— Привет, кузен, — сказал маленький разбойник.

Да Гама вздрогнул. Руки маленького разбойника двигались очень быстро. Тюрбан упал на землю, и Да Гама увидел то, чего никак не ожидал, — улыбающееся лицо Люсинды. Он вскочил на ноги, обнял ее и поцеловал мягкую щеку, прежде чем понял, что другой разбойник, которой, посмеиваясь, стоял рядом с ними, — это Патан.

— Теперь мы разбойники, Деога, — весело сообщила ему Люсинда тихим голосом. — Теперь я ношу джаму, езжу верхом и стреляю.

— Она очень метко стреляет из короткого лука, Деога, — добавил Патан с гордостью.

— Видишь? — она показала на стрелы в подушке Да Гамы. — Я могла бы поцарапать тебе уши, если бы мне позволил Мунна.

Взгляд, брошенный на Патана, был полон любви.

— Не нужно хвастаться, Люси, — Патан широко улыбнулся.

— Вы женаты? — спросил Да Гама и тут же пожалел об этом.

Люсинда тряхнула волосами и рассмеялась, затем прикрыла рукой рот, опасаясь, что ирландец проснется.

— Мы поженились по-разбойничьи, — ответила она и коснулась пальцами руки Да Гамы. — Ты беспокоишься обо мне, кузен?

— Да, конечно. Каждый день. Каждый час.

— Ты хороший человек, и очень мило, что ты беспокоишься, но в этом нет необходимости. Мунна — мой муж. Он следит, чтобы я не попадала ни в какие неприятности. И, кроме того, я теперь сама могу за себя постоять.

Люсинда кивнула на короткий лук, и Да Гама увидел, что она держит его крепко и уверенно, что ее ладони стали шире, а пальцы сильнее. В руках чувствовалась твердость, которая появляется после долгой практики и приобретения мастерства. Люсинда двигалась быстро и пружинисто. Теперь Да Гама заметил, что изменились и ее глаза. Взгляд больше не был мечтательным, она смотрела уверенно и целеустремленно. «Безжалостно», — подумал Да Гама и испугался того, что это слово пришло ему на ум.

— Мы специально напросились на эту работу, Деога, чтобы увидеться с тобой и успокоить тебя, если ты волнуешься, — тихо произнес Патан. — И еще мы хотели, чтобы тебя особенно не беспокоили наши братья, у которых нет с тобой общего прошлого.

— Они забрали бы все, — сказала Люсинда.

После этого воцарилось молчание. Да Гама стал медленно соображать. Когда он наконец понял, как обстоят дела, то почувствовал, что живет слишком долго, и устало опустил кошель в протянутую руку Люсинды.

Люсинда взяла лук под мышку и прижала локтем к телу, потом высыпала золото Да Гамы на руку. Половину она убрала себе в карман, другую ссыпала обратно.

— Помни об узах, связывающих клан Трех Точек и Вали-хана, кузен, — с серьезным видом сказала она. — Это может быть хорошо или плохо, но забывать об этом опасно. Мы скажем нашим братьям, что забрали у тебя все золото. Если ты спрячешь ту часть, которую я оставила тебе, никто о ней никогда не узнает.

Ирландец что-то пробурчал во сне, но не проснулся. Да Гама не показал своих чувств. Патан склонил голову и заговорил тихим голосом:

— Мы должны полностью осуществить ту судьбу, которую дает нам Бог, Деога. Мы должны проявлять себя наилучшим образом. Теперь мы разбойники, а значит, должны быть хорошими разбойниками.

— Самыми лучшими, — согласилась Люсинда. Патан исчез во тьме. — Он отправился за лошадьми, — пояснила женщина, на цыпочках подошла к Да Гаме и поцеловала его в щеку. — Я рада, что увидела тебя. Найди успокоение. Радость скрывается в неожиданных местах. Будь счастлив, как счастлива я.

Подъехал Патан, ведя лошадь Люсинды.

— Салям алейкум, Деога, — сказал он.

Да Гама поклонился. Затем Люси оказалась в седле. Да Гаме показалось, что она отошла от него и запрыгнула на лошадь за долю секунды. Люсинда схватила поводья и подъехала к Да Гаме.

— Не грусти, кузен. Наши пути снова пересекутся.

С этими словами она понеслась в темноту, Патан последовал за ней.

— Не думаю, — пробормотал Да Гама, обращаясь к теням.

Ирландец храпел у костра.

В последний вечер в Биджапуре Майя послала приглашение Джеральдо.

