Вдова султана отвернулась, словно на мгновение ей стало тоскливо и завидно. Сейчас она казалась Майе незащищенной и очень грустной. Когда она снова заговорила, то произносила слова шепотом:
— У тебя никого нет в этом мире, дитя? Ты совсем одна?
— Возможно, моя гуру. Но она потерялась. Я думала, что она мертва, но я вижу ее во сне. Моим другом стал Деога.
Вдова султана закатила глаза:
— Никогда не доверяй фарангам. Он бросил тебя, как пустой кубок. Ты должна начинать рассчитывать на свои силы. Похоже, что мы теперь — твоя единственная надежда, дитя. А мы не знаем, что нам с тобой делать.
— Бросил меня? — прошептала Майя, но царица уже говорила дальше и не услышала ее.
— Визирь уже заключил сделку, продал тебя, — продолжала царица, словно повторяя факты, хорошо известные им обеим. — Ты знаешь Мурада? — Майя покачала головой, пока еще не понимая всего. — Это сын шаха Джахана, императора из династии Великих Моголов. Он является наместником правителя моголов в Сурате. Вали-хан заключил договор с моголами. А ты, дорогой ребенок, запечатываешь этот договор. Что ты об этом думаешь?
— Я рабыня, госпожа.
— Но ведь твой мозг от этого не прекратил работать? Давай мы расскажем тебе о Мураде. Он безобиден. У него сто жен, и он никогда не спит ни с одной из них, — она жестом показала, будто пьет, и многозначительно кивнула. — Вали-хану нельзя доверять, но мы можем проверить, чтобы он тебя туда послал. Это будет для тебя самым лучшим. В Сурате жарко, но во всем остальном не хуже, чем в Биджапуре. Да, это будет лучше всего, — она села прямо, словно вопрос был решен. — Но почему тебя хочет хасваджара? Почему ты стоишь семь лаков? Что он задумал? — она кивнула на холщовый мешок Майи. — Что там?
Вместо того чтобы отвечать, Майя высыпала содержимое у ног вдовы султана. Царица брала в руки ее вещи, одну за другой.
— Книга. И это все? У тебя там определенно есть еще что-то.
Майя с неохотой достала сломанный меч, грубо распиленную монету и, наконец, головной убор. Царица внимательно осмотрела каждую вещь.
— С этим связана какая-то история? Садись поближе. Вокруг столько ушей! Еще ближе, — она показала Майе на свое ухо. — А теперь расскажи нам про эти вещи, но тихо.
* * *
Несмотря на вино, Да Гама не мог спать. Он ненавидел шатры. В середине ночи он прекратил попытки заснуть и покинул шатер, чтобы погулять под звездами.
Горело несколько костров, какие-то тени двигались во тьме, но лагерь был погружен в тишину. Слышался только бесконечный грохот водопада. Полная луна светила так ярко, что трава казалась серебряной, а сам Да Гама отбрасывал легкую тень, когда шел.
Он бессознательно направился к реке. Выйдя из круга больших шатров, он услышал, как громко трещат цикады. Один раз в кустах он увидел горящие глаза пантеры, но зверь убежал прочь. Да Гама пожалел, что у него нет пистолетов. В лагере оружия не было ни у кого, кроме стражников-евнухов.
Пока он дошел до берега реки, его туфли промокли насквозь. Воды в реке все еще было много, тут и там вдоль берега образовались небольшие водовороты, блестевшие под луной. Да Гама подошел к узкому деревянному мосту, который вел в зенану. На другой стороне реки стражник-евнух опирался об ограждение.
Здесь рев воды стал еще громче. Да Гама ступил на мост. Даже несмотря на шум реки, он слышал, как дерево скрипит при каждом его шаге. В центре он остановился и облокотился об ограждение, которое прогнулось под его весом.
Мост протянули всего в нескольких футах от края водопада. Да Гама смотрел в пропасть. В лунном свете кружился туман, и казалось, будто там собрались призраки. Внизу он рассмотрел озеро, куда нырнула лошадь Патана, а потом и кренящийся купол разрушающегося храма.
Внезапно Да Гама подумал о Люси. Он отчаянно хотел дотянуться до нее, пожелать ей добра, благословить ее и обнять. Она была ярким светом, но теперь исчезла навсегда. Он подумал о жизни, ожидающей его впереди: о днях, которые придется проводить в пути, о ночах, когда придется спать на влажной земле в компании людей, похожих на Джеральдо и Викторио, — людей, от которых у него все переворачивалось внутри.
Да Гама покачал головой. Эти мысли появились от усталости, сказал он себе. Он огляделся, думая, не поболтать ли со стражником-евнухом, но вдруг увидел на лужайке зенаны освещенную лунным светом фигуру. Она плыла к нему, словно сильф.
Майя.
Она направилась к мосту. Стражник-евнух остановил ее, но она что-то тихо ему сказала, и он позволил ей пройти. Она подошла к Да Гаме легко, словно шепот. Сари на ней было тоньше, чем крылышки мотылька. Лицо нежно светилось под яркой луной.
— Ты рано встал, Деога, — выдохнула она.
— Я не мог спать.
В конце моста стражник-евнух с подозрением наблюдал за ними.
— Он думает, что у нас тут любовное свидание, Деога, — рассмеялась она.
Ее смех пронзил Да Гаму. Она казалась совершенно беззаботной, живым драгоценным камнем, желанным и недостижимым для такого человека, как он. Да Гама больше, чем обычно, пожалел о своей неловкости, грубом голосе и плотном теле, жестких усах и тяжелых мыслях. Как и Люси, Майя заставляла его думать о духах и о вещах, которые женщины держат при себе. Он думал о легких одеждах, которые они носят, ласкающих их кожу, о хрупких вещах, которые они держат тонкими пальцами нежных рук. Каждая минута, проведенная с Майей, усиливала его отчаяние и пустоту, однако он обнаружил, что страстно желает этого отчаяния. В нем была его последняя радость.
Затем Майя сказало то, что его удивило:
— Это мой последний день на свободе, Деога. Вдова султана говорит, что к вечеру я окажусь за занавесом, отделяющим женскую половину, в гареме, и никогда больше не буду ходить по миру мужчин.
Да Гама вздрогнул, как будто только что проснулся.
— Что ты сказала?
— Гарем, Деога. Мы все знали, что когда-то это случится. Время наступает сегодня вечером.
— Но этого не может быть… Когда я тебя увижу?
Она рассмеялась. Она была такой красивой, когда смеялась, что он едва выдерживал эту муку.
— Глупый. Я просто танцовщица, рабыня. Вскоре я стану наложницей, но пока еще не решено чьей, великого визиря или хасваджары. Вдова султана еще этого не сказала.
Он никогда не видел ее такой открытой. Возможно, окончательное решение ее судьбы принесло облегчение. Мысли быстро крутились у него в голове.
— Послушай, Майя, — быстро прошептал он, перебивая ее и не обращая внимания на то, что она говорила. — Мы можем отсюда выбраться. Я украду лошадей. Мы можем отправиться в лес, как Люси и Патан…
Ответом были ее молчание, ее склоненная голова и ее пальцы, невидимые стражнику. Они поползли по его руке, которая держалась за тонкие ограждения моста. Майя сжала руку мужчины и посмотрела на падающую пену. Потом она убрала руку. Теперь Да Гама чувствовал холод в том месте, где его касались ее пальцы.
— Конечно, это невозможно, — сказал Да Гама. Его голос внезапно охрип. — Это фантазии молодого человека. А мне пора поступать в соответствии с моим возрастом.
Он попытался выдавить из себя смех и уставился в пустоту, куда падала вода, и на озеро внизу, темное и непроницаемое. Водопад шумел.
Может, он все-таки спит? Он был околдован несущейся рекой. Внезапно ему показалось, что вода остановилась, а мост понесся вперед, как корабль, бегущий по ветру, корабль, который летит на край земли.
Это будет так легко.
— Деога! — воскликнула Майя и схватила его за руку. — Ты падал!
Стражник-евнух двинулся к ним, но Да Гама махнул ему, прогоняя прочь.
— Наверное, я стал засыпать.
— Но ты слышал, что я сказала? Наследник… — она заговорила тише. — Я думаю, что это ребенок, украденный у леди Читры.
Да Гаме эта информация была безразлична.
— Деога, обещай мне, что ты передашь ей это. Ей обязательно нужно сообщить. Ты должен дать мне слово.
Но Да Гама никак не показал, что слышал.