— Поехали в Бельгаум, черт побери! — рявкнул он.

Караван тронулся с места.

— Похоже, что ты один не утратил здравого смысла, — сказала леди Читра Патану.

Даже если бы Читра могла его видеть, Патан все равно не изменил бы выражения лица, на котором ничего не отражалось, и не пошевелил бы головой. Он впервые сидел в просторных покоях Читры, где аромат тысяч роз наполнял воздух. Туда его привела Лакшми своей крошечной ручкой. Теперь маленькая девочка выглядывала из-за плеча леди Читры. На мгновение Патан задумался, не подмигнуть ли ей, просто для того чтобы посмотреть на ее реакцию. Но разговор был серьезным, он пребывал не в лучшем настроении, поэтому он только что-то пробормотал, чтобы Читра знала: он все слышал.

— Хотя ты и мусульманин, ты вел себя в моем дворце достойно. Поэтому я решила поверить тебе, — глаза Читры двигались под полуприкрытыми веками. — Я хочу, чтобы вы все уехали отсюда, пока не появились эти чудовища.

Патан не мог скрыть удивления, хотя его заметила только Лакшми.

— Я не понимаю, госпожа.

Читра вздохнула, но ее спина, прямая, как шомпол, не пошевелилась.

— Ты все понимаешь. Только притворяешься, что не понимаешь. Многие мужчины используют эту стратегию.

Лакшми что-то прошептала в ухо Читры.

— Она говорит, что ты оскорблен.

— Нет, госпожа. Я в долгу перед вами за вашу любезность. Мы все в долгу перед вами.

Читра фыркнула:

— Это любезность генерала Шахджи. Я только управляю его хозяйством, я сама здесь гостья. Он был добр и ко мне, — она склонилась поближе. — Он сказал, что знал твоего отца. И что твой отец был хорошим человеком.

Патан не отвечал.

— Он сказал, что я могу тебе доверять.

Мгновение спустя Патан ответил:

— Да.

— Аромат роз, влажных от росы, крики павлинов, влажный запах озерного бриза. Ты один мог по-настоящему понять, насколько этот дворец особенный.

И снова Патан сделал паузу, затем, словно сбрасывая маску, ответил:

— Да.

Читра улыбнулась. Он никогда не видел, чтобы она улыбалась, и красота внезапно появившейся улыбки на нежном лице подействовала на него, словно удар. Теперь он видел, что она не старая, и еще не так давно была красавицей, и даже больше, чем просто красавицей.

— Я рада, что ты сейчас не лицемеришь и не притворяешься. Места, подобного этому, нет на много миль вокруг. Может, есть в Каши, рядом с Гангом, или на берегу озера Пушкар, или при слиянии рек в Насике, может, в Пури, или в Каньякумари, где находится мой дом. В тех местах, как и здесь, все еще продолжает жить старый Индостан. Я здесь сохраняю его своей волей, словно нежный цветок. Ты меня понимаешь?

— Да. Я это почувствовал.

Читра вздохнула.

— Я могу сказать, что ты, капитан, тоже особенный, — она подняла руку, ладонью к нему, пока Патан не успел произнести ни слова. — Я забеспокоилась, когда ты приехал сюда, ты и фаранги.

Патан посмотрел на Лакшми, которая в эту минуту что-то шептала Читре в ухо. Ему было не по себе.

— Оставь нас, — сказала Читра Лакшми. Девочка, казалось, была поражена этим приказом. Она уходила прочь, но старалась идти медленно и не сводила глаз с Патана. — Ты должен быть честен со мной, капитан.

Она протянула руку в пустоту в поисках его ладони. Патан наблюдал, как она ищет его, а потом, смирившись, подвинулся к ней. Ее пальцы сжали его запястье.

Ее прикосновение словно отперло его сердце. Внезапно он обнаружил, что рассказывает Читре все.

— Что вы делаете со мной, госпожа? — спросил он, когда слезы брызнули у него из глаз.

Он не мог остановиться или даже замедлить речь. Он говорил о смерти разбойников, о спасении. О том, как он заметил Люси и как росло его чувство к ней. Он говорил о своем отвращении к Джеральдо из-за совращения Майи. На протяжении всего его рассказа Читра гладила его по руке и сидела неподвижно, если не считать движений невидящих глаз.

Она задала Патану много вопросов о Джеральдо и Майе. Казалось, что каждый его ответ — это иголка, которая вонзается в нее, но она все равно продолжала задавать вопросы. Наконец она прекратила спрашивать и долго сидела молча, поглаживая его руку. Снаружи пели птицы, где-то рядом кричали павлины.

— Ты никогда раньше не любил, капитан? — наконец спросила женщина.

У него возникло ощущение, будто ее рука сжимает ему сердце, и у него из глаз снова потекли слезы. Но Патан сглотнул рыдания и не ответил.

— Когда Кама выпускает свои стрелы, капитан, ни одно сердце не остается в безопасности, потому что их сладость полна яда. Ты говорил девушке из фарангов о своей любви?

Тыльной стороной свободной ладони Патан вытер слезы со щек.

— Она знает, госпожа.

— Ты путаешь разные вещи. Ты говорил ей? Да или нет?

Патан сглотнул слезы. Ему было стыдно из-за того, что он проявил слабость.

— Не прямо, госпожа.

— И, конечно, она ничего подобного не говорила тебе.

— Но я знаю о ее отношении ко мне. Ведь существуют не только слова. Есть другие способы.

— Не для слепых, капитан. Ты разве не слышал, что сердце слепо?

Патан поднял голову и посмотрел на Читру.

— Вы совсем другая, госпожа, — не такая, как я ожидал.

— Такой меня делает Богиня, капитан. Я такая не по собственной воле, — она вздохнула и отпустила его руку. — А теперь, капитан, к делу. Я не хочу, чтобы те, другие, приехали сюда. Этот караван из Биджапура. Может, я буду не против Деоги, но остальных здесь видеть не желаю. Ни этого хиджру, ни старого фаранга. Мне не нравится даже то немногое, что я про него слышала. Судя по всему, он — это просто состарившаяся версия фаранга Джеральдо, а Джеральдо — яд. Я полагаюсь на тебя.

— Но что конкретно вы хотите, госпожа?

— Я хочу, чтобы вы уехали — ты и другие гости. Чтобы вы уехали отсюда до прибытия каравана.

Патан задумался над этим.

— Поместье моей семьи находится недалеко отсюда. Мы можем встретить караван там.

Читра снова потрясающе улыбнулась, но на этот раз Патан увидел, что за улыбкой скрывается сильная боль.

— Да. Если ты не против, капитан. Сделай это ради меня. А теперь оставь меня, как оставляют труп… С сожалением и воспоминаниями, но не оглядываясь.

Патан встал и поклонился, хотя знал, что Читра этого не видит.

— Еще одна вещь, капитан. Скажи ей о своей любви. Скажи о ней перед тем, как пройдешь по мосту. Сила этого места направит твои слова так, что они останутся глубоко в ее сердце. Она любит тебя, капитан, и она будет счастлива.

Теперь Майя проводила большую часть времени с Люсиндой. Они мало разговаривали и много думали, но каждая была спокойнее в присутствии другой.

После прочтения письма Да Гамы Майя какое-то время оставалась с Люсиндой, но потом ушла, чтобы еще раз пробраться в комнату Альдо. Она проскользнула в его дверь, словно лунный свет. Он выглядел совсем по-другому в одежде фарангов. Раньше, только почувствовав, что она пришла, он сразу же поднял бы голову, но теперь… Теперь все его внимание было направлено на заточку черного меча.

Майя подождала минуту, потом прошептала его имя, и он ответил ей, не поворачивая головы:

— Нам с тобой теперь не о чем говорить. То, что было, прошло. Будет лучше, если ты сейчас уйдешь. Лучше, чтобы никто тебя здесь не видел.

Майя почувствовала, как побледнела.

— Но ты должен рассказать о нас, Альдо. Меня нельзя продать хиджрам. Ты не представляешь, что они со мной сделают. Ты должен рассказать о том, что было между нами.

Наконец Джеральдо поднял голову, и на его красивых губах мелькнула улыбка.

— Теперь я все понимаю, — сказал он. — Ты играла со мной. Ты планировала это с самого начала, не правда ли? Ты собиралась использовать наши удовольствия в своих целях.

— Разве ты не делал то же самое?

Джеральдо фыркнул:

— Скажи им сама. Я ничего говорить не собираюсь.