Он отправился в зенану, одетый в лучшие, богато украшенные золотой тесьмой одежды фарангов из темного бархата и плотного сатина. При его приближении слуги Вали-хана низко кланялись. Один евнух провел его по дворцу визиря и коридорам, освещенным сотнями масляных ламп, которые стояли в нишах стен. Затем он открыл резные двери и с поклоном пригласил Джеральдо внутрь.

На муслиновой скатерти в центре ковра стояло множество серебряных блюд. Горели ароматические палочки, мигала свисающие с потолка лампы в абажурах с отверстиями.

Перед накрытой для пира скатертью на подушках восседал Да Гама, одетый в синюю джаму. Справа от него устроилась Майя. На ней было тонкое сари нежно-серебристого цвета, которое мерцало в свете ламп. Она прикрыла волосы, но оставила открытым лицо. Глаза с золотистыми крапинками сверкнули при виде входящего Джеральдо.

— Проходи и садись, Альдо, — сказал Да Гама.

Ели они по большей части в молчании. Нужно было сказать слишком много, поэтому они говорили мало. Майя распоряжалась, предлагала угощения. Чувствовался опыт, каждое движение было грациозным. Джеральдо смотрел на ее губы и порхающие над скатертью руки.

— Ты красивее, чем когда-либо раньше, — прошептал он. Майя просто закрыла глаза.

— Я специально заказала это блюдо, которое любят фаранги, — сообщила она.

Джеральдо попробовал блюдо. Это оказалась баранина со специями и большим количеством чеснока.

— Я словно оказался в Гоа, — сказал он ей и склонил голову. — Ты очень добра. Ты это пробовал, Да Гама?

— В последние дни у меня не очень хорошо с пищеварением, — не поднимая головы, ответил Да Гама. — Доедай.

Служанки убрали блюда и принесли шербет. Да Гама описал Майе завтрашнее путешествие. Были проведены сложные приготовления, в путь отправлялся даже второй, обманный, караван.

— Ты чего-то опасаешься, Деога? — спросила Майя.

— Я всегда чего-то опасаюсь. Сейчас ты ценнее, чем когда-либо раньше. Я нанял специальную стражу.

Когда с шербетом было покончено, Деога поднялся.

— Не сомневаюсь, что вам, молодые люди, есть что обсудить. Старику тут не место, — он поклонился Джеральдо, затем Майе. — Кроме того, мне надо отдохнуть. Впереди нас ждет долгое путешествие.

— Иди с миром, — сказала Майя.

Джеральдо поднялся и обнял Да Гаму.

— Иди с Богом, — сказал он, потом снова опустился на подушки.

Да Гама поблагодарил, пожелал того же Джеральдо и вышел, не оборачиваясь, тихо закрыв за собой дверь.

Джеральдо с нетерпением ждал того, что произойдет теперь. Сердце забилось чаще, он почувствовал, что краснеет. Ему стало жарко. Он ослабил ворот рубашки.

— Итак? — посмотрел он на Майю.

— Итак, — повторила Майя. Он не мог понять выражения ее лица. — Как ты думаешь, почему боги допускают злодеяния, дурные поступки и грехи?

— Неужели ты собираешься философствовать? — рассмеялся Джеральдо, затем рыгнул и от этого снова рассмеялся. — Есть другие, гораздо более приятные темы.

— Ответь мне.

Джеральдо пожал плечами. Баранина куском лежала у него в желудке, но, несмотря на это, он улыбнулся.

— Возможно, сами боги грешны. Может, богов нет. Может, мы сами определяем свою судьбу. Может, те, кто боятся богов, слабы, а те, кто знает правду, сильны.

— Значит, ты сильный, Джеральдо?

Он пожал плечами. Видя ее в золотистом свечении ламп, когда она выглядела еще более красивой, чем он помнил, Джеральдо почувствовал легкую дрожь.

— Ты убивал и грабил. Ты обманул собственную семью.

Джеральдо натянуто рассмеялся. Ему стало неуютно.

— Я даже обманул смерть.

— Да, — Майя поднесла руки к платку, покрывавшему ее волосы. — Я хотела, чтобы ты это увидел, ты — один из всех людей.

Она откинула платок назад и открыла блестящую паутину из золота, жемчуга и бриллиантов. На фоне ее волос цвета воронова крыла драгоценные камни мерцали, словно звезды на черном небе. Джеральдо судорожно вздохнул, не в силах оторвать взгляд от Майи.