Но человек воспитывается для жизни общественной; отсюда необходимое требование от воспитывающего — требование знания этой жизни, а знание общественной жизни невозможно без участия в ней. Таким образом, отчуждение женщины от участия в общественной жизни и от того, чем возвышается и украшается общественная жизнь, противоречит ее значению, значению воспитательницы человека, представительницы и охранительницы наряда (порядка) внутренней, семейной, домашней жизни, ибо здесь, в этой жизни, муж, сын и брат должны находить обновление сил для деятельности общественной. Нельзя отнять у женщины участия в общественной жизни, точно так как преступно втягивать ее в общественную деятельность и нарушать основное в человечестве разделение занятий, разрушать основу цивилизации. Естественно было стремление нашего древнего общества удалить женщину из общества, не представлявшего для нее ни физической, ни нравственной безопасности. Но мера была отчаянная; сильное лекарство, свидетельствуя о силе болезни, не могло в свою очередь не оставить вредных следов в общественном организме. Общественная жизнь от удаления женщины еще более беднела и грубела, а мужчина, не находя дома «помощи, приличной ему», беднел и грубел нравственно.

Не исполнялась воля Бога, создавшего женщину, чтоб человек имел помощь, приличную ему, как говорит Писание, и женщина теряла свое значение: запертая и припрятанная, она становилась вещью, товаром; человек терял данное ему Творцом право искать себе помощь, приличную ему, и брак нисходил на степень торговой сделки. Петр прекратил затворничество женщин, приказав приглашать их в общественные собрания; запретил рядовые сговорные записи, составлявшиеся в Приказе крепостных дел; велел прежде венчания быть обручению за шесть недель, чтоб дать время жениху и невесте узнать друг друга, причем в случае, если не понравятся друг другу, получали свободу отказываться от вступления в брак. Русский человек перестал быть одинок в обществе и получил возможность иметь помощь, приличную ему.

Но, уничтожая затворничество женщины, возвышая ее достоинства, Петр возвышал и достоинство человека вообще; запрещено было подписываться уменьшительными именами, падать перед царем на колени, зимою снимать шапки пред дворцом.

Петр говорил: «Какое же будет различие между Богом и царем, когда воздается равное обоим почтение? Менее низости, более усердия к службе и верности ко мне и государству — вот почесть, принадлежащая царю». После этого не вправе ли историк сказать, что он изображает дела великого народного воспитателя?

В предыдущих беседах наших мы не раз указывали на воспитательное значение деятельности Петра Великого; естественно, что при этом он нуждался в помощи Церкви, но Церковь, чтоб дать желанную помощь в народном воспитании, нуждалась сама в помощи преобразователя, ибо требовала преобразований.

Жалобы на печальное нравственное состояние духовенства, на печальное состояние нравственности в монастырях, которые прежде имели такое важное значение в нравственном воспитании народа, на невежество духовенства, лишавшее его учительской способности в то время, когда оно более всего нуждалось в этой способности, когда нравственными, научными средствами нужно было защищать православие от своих и от чужих, от раскольников и западных иноверцев, жалобы на злоупотребления материальными средствами в монастырях и архиерейских домах — все эти жалобы раздавались давно и громко между мирянами и самим духовенством на соборах церковных. Петр по своей природе, делавшей из него преобразователя, не мог равнодушно слышать жалоб на какое-нибудь зло и отвечать на эти жалобы, на эти слова словами же: он немедленно отвечал на них делом, исправлением зла.

Поднять русское духовенство, давши ему могущество — науку, снабдивши его средствами восстановить свое учительское значение, свое нравственное влияние согласно с новыми потребностями, с новыми условиями, давши ему крепкое оружие для борьбы с враждебными влияниями; восстановить значение монастырей, противодействуя вовсе не монашеским побуждениям к монашеской жизни, прекративши злоупотребление материальными средствами обращением излишка этих средств на дела милосердия и просвещения; поднять белое духовенство, давши ему науку, учительскую способность и большие средства материальные, недостаток которых мешал успешному и достойному исполнению его обязанностей, — вот преобразовательная программа Петра относительно Церкви. Но кто станет приводить в исполнение эту программу?

До XVIII века в русской Церкви был единый верховный пастырь, сначала с титулом митрополита, потом патриарха, и мы видели, как тяжело было положение патриарха, когда Россия всколебалась и стала двигаться по новой дороге.

Патриарх стоял между нескольких огней, между раскольниками, с одной стороны, между иноверными учителями и русскими учениками их — с другой, без способности обличения, без нравственных средств противодействия тем и другим, без науки, которая должна была внушать уважение и сдерживать людей, служивших науке, разуму, говоривших и действовавших во имя их; положение вредное, невозможное для Церкви и государства при слабости характера, при страдательном положении патриарха, вредное и при энергии, ревности в ту или другую сторону, ибо без просвещения могла ли быть ревность по разуму? Сюда присоединялись еще новые трудности: патриарх должен был приступить к экономическим преобразованиям, следовательно, должен был вооружить против себя значительную часть духовенства; энергические меры для водворения должной дисциплины в монастыре, для истребления тунеядства, находившего здесь себе прибежище, увеличивало число врагов, усиливало вопли. Одним словом, чтоб патриарх был в уровень своему положению, чтоб явился патриарх-преобразователь, ему следовало своими способностями, своею энергиею, силою воли приближаться к великому преобразователю-царю.

Но где было взять такого человека, где было взять двоих Петров Великих?

Нужно было пощадить русскую Церковь от печального явления иметь подле царя Петра патриарха Адриана. Скажут: «Зачем же непременно Адриана?» Но если не Адриана, то надобно было пощадить Россию от соблазна столкновения царя с патриархом, который бы при силе воли отличался узким взглядом на трудное и опасное положение Церкви; патриарх, не сочувствующий преобразованиям, необходимо становился опорою недовольных, средоточием и вождем их, давал благословение их делу. В противном случае надобно было пощадить главного пастыря Церкви, единого и потому принимающего на себя всю ответственность, пощадить от враждебных ударов, расточавшихся противниками преобразования, пощадить его от названия антихриста. Все эти удары принимал на себя человек силы, способный их вынесть; духовная власть отстранялась от преобразований, слишком для нее тяжких, и передавала их власти светской; единичное управление церковное упразднялось, естественно, за неимением человека, способного стать в уровень с своим положением, поднять бремя, слишком тяжелое для плеч одного человека, естественно, пролагался путь к разделению этой тяжести между многими, к коллегиальному управлению.

Петр говорил патриарху Адриану: «Священники ставятся малограмотные, надобно их прежде учить, а потом уже ставить в этот чин. Надобно озаботиться, чтоб и православные христиане, и иноверцы познали Бога и закон Его: послал бы для этого хотя несколько десятков человек в Киев в школы. И здесь, в Москве, есть школа, можно бы и здесь было об этом порадеть; но мало учатся, потому что никто не смотрит за школою как надобно. Многие желают детей своих учить свободным наукам и отдают их здесь иноземцам; другие в домах своих держат учителей иностранных, которые на славянском нашем языке не умеют правильно говорить. Кроме того, иноверцы и малых детей ересям своим учат, отчего детям вред, и Церкви может быть ущерб великий, и языку нашему повреждение, тогда как в нашей бы школе, при искусном обучении, всякому добру учились». Царские слова были сказаны понапрасну: мог ли заботиться о школе и приготовлять священников к их званию человек, не имеющий сам образования? Чтоб поднять русские школы и образовать ученых священников, надобны были ученые архиереи; в Великой России их взять было неоткуда, надобно было обратиться к Малороссии, вызвать оттуда ученых монахов и поставить их на архиерейские кафедры в Великой России. Петр так и сделал, а что выбор людей как везде, так и тут был хорош, был петровский выбор, доказательством служат имена, всем известные, имена Стефана Яворского, св[29] Димитрия Ростовского, Филофея Лещинского, Феофана Прокоповича, Феофилакта Лопатинского.