Я меряю шагами камеру, не в состоянии сидеть на месте. Я пытался колотить в дверь, стучал, пока не заболели руки. Но никто не пришел, конечно, они и не должны были откликнуться. Не стоило и надеяться, что они станут обращать на меня внимание. Для них я всего лишь псих, который оказался в камере, нарушив общественный порядок.

И о чем я только думал? Зачем я все это натворил? Зачем, как ненормальный, стучал в это окно, зачем устроил сцену? Я невероятно зол на самого себя. Мне необходимо как можно скорее выбраться отсюда и придумать, как разыскать Дженни самому, теперь, когда я больше не могу рассчитывать на поддержку полиции.

Но я не смогу отсюда выбраться, пока они мне не позволят. А прежде чем это сделать, они наверняка захотят поговорить, предостеречь от дальнейших глупостей или что-то вроде того. По крайней мере, я очень надеюсь, что этим все и ограничится. Но неожиданно в мое сердце закрадывается тревога. Я начинаю думать, что случится, если они решат чуть дольше подержать меня взаперти. Что, если они предъявят мне обвинение и не разрешат выйти под залог? Могут ли они так поступить?

Да, могут, ведь я нарушил общественный порядок. Но у меня была весомая причина, и, надеюсь, они примут это во внимание.

Наконец, я опускаюсь на жесткий матрас. Я совсем обессилел и безвольно зарываюсь лицом в ладони. И все же ощущение бессилия стремительно сменяется новой волной ярости, нарастающей во мне, такой сильной, что мне хочется завопить во весь голос. Понимая, что никому не причиню вреда и, судя по всему, меня никто не услышит, я принимаюсь кричать во все горло. Звук отражается от четырех стен, пронзая мои уши, и на мгновение я чувствую себя немного лучше.

Я ложусь на спину. Мне надо ждать, это ведь так просто. Больше я ничего не могу поделать. Постараюсь немного поспать. Так, возможно, время пробежит быстрее.

Но как только я закрываю глаза, около двери раздается шум.

Я быстро сажусь на кровати, в глазах темно. Когда темнота рассеивается и я снова начинаю видеть, замечаю, как дверь слегка приоткрывается. Но она не распахивается до конца, и я гадаю, кто же там снаружи. Спустя две, три, четыре секунды никто не заходит в камеру. Я вижу лишь свет, пробивающийся из коридора. Затем замечаю чью-то руку, но это все. Никто не входит внутрь. Это просто рука, касающаяся двери. Я встаю, уже собираясь сам распахнуть дверь, но вдруг понимаю, что это женская рука. Ее кожа кажется такой нежной. Она напоминает мне руку Дженни и то ощущение, когда я слегка сжимал ее в своей ладони. Неприятная мысль о том, что вчера днем я, возможно, последний раз в жизни видел Дженни, то и дело заслоняла все вокруг, но я изо всех сил старался гнать ее от себя. Я должен сохранять оптимизм.

Дверь со скрипом распахивается. Раздается гулкий звук шагов, и она входит в камеру, это оказывается та самая женщина, что разговаривала с мужчиной на ступеньках около полицейского участка, та, что давала указания офицерам, когда они повалили меня на пол. Я настораживаюсь, она не из тех, кому можно доверять.

– Мистер Симмонс, – начинает она, – я сержант уголовной полиции. Прошу прощения за то, что вас так долго здесь держали. Я уже знаю, в какой ситуации вы оказались.

– В какой ситуации? – Я удивлен, возможно, она не так уж и плоха. Ей будто бы даже небезразлично, что происходит.

– Прежде всего, я хочу сказать, что вы не под арестом. Мы поместили вас сюда ради вашей же безопасности. Со стороны все выглядело так, что вы способны причинить вред себе самому. Когда офицеры поместили вас в камеру, я сделала несколько звонков. Дежурный офицер посвятил меня в детали вашей ситуации. Сочувствую вам.

От ее слов я почувствовал себя гораздо спокойнее. Напряжение спало. Она верит мне.

– Так, значит, вы в курсе? – Я не знаю, что еще сказать.

– Дженни Майклз, ваша девушка, – говорит она и кивает. Она ведет себя абсолютно естественно. Я чувствую, что она ждет, когда я сам расскажу ей подробности своей истории.

