– Ты что ж это, комбат, передумал в академию? – с язвительным вызовом задал ему вопрос штабной кадровик, успешный и потому улыбчивый полковник. Они встретились случайно на крыльце штаба полка, были одни, и майор Дидусь открыл ему тайну своего отказа.
– Вот что, давай не дури, пиши прямо сейчас рапорт и с судьбой своей так не шути, – настойчиво порекомендовал ему лукавый штабник, – а квартиру тебе и так давно обязаны были дать. Прохвост твой Сухоруков, хоть… может, и правильно рычаги власти употребляет.
И Игорь Николаевич решился, ибо какой настоящий солдат не мечтает стать генералом. Тут же золотой блеск генеральских звезд и трепетная линия голубого лампаса на брюках вскружили ему голову, он захмелел в своем обостренном желании. Вспомнил, что и годы летят, и война все может перечеркнуть в любой момент… Да и полковник, хорошо знавший его личное дело по прошлому году и еще больше понимавший, что майор давно потом и кровью заслужил академию, был настолько учтив, что подождал, пока прямо на штабном подоконнике нервным почерком был нацарапан рапорт. А майор Дидусь так и не узнал, как и кем этот рапорт был завизирован, но только пришел к нему неожиданно счастливой вестью вызов из громогласной и не терпящей возражений столицы. Кэп скрипел от злости зубами, но смирился и затаил обиду. Жаль ему было отданной прохвосту квартиры. «Ну, комбат, не дай бог тебе попасть еще когда-нибудь ко мне служить», – только и прошипел с нескрываемой злостью на прощанье уязвленный штабной игрой полковник Сухоруков.
И вот пролетело три года, стоял уже совсем новый 2001 год. Много воды утекло со времени того разговора, началась новая чеченская война, да и головы многие достойные офицеры сложили. И вот должен был теперь уже подполковник Дидусь влиться в строй под началом все того же Сухорукова. Подполковник Дидусь ничуть не страшился встречи со своим начальником, тем более что война смывает плесень с отношений в военных коллективах. Более того, он знал себе цену, а добытые бессонными ночами полномочия вполне позволяли претендовать на новые высоты, нацелиться на новые ориентиры. Без страха и сомнения он отворил дверь в кабинет кэпа, вошел и, плотно закрыв ее, обратился к командиру, не спрашивая, как это полагается, разрешения войти.
– Товарищ полковник, подполковник Дидусь прибыл для дальнейшего прохождения службы в должности начальника штаба полка.
Командир полка восседал за большим и грубым, видавшим виды столом, обложенный грудой бумаг. Почти ничего тут за три года не изменилось, а у него пролетела целая жизнь в столице. Кэп поднял голову, и в черных глазах его сверкнула гремучая смесь злости, попранной командирской гордости и жажды указать зарвавшемуся подчиненному его место. Конечно, он уже знал по своим каналам, что именно к нему едет новоявленный выпускник. Но и подполковник Дидусь хорошо знал, что командир вот-вот уйдет на повышение и станет начальником штаба дивизии. Фактически на чемоданах сидит. Да и выхода у него не было иного, как играть ва-банк, делать начатое дело. Потому Игорь Николаевич не удивился, когда полковник надул щеки, нахохлился напыщенным индюком и, едва разжав губы, со злой насмешкой передразнил его.
– Что-что? Кто прибыл?! – командир рявкнул, как ужалил. После чего, как будто и не было никого в кабинете, вонзил взгляд в свои бумаги на столе. Но Игорь Николаевич ожидал нападения, он ничуть не обиделся.
Ох, как командир полка предвкушал порку, как готовился! И подполковник Дидусь это тоже знал. А на что он рассчитывал, на объятия? Именно теперь наступил тот ключевой момент, который и определит формат всех будущих отношений. И оба старших офицера хорошо знали об этом; командир намеревался сразу сломать подчиненного, не желая видеть в нем равного соратника, подчиненный для изменения ситуации должен был сократить дистанцию, совершить неожиданное асимметричное действие. И Игорь Николаевич сделал то, что чаще всего подчиненные считают немыслимым: он пошел в запланированную на этот случай лобовую атаку. Приблизившись почти к самому столу, он наклонился и ровным, внушающим уважение, чеканным голосом очень внятно и громко произнес:
– X.. в кожаном пальто! Ваш начальник штаба прибыл!
