; древняя Россия представляла первобытное государство с резким признаком неразвитости: служба военная не была отделена от гражданской; при Петре явилось разделение должностей гражданских от военных, что и выразилось в знаменитой Табели о рангах. Мы несколько раз упоминали о целой системе учреждений, имевших воспитательное значение для народа чрез приучение его к деятельности сообща.. Система эта приводилась в исполнение постепенно, и только к 1720 году образовались для отдельных ведомств коллегии, заменившие прежние приказы. Коллегия состояла из президента, вице-президента, советников и асессоров. Если и в Сенате, куда были выбраны самые способные люди, дело по его новости шло далеко не так, как бы желалось, то тем более нельзя было надеяться вначале большого успеха в коллегиях. Тяжело было приниматься за новое дело; ежеминутно вопросы: как делать? и кто будет отвечать на эти вопросы? В Сенат Петр решительно не допускал иностранцев, но в коллегии допускал. Президент необходимо был русский, но вице-президент мог быть иностранец; также из иностранцев был один советник или асессор, один секретарь. Спросят — зачем это? Неопытность русских требовала указания — как вести дело; способ ведения дел был новый, и в некоторых коллегиях самое содержание дел было новое, как, напр[36], в Берг— и Мануфактур-коллегии.
Петр велел отправить в Кенигсберг 30 или 40 человек молодых подьячих, но до их возвращения надобно было допустить иностранцев; по незнанию русского языка иностранцы должны были вести дела чрез переводчиков — неудобство страшное! Чтоб избавиться от этого неудобства, Петр велел своему резиденту в Вене пригласить из австрийских коллегий в русскую службу чиновников славянского происхождения, чехов, моравов, которые могли бы скорее немцев выучиться русскому языку; велел пригласить в службу при коллегиях шведских пленников, выучившихся по-русски, а между тем при первой возможности старался отделаться от иностранцев при коллегиях: в 1722 году, сидя в Сенате, Петр велел президентам коллегий разобрать иноземцев — коллежских членов и указать тех, которые годны, а негодных отпустить. Легко понять, какое препятствие все эти учреждения встречали в недостатке способных людей при общем малолюдстве; в 1722 году генерал-прокурор жаловался, что еще 100 мест в управлении остаются незамещенными.
