— Не создадим ли мы трудности для стремящегося в жюри коллеги участвовать в наших дискуссиях, когда в запальчивости будем говорить на французском слишком бегло для него?
«Сочувствие» коллег предохранило кандидата от таких неприятностей.
М. Дрюон умело организовал работу жюри. В течение всего года консультативный комитет, т. е. несколько специалистов высшей квалификации, отслеживал выход в свет во Франции новых произведений по тематике премии. Сколько-нибудь значительные из них распределялись между членами жюри. По полученной таким образом книге член жюри должен был составить краткий письменный доклад с рекомендацией включить или нет книгу в число претендующих на премию. Доклад рассылался всем членам жюри, и это было интересно уже тем, что позволяло быть в курсе наиболее примечательных книжных новинок.
Мне на изучение досталось объемное исследование Анри Лойретта о жизни и творчестве знаменитого французского художника Дега Я предложил включить ее в число книг, отобранных для конкурса Таких книг набралось за год одиннадцать, и по ним состоялось тайное голосование. На чем основывают свое мнение члены жюри, участвуя в таком голосовании? Как правило, на письменном заключении коллеги, прочитавшего книгу, и на устной дискуссии, предшествующей голосованию. Таким образом, в какой-то степени состязание авторов произведений дополняется соревнованием рецензентов. Поэтому я не без удовлетворения узнал результаты голосования. «Моя» книга оказалась на втором месте и по правилам процедуры прошла во второй, заключительный тур конкурса. Там ее опередил историк князь Габриэль де Бройль с его биографией Гизо. Он и стал лауреатом премии за 1991 год. Но и я получил поздравление за второе место. Такое органическое подключение к культурной жизни Парижа было еще одним проявлением нового в отношениях между нашими странами.
Париж — законодатель моды. С этим связана и одна из важных отраслей французской промышленности. Ежегодное представление новых коллекций крупнейшими домами моды Франции — целая полоса культурной и деловой жизни столицы. У нашей страны в этой области есть один давний друг — знаменитый Пьер Карден. Мы с ним познакомились за год-полтора до моего приезда в Париж в Нью-Йорке, где он выступал спонсором постановки пьесы А. Вознесенского «Юнона и Авось». В Париже нас по прибытии уже ждало приглашение на ужин в принадлежащий Пьеру Кардену знаменитый ресторан «Ше Максим». Пьер Карден делится со мной, что новаторство в налаживании сотрудничества с нами далось ему с большим трудом. Теперь препон меньше. Он рассчитывает наладить настоящее производственное сотрудничество с нашей страной и — мечтает открыть «Ше Максим» в Москве. Этот человек — сам сгусток творчества — удивительно отзывчив на наши инициативы. Каждая встреча с ним порождает все новые идеи.
— Почему бы, мсье Карден, нам не сделать что-нибудь вместе и о вашей красивой профессии, и о нашей резиденции на Рю де Гренель, — спрашиваю я его. — Ведь дворец Эстре — тоже произведение искусства.
— В самом деле! Надо подумать, — отвечает он с искринкой в глазах.
А уже через несколько недель в наших залах появляются две красавицы — манекенщицы и команда телеоператоров. Созданный ими в рекордный срок телефильм смотрят миллионы наших телезрителей (и не один раз).
— Поначалу трудно было не только в Москве, — продолжает откровения Пьер Карден, — но и в Париже. Появляться раньше в советском посольстве… это было, знаете…
Он подыскивает слова поаккуратнее:
— В общем-то мало кто туда ходил из высокого парижского общества.
Дня меня это в первый момент звучит как-то странно. А как же многочисленные приемы в посольстве по случаю Октябрьской революции? Там яблоку негде было упасть. Разве не занимало наше посольство весьма высокого места в политической и общественной жизни Франции? И на приемах бывали люди очень видные. Впрочем, по правде говоря, не всегда. То случалась Венгрия, то Чехословакия, то Афганистан. К тