Да Гама кивнул, и губы евнуха растянулись в стороны, открывая длинные, покрытые пятнами зубы. Ветер усилился, развевая волосы и одежду Да Гамы. А евнуха, казалось, он не касался. Да Гама уже собирался ответить, но Виспер покачал головой:

— Не говори, а слушай. Этот старик, фаранг, играет в азартные игры. Он часто проигрывает. Сейчас он включился в другую игру — на престолонаследие. Он поставил на Вали-хана. Он поставил свою жизнь. И твою тоже. Ты должен подумал, стоит ли делать такую ставку. Может, ты захочешь поставить на кого-то другого.

Евнух растянул губы в дружеской улыбке:

— Я говорил тебе, что мы отправим с тобой одного брата. Вы вместе поедете за профессиональной танцовщицей. Я думаю, ты с ним знаком. Со Слиппером?

У Да Гамы округлились глаза, и Висперу пришлось приложить усилия, чтобы не рассмеяться.

— Да. Слиппер поднялся в этом мире, Деога. Теперь носит кольца на пальцах. Ты должен относиться к нему с уважением.

Виспер многозначительно приподнял почти отсутствующие брови, а затем кивнул на открытую дверь.

— Спускайся первым, фаранг. Присоединяйся к своему партнеру во дворце.

Выходя, Да Гама услышал, как евнух добавил:

— Помни: целиком!

Когда Да Гама вышел на галерею, слова Виспера эхом повторились под погруженным в тень куполом.

Носильщики опустили его у входа в Гаган-махал, в нескольких ярдах от «небольшого домика» Шахджи. Да Гама резко поднял голову. Она у него все еще кружилась после новостей о Слиппере, услышанных от Виспера. Каким образом этот проклятый евнух оказался в деле?

Цитадель гудела. Босые крестьяне и купцы потоком шли навстречу Да Гаме, поскольку короткая аудиенция у вдовы султана для народа закончилась и их больше никто не желал видеть. Вместо них появился поток военачальников и усыпанных драгоценностями аристократов в паланкинах и на украшенных перьями лошадях. Они были слишком высокопоставленными, слишком великими, чтобы браться за поводья, поэтому ехали со сложенными на груди руками или читали Коран. Лошадей даже самых незначительных господ вели высокие конюхи, которых выбирали на эти должности за внушительный вид. Чем более высокопоставленным являлся господин, тем большее количество людей сопровождали его: кто-то нес зонтик, кто-то обмахивал его веером, были слуги в парадной и обычной одежде, а также стражники с длинными копьями.

Когда носильщики наконец сняли простой паланкин Да Гамы со своих плеч и он ступил на землю, то обнаружил, что окружен такими высокими зданиями, что они закрывают утреннее солнце. Самым высоким был Гаган-махал, где ему теперь предстояло жить, как гостю Викторио. Что-то в поведении носильщиков изменилось. Он почувствовал, что они смотрят на него с явной неприязнью.

«Почему? — подумал Да Гама. — Они сравнивают меня с этими богатыми господами? Или это из-за разговора с Виспером?»

Никто не пошевелился, чтобы помочь ему, Да Гама достал свои седельные вьюки из паланкина и пошел. Старший носильщик указал ему на вход во дворец и сообщил, что его комната находится на седьмом, верхнем, этаже.

Да Гама снова стал подниматься по узкой лестнице, преодолевая пролет за пролетом. Когда он добрался до последнего, то натолкнулся на Викторио, который медленно, кряхтя взбирался по лестнице. Маус поддерживал старика под руку и недовольно посмотрел на Да Гаму.

— Давай я помогу, — предложил Да Гама старику.

— Нет, мой мальчик, я уже почти дошел, — выдохнул Викторио.

Их комнаты выходили во двор, и с балкона Да Гама увидел старый город. Вдали красовался огромный купол Гол-Гомбаза. Маус обмахивал Викторио веером. Старик опустился в большое деревянное кресло, единственный предмет мебели фарангов в комнате. Викторио был изможден. Слабым взмахом руки он показал Да Гаме на подушку у своих ног. Лицо старика побледнело, дышал он часто и неровно.

Да Гама уселся туда, куда сказали. Не поворачивая головы, Викторио взглянул на Да Гаму.

— Ты не подчинился мне. Я сказал, чтобы ты молчал.

Да Гама просто смотрел на него.

— Ты испортил мою стратегию.

— Прости меня.

Викторио фыркнул. Это нарушило ритм его дыхания, и он побледнел еще больше. Ему потребовалось какое-то время, прежде чем он нашел в себе силы снова заговорить:

— Я планировал потребовать семьдесят тысяч анн. Я согласился бы на шестьдесят, но надеялся на семьдесят. Но ты вмешался. Теперь мы благодаря тебе получим за танцовщицу семьсот тысяч, в десять раз больше того, на что я надеялся, — он стал хватать воздух ртом после такого длинного предложения. — А почему ты назвал такую немыслимую цену?

Да Гама подумал, не рассказать ли ему о Слиппере и о великолепном головном уборе, но решил этого не делать.

— Человек, занимающий такое высокое положение, как хасваджара, пришел к тебе на склад, причем один. Задумывается что-то очень крупное.

— Да, ты прав. Ты очень наблюдателен. Это хорошо, — Викторио облизал сухие губы, а Маус промокнул ему лицо белым платком. — Я решил сделать тебя партнером.

Да Гама удивленно поднял голову. Он думал, что его уже сделали партнером.

«У богатых нет чести», — с отвращением подумал он. Ему хотелось снова оказаться на лошади с засунутыми за пояс пистолетами.

— Да, партнером. А когда ты ее сюда доставишь, то получишь свои первые комиссионные. Как насчет двадцати тысяч?

Да Гама опустил голову. Вообще-то, это было ничтожной суммой в сравнении с прибылью Викторио. С другой стороны, Да Гама зарабатывал столько за десять лет.

— Если ты так считаешь, — ответил он с благодарностью, которую мог из себя выдавить. — Это будет больше золота, чем мне когда-либо принадлежало.

— Вот именно, — сказал Викторио. Щеки у него пожелтели и он сел прямо. — Именно поэтому я буду хранить деньги для тебя, и ты сможешь брать их со счета по желанию.

«А ты его сможешь открывать и закрывать по желанию», — с горечью подумал Да Гама.

— Пожалуйста, заплати мне их сейчас. И пожалуйста, золотом. В противном случае ты можешь послать другого человека за своей танцовщицей.

Викторио побледнел. Увидев это, Маус гневно уставился на Да Гаму:

— Ты что сказал моему хозяину, вошь?

Но, прежде чем Да Гама успел ответить, Викторио опустил тяжелую руку на плечо Мауса.

— Успокойся, сынок, успокойся. Это просто разговор фарангов. Не волнуйся.

К Да Гаме он обратился на португальском:

— Ты должен здесь помнить о манерах. Из-за любви ко мне он воткнет тебе кинжал в сердце, пока ты спишь, независимо от того, что я скажу. Улыбнись ему.

Но, хотя Да Гама сделал так, как ему сказали, глаза Мауса продолжали гореть огнем. Он явно был готов его убить.

— Я все равно хочу получить золото, — объявил Да Гама очень вежливо и еще раз посмотрел на Мауса.

— У меня нет золота для тебя.

— Определенно…

— Послушай меня. Я сделал тебя партнером. Теперь ты должен узнать мои секреты. У нас нет наличных. Вообще нет. Маус покупает еду в кредит, — Викторио похлопал евнуха по высохшей руке. — Я должен попросить тебя самого оплатить путешествие в Бельгаум. Носильщиков, паланкины, лошадей и так далее. Я думаю, это будет стоить всего семьдесят или восемьдесят анн, но это больше, чем у меня есть в настоящий момент.

Да Гама вспомнил Шахджи и деньги, от которых он чуть не отказался. Он кивнул, а Викторио продолжил.

— Мне также нужно десять или двадцать анн. Я должен держать марку. Самое важное — это девушка.

— Да, танцовщица важнее всего, — согласился Да Гама.

Викторио нахмурился.

— Танцовщица? Она ничто. Семь лаков? Я говорю про Люсинду. Как ты думаешь, она сколько стоит? Наследница богатств Дасанов. Как ты считаешь, они на сколько потянут? На сколько лаков? На сколько кроров[39]? Ты видел склад. Как ты считаешь, там на сколько добра? Мы с Карлосом много работали. И все это принадлежит ей.

Да Гама тихо присвистнул.

— Когда-нибудь будет принадлежать, ты имеешь в виду, когда она достигнет соответствующего возраста. Но ты — ее опекун, поэтому все переходит к тебе…