Что и говорить, это была неслыханная дерзость, невиданные для молодого назначенца наглость и хамство. Булатный голос нового начальника штаба заставил бы вздрогнуть кого угодно, но только не боевого кэпа Сухорукова. Полковник удивленно вскинул брови, причем глаза его в этот момент казались выпуклыми, вываливающимися из орбит. Такого он явно не ожидал. Но офицер он был стреляный.
– А что это вы, подполковник, вразвалочку стоите перед своим командиром?! А ну-ка ножки выпрямите!
Игорь Николаевич довольно улыбнулся, послушно выпрямился, стратегический эффект уже был достигнут, так что дальше будет только позиционная игра. Он видел, что кэп кипит, как чайник на огне, который забыли выключить и он, того гляди, засвистит сейчас от перенапряжения и дикой ярости. И теперь демонстрировал нарочитое послушание, тогда как командир полка с громадным трудом подавил в себе желание заорать на прибывшего да оторваться привычным шальным матом.
– Ну-ка, проверим, чему вас там научили в академиях! Доложите-ка пункты боевого устава: что необходимо сделать при организации наступления полка и обороны?
Игорь Николаевич стремился побороть бушевавшее внутри него волнение, но, несмотря на усилия, не мог. Потому перечислил не все, исказив, правда, самую малость.
– Так я и думал! Так я и думал! – победно возвестил командир, уже размышляя, какое новое испытание подсунуть своему начальнику штаба для подавления его.
– Владимир Николаевич, мне в поля сейчас собираться? – спросил вдруг начальник штаба, назвав своего командира по имени-отчеству, совсем другим, смиренно-уважительным тоном, желая показать этим, что, с одной стороны, пугать его бесполезно, а с другой, что он давно настроен на боевую обстановку и только ждет приказа. Что готов ко всему в любой момент. И то, что все считают трудной и крайне опасной работой и от чего отлынивают, он ждет с нетерпением. И что учился именно для этого, а не чтобы кичиться двумя звездами на погонах. А еще «Владимир Николаевич» вместо «товарищ полковник» недвусмысленно означало, что молодой начальник штаба безропотно подчиняется авторитету командира, нуждается в его адекватном внимании и поддержке. Не требуя, разумеется, для себя каких-либо особых условий.
Насупившийся командир опять одарил своего подчиненного брызгами искр недовольства и возмущения. Он все еще походил на работающий, высекающий молнии ярких вспышек сварочный аппарат. Он желал бы испепелить этого неподатливого подполковника, но чувствовал, что гнев его ситуативный, что знает он своего офицера по прежним боевым заслугам и втайне уважает больше многих других, и что понимают они друг друга с полуслова, и что справедливость будет уместнее беспричинного озлобления, ведь, в конце концов, он сам предложил бывшему боевому комбату не совсем равнозначную замену в качестве приманки. Теперь же то и дело возникало впечатление, будто они на борцовском ковре, а вот тело у подполковника будто жиром смазано, не ухватить. И сам Игорь Николаевич Дидусь отлично осознавал свое преимущество и не ошибся в выбранном способе общения со своим командиром.
– Семья на месте? – спросил кэп почти примирительно, хотя и строго, понимая, что он все-таки получил в лице этого офицера крупную поддержку, приличный заслон, а никак не удар. Опытный и прозорливый офицер, он знал, отчего его подчиненный вновь приехал на войну: ни в каком ином месте в мире он не был так остро востребован, ни в какой другой роли он не мог претендовать на то, чтобы полностью, совершенно раскрыться и проявить себя, и потому нигде ему не было так комфортно, как в зоне постоянного риска. Полковник Сухоруков за долгие годы службы стал опытным психологом, тонко понимающим переживания и устремления окружающих. Пристально поглядев на заглаженную до беспамятства форму подполковника, на его слишком ярко блестящие новенькие звезды на погонах, приобретенные перед отъездом в московском военторге, на преданный блеск глаз и… смягчился. Он знал, что перед ним вовсе не военный франт, перед ним настоящий, бравый, способный на доблестные дела солдат.
