– А сколько же Грачев оставил вооружения в Чечне?

– Там было оружия на три дивизии. С техникой. Вот и считайте, если на Кавказе до сих пор стреляют и взрывают.

– А вы свой партбилет так и не сдали?

– Нет.

– А взносы кому платите?

– Некому платить.

– Вышло много художественных фильмов о событиях 1991 года. Там и вы фигурируете как историческая личность.

– Я их не смотрю.

– Умер Войцех Ярузельский. Вы его хорошо знали?

– Я был с ним хорошо знаком. Он был очень хорошим человеком. Он фактически спас Польшу от ввода в нее наших войск, введя в стране военное положение. Когда Брежневу доложили, что вокруг Варшавы стоят восемь польских дивизий, ему пришлось отказаться от ввода войск.

– А вы могли бы, как он, ввести у нас военное положение?

– На каком основании? Ярузельский тогда был не военным министром, а главой государства. У него на это были полномочия. А у меня их не было.

– Вы встречались со многими политиками, главами государств. Можете назвать наиболее вами уважаемых?

– Могу. Цзян Цзэминь[8]. Цзян у нас в Москве на заводе Лихачева работал. Очень любил петь русские песни.

Ким Ир Сен[9] обеспечил по указанию Сталина мир на Дальнем Востоке.

В политическом смысле сильнее всех, конечно, был Буш-старший[10]. Воевал во Вторую мировую летчиком, был сбит и спасен подводной лодкой, разведчик – работал советником посольства США в Китае. Горбачев как-то сказал ему, что мы (СССР) хотели бы быть в полной вашей зависимости.

Ну и, конечно, Маргарет Тэтчер. Очень сильная женщина. Приехала ко мне в Министерство обороны запросто. Вместе с женой академика Сахарова Еленой Боннер в роли переводчицы. Боннер попросила пепельницу. А я же не курю. Пришлось солдату поручить найти. Тэтчер все интересовалась, почему я дивизии округов после развала Союза флотам передал. А я ей говорю, мои дивизии, куда хочу на своей территории, туда и перевожу. И напомнил ей, как она воевала с Аргентиной на Фолклендах, дескать, мы же вас об этом не спрашивали. Она оценила.

– Теперь о Кубе. Это правда, что офицеры вашего полка, узнав, что они будут участвовать в операции «Анадырь», захватили с собой в командировку шапки-ушанки?

– Да. Вот такая секретная была операция. Все действительно думали, что их на Север отправляют.

– То есть никто из них, в том числе и вы, не знал, что вас направляют на Кубу?

– О том, что мы идем на Кубу, мы узнали, вскрыв пакет, проходя скандинавские проливы. Там были сугубо географические сведения. Ни о флоре и фауне острова, ни о его климатических особенностях ничего сказано не было. Об этом мы все скоро очень пожалели. А во втором пакете, который вскрыли уже в Атлантике, был назван порт прибытия.

– Это правда, что с вами на Кубу был послан полковой оркестр?

– Да. В бой же идут под музыку.

– Про то, как ваш полк нес службу на Острове свободы, вы подробно написали в своей книге. Вот как вы возвратились домой и как вас встретила Родина, можете рассказать поподробнее?

– Встретил нас дурак – начштаба 11-й армии. На Кубе мы сильно поизносились, шинели съели мыши, а он сказал, что, пока не оденетесь по форме, на берег не пущу. И вот 900 человек оделись кто во что смог. Через сутки нас всех рассчитали. Солдат демобилизовали, офицеры разъехались к местам прежней службы.

– Как вы думаете, какая другая армия смогла бы так, тайно перебросить 1269 человек через океан?

– Американцы потом попробовали. Посадили в трюм 300 человек, и они трех дней не выдержали. А мы неделями шли.

– Вы фактически вернулись в армию в должности генерального инспектора Минобороны России. Как это произошло?

– После отставки мне звонили бывшие подчиненные с просьбами проконсультировать, посоветовать, помочь. В Кремле, узнав об этом, отдали соответствующее распоряжение. И я начал работать официально. Вот кабинет в Генштабе на Знаменке дали.

– Да, кабинет хорош, почти стометровый. Опять же на столе много телефонов, правительственные «вертушки» стоят. Что, и с президентом связь есть?

– Могу и с ним поговорить. Меня ни в чем не ограничивают.

– А что у вас в сейфе? Не секрет?

– Какой секрет? Кто в наше время документы в сейфе хранит? Книги там лежат.

– С товарищами по ГКЧП встречаетесь?

– Да уже почти никого не осталось. Лукьянов[11] жив, Бакланов[12], Тизяков…[13]

От сумы и от тюрьмы не зарекайся. Фронтовик, пробившийся в военную элиту из самых низов, с формулировкой «за измену Родине» оказался в Матросской Тишине, а вышел на свободу уже в совершенно другой стране. Стало ли это для него личной трагедией? И для всех тех, кто давал присягу и верой и правдой старался служить своей Родине? Об этом и многом другом Дмитрий Тимофеевич рассказал в книге «Удары судьбы. Воспоминания солдата и маршала».

Это случилось в 2 часа 15 минут 22 августа 1991 года. Разрывая густые облака, самолет Ил-62 вышел на посадочную прямую во Внуково.

Предчувствуя недоброе, я всматривался через иллюминатор в ярко освещенную прожекторами площадку перед Внуково-2, где уже суетились какие-то люди в камуфлированной форме, бегали солдаты. «Ну что же, – подумал я, – освещают, значит, вот-вот грянет политический театр. Статисты уже под юпитерами».

Перед нами приземлился Ту-134, на котором прилетел президент М.С. Горбачев со своей прислугой и охраной. Сопровождали его из Фороса А. Руцкой, И. Силаев и В. Бакатин. В этот же самолет под предлогом «поговорим по душам в самолете» пригласили и В. Крючкова.

Мы – А.И. Лукьянов, В. Ивашко, О.Д. Бакланов, А. Тизяков и я – вылетели из Крыма через 15–20 минут после президентского лайнера.

И вот поданы трапы. Я обратил внимание, что к каждому трапу поспешили крепыши из соответствующих спецслужб. Они приняли устрашающую стойку, пытаясь припугнуть кое-кого из именитых пассажиров. Первым к трапу направился В. Баранников. Оценив все эти маневры, я сказал сопровождающему меня полковнику П. Акимову, что мы подоспели к аресту.

– Не может быть, – возразил он, – от президента передали: вам назначена встреча в Кремле в 10 часов утра.

Спустившись по трапу, мы направились к зданию аэропорта. При входе в зал Баранников сказал Акимову: «Вы свободны», а затем мне: «А вас прошу пройти в следующий зал».

Вошли в небольшую комнату, где обычно размещалась охрана. Здесь к нам поспешил незнакомый человек с копной нестриженых волос на голове. Он довольно бойко представился: «Прокурор Российской Федерации Степанков Валентин Георгиевич!» – и спросил, есть ли у меня оружие. Затем объявил, что я арестован по подозрению в измене Родине в соответствии со статьей 64 УПК.

За дверями рычали автомобили. Люди из ведомства Баранникова выстраивали машины. Меня подвели к «Волге», толкнули на заднее сиденье между вооруженными автоматами Калашникова охранниками.

Наступила зловещая тишина. Темная беззвездная ночь давила на сознание: «Я арестован».