Теперь я ощущаю новый прилив сил. Я рассказываю ей о Дженни, о том, как мы познакомились, о моих планах на вчерашний день. Я так тороплюсь, что начинаю беспокоиться, поймет ли она что-нибудь из моего рассказа, но просто не могу сбавить темп. Она слушает меня, наконец хоть кто-то из полицейских снизошел до меня, и потому снова набираю полную грудь воздуха и продолжаю рассказ. Я вспоминаю, как остановился около супермаркета, чтобы сходить в туалет, как оставил Дженни в машине, как на обратном пути зашел купить кофе. Рассказываю, как вышел из здания и застыл на месте, не увидев Дженни в своей «мазде». Как терпеливо ждал, когда вернется Дженни и в конце концов не выдержал и запаниковал. Я рассказывал о том, как ощутил полную беспомощность. «И тогда позвонил в полицию. Не сомневался, что там мне помогут. Я был уверен, что вместе мы сможем ее найти. Но все шло именно так, как я и предполагал, до того момента, как те офицеры обвинили меня во лжи». Я передаю ей мой разговор с полицейскими, и детектив Нельсен кивает. Она ничего не говорит, но, согласно кивая, очень ободряет меня. Я говорю с такой горячностью, что у меня пересыхает в горле.

– А как вы объясните историю с ее мобильным? – спрашивает она, когда я умолкаю. – Почему такой номер не существует?

Я качаю головой:

– Не знаю. – Простой, бессмысленный ответ, но больше мне нечего сказать.

– Когда вы в последний раз звонили ей перед исчезновением по этому номеру?

– Вчера утром, – отвечаю я, не задумываясь. – Я звонил Дженни, чтобы уточнить время, когда заеду за ней. – В ее дом. В дом Вонов.

Она задумчиво смотрит на меня.

– Кто такая Дженни Майклз, Джон?

– Что вы имеете в виду? – спрашиваю я.

– Опишите мне ее такой, какой знаете. Скажем, вы хотели бы рассказать мне о ней вкратце. Что бы вы сказали?

Я пожимаю плечами:

– Она самый прекрасный человек, которого мне доводилось встречать. Благодаря ей я еще никогда не был так счастлив. – Я опускаю глаза в пол. – До вчерашнего дня.

– Что еще вы можете рассказать о ней?

Я не знаю, с чего начать. Задумавшись, молчу. Я так много хочу рассказать и так же много должен сказать. Пытаюсь мыслить логично, но чем больше копаюсь в своих мыслях, тем больше запутываюсь. У детектива Нельсен ко мне много вопросов, и у меня к ней не меньше. Я тоже о многом хочу расспросить. Мне во что бы то ни стало нужно выведать все, что хочу узнать.

В конце концов, я так ничего и не смог прояснить. И вот я сообщаю детективу Нельсен все, что, на мой взгляд, может пригодиться. Описываю внешность Дженни, рассказываю, как мы познакомились, чем занимались вместе. Чем больше я говорю, тем длиннее становятся мои фразы, и меня начинает захлестывать паника. И я постепенно умолкаю и пытаюсь успокоиться. Мне кажется, что со стороны мое волнение очень заметно.

Вероятно, на моем лице отражается смятение, потому что детектив Нельсен говорит:

– Расскажите, о чем вы думаете.

– О ее доме. Я не один раз забирал ее оттуда, но тот человек сказал, что они с женой живут там уже два года. Как такое возможно? Ведь я и вчера забрал ее оттуда.

– И тогда вы во второй раз позвонили в полицию. – Она кивает и рассказывает, что оба моих звонка были записаны в полиции. Она объяснила, что прослушивала запись, поэтому не смогла сразу со мной встретиться. Она много говорит, но у нее нет ответов на мои вопросы. И хотя мы оба сбиты с толку, и все, что я говорю, делает меня в глазах окружающих настоящим психом, что-то в ней заставляет меня надеяться, что она верит мне, или, по крайней мере, пытается поверить.

Эта мысль посетила меня, когда я впервые взглянул на нее. У нее светлые волосы до плеч, слегка завивающиеся на концах. Она убирает их за уши, очень маленькие и аккуратные. На лбу у нее залегли складки, под глазами – темные круги. И никакого макияжа, чтобы скрыть следы очевидной усталости, она не пытается выглядеть лучше. Какая жалость, ведь она могла бы быть очень привлекательной. Она среднего роста и совсем не похожа на полицейского. И говорит по-другому. Она кажется обычным человеком. И в ее глазах я читаю сочувствие, понимание того, какую боль мне приходится терпеть, словно и сама когда-то пережила нечто подобное.