«Жена Петра Первого – Авдотья Лопухина? Так она же сидела у Варганова, в Покровском монастыре».

В Ленинской библиотеке, в глухих дебрях систематического каталога, попадается имя Алексея Варганова как автора книг о суздальских архитектурных памятниках.

…За каменной высокой стеной находятся бывшие архиерейские палаты. Пройдешь под сводчатую арку и попадешь как бы в прозрачный улей: солнечно, душно от жары и от медового запаха, пчел видимо-невидимо. Виной всему белые душистые цветочки, что заполнили двор. Особенно много их вокруг монашьего собора.

– Варганов? Нет ли его в канцелярии музея?

– Алексея Дмитриевича? Поищите его около каменщиков!

– Директора музея? Может быть, он у плотников.

– Вам самого нужно? Он повел экскурсию на городской вал. Догоняйте.

На городском валу расположилась экскурсия. Девушки и юноши, большей частью в лыжных штанах и майках, сидят на траве на самом краю вала. За ними местность резко опускается в крутой петле реки Каменки. Вал, перейдя в естественный холм, убегает направо и вперед, все более и более загибаясь в подкову, так что весь Суздаль виден справа впереди, хоть и силуэтно, но очень хорошо. В низине, прямо против экскурсии, небольшая горка, словно кто положил шапку. Белая церковь и темное дерево приютились на ней.

Среди живописно рассевшихся юношей и девушек стоит небольшого роста человек в сером поношенном пиджаке, с копной густых кучерявящихся темных волос. Щупленький, с сухощавым бритым лицом, он показался моложе своих пятидесяти лет, несмотря на большую усталость в глазах. Или, может быть, потому показался моложе, что мы думали найти убеленного сединами, опирающегося на палку патриарха науки, которого, может быть, уж и поддерживают под руки младшие сотрудники музея.

До нас шла какая-то беседа. Это мы заключили из того, что черноглазая высокая девушка на самое ухо прокричала Варганову:

– Вам бы писать обо всем надо! Очень много вы знаете!

– Пробую и писать, да плохо выходит. Ругают меня в газете. Я им дело, а они мне говорят: «Не так. Ты, – говорят, – пиши образно, например: „Рассеялся туман, и блеснули купола собора“. О районе тоже просили книгу написать. С историей, конечно, у меня все в порядке, а вот за сегодняшним днем не успеваю. Принесу показывать – они руками разводят. „Милый Алексей Дмитриевич, да уж коровы в Суздальском районе давным-давно в два раза больше доят“. Я переделаю, ан коровы опять меня опередили. А вопросы мне лучше на бумаге пишите, чего кричать-то!

И он негромко, не как все глухие люди, начал рассказывать:

– Суздаль древнее иных русских городов, в том числе и Владимира, не говоря про Москву. Когда он возник – в точности неизвестно. Также неизвестно, почему называется Суздалем. Славянофильское предположение, что в основе лежит слово «судить», «осуждать», «рассуждать», а отсюда – суждение и суждаль, конечно, красивая мечта. Мы должны трезво взглянуть на дело и признать, что Суздаль – слово дославянского происхождения, так же как Нерль, что течет невдалеке, так же, как Клязьма. Как и все остальные, слово «Суздаль» не расшифровано, и смысл его для нас темен.

Однако, если мы не можем прояснить этот вопрос, совершенно ясно другое и более важное, почему именно здесь возник, а потом развился до столицы обширнейшего княжества город Суздаль.

Если у вас есть воображение, – а оно у вас должно быть, – вы можете подняться со мной на некую высоту и бросить оттуда взгляд на земли Центральной России. Среди песчаных малопригодных почв, вскормивших к тому же дремучие леса, лежит небольшой черноземный клин. Происхождение его загадочно. Так вот Суздаль – центр, как бы столица этого окруженного лесами куска полевой, хлебородной земли.

С другой стороны, поднявшись еще выше, мы увидим, что Суздаль вовсе не в стороне от больших торговых путей, а как раз на бойком торгу. Это теперь он остался в стороне, потому что пути изменились, а раньше было так: один путь из Новгорода к Черному морю, другой путь – из Новгорода на Каспий. Суздаль возник на этом последнем.

Там, где мы видим теперь красивые желтые кувшинки, текла река Каменка, достаточно глубокая для того, чтобы в нее могли заходить купеческие струги. В четырех верстах отсюда Каменка впадает в Нерль. Нерль выносит свои воды в Клязьму, Клязьма – в Оку, Ока – в Волгу. И вот уж брезжит в голубой дымке сказочный Восток – благовония, ковры, пряности, прочая роскошь.

Где теперь Волго-Дон, был волок до Дона, а там уж брезжут в голубой дымке иные заморские края – Византия, Венеция, арабы; вот почему при раскопках мы находим в суздальском черноземе персидские, индийские, арабские деньги.

Суздаль возник в языческие времена. Прямо перед собой мы видим горку, ту, на которой теперь стоит церковь. Это не простая горка, в языческие времена ее называли красной. Она оттаивала раньше других мест, поэтому древние суздальцы собирались там на припеке играть ярилины, любовные игры. На другой горе, направо, где теперь вы отчетливо видите кирпичное здание школы, на этом самом месте игрались игры в честь другого божества. У иных народов его зовут Вакх, Дионисий, Бахус, у суздальцев он носил более простое имя – Облупа. Игры в честь Облупы состояли в питии и веселии.

Христианство, идущее из Киева, не сразу и не мирно привилось в Суздале. Известен бунт волхвов. В связи с этим бунтом находим первое упоминание о Суздале в древних летописях. Это было в 1024 году.

Собор Рождества Богородицы строили южные, киевские мастера. Они не учли морозов и сырости северного климата – заложили мелкий фундамент, и собор упал.

Однако был восстановлен. Мы в него сегодня сходим. Недавно я докопался там до мостовой Владимира Мономаха. Она теперь лежит на глубине двух метров девяноста шести сантиметров.

Юрий Владимирович Долгорукий избрал Суздаль столицей, но осел в Кидекше, в четырех верстах отсюда, где Каменка впадает в Нерль. Вспомним, что и Андрей Боголюбский, считая столицей Владимир, сидел тоже в своем Боголюбове, на впадении Нерли в Клязьму. Так было безопаснее.

Когда Суздаль был цветущим могучим городом, на западе в дремучих лесах дымилась десятком труб деревушка Москва.

Одному из сыновей князя Александра Невского, а именно младшему, Даниилу, после смерти отца дали в удел заброшенную, затерянную Москву, основанную Юрием, – незначительный пригород Владимира и Суздаля. Даниил уехал туда, и с этих времен начинается усиление Москвы. Оно продолжалось при детях Даниила и при детях его детей, до тех пор, пока все не перевернулось наоборот, то есть Москва стала столицей, а Владимир и Суздаль ее владениями.

– Князья ваши, – это Варганов обращался к экскурсантам-москвичам, – ходили на нас войной. Дмитрий Донской, например, воевал Суздаль. Забегает в хоромы, а там сидит княжеская дочь Авдотьюшка. И вышло так, что Дмитрий победил Суздаль, а Авдотьюшка Дмитрия. Венчались они во Владимире. Значит, у вас с нами были родственные связи. Поэтому Суздаль довольно легко присоединился к Москве. Проводником, опорой московской политики сделались монастыри. Некоторые из них мы посмотрим. А теперь пойдем в собор, построенный Владимиром Мономахом.

Снова медовая горячая духота архиерейского двора окружила нас, и резок был переход из нее в каменную прохладу собора, устоявшуюся тут за долгие века. Ворота, окованные медью, черные как уголь, просвечивали золотой росписью. Это и есть знаменитая золотая наводка, которую делают один раз на вечные времена. Ворота уцелели от Батыева разорения, и это считалось церковным чудом.

– Вон, – Варганов кивнул на нижний угол ворот, – двадцать лет мимо ходил, а потом думаю: «Дай отчищу». Отчистил углышек, а там Самсон, львиную пасть раздирающий. Чистая Византия! Стены собора расписаны религиозной живописью. Верхняя живопись неинтересная, – пояснил Алексей Дмитриевич. – Под живописью, если ее очистить, – фрески семнадцатого века, а если и фрески убрать, откроется орнамент Мономаховых времен.

Фреска, она ведь кладется на сырую штукатурку. Писать ее можно только четыре часа, потом штукатурка высыхает. Иные мастера рисунок прочерчивали гвоздем. – И Варганов показал нам прочерченные круги на штукатурке, причем гвоздь нацарапал в одном месте без толку несколько окружностей. Мастер никак не мог найти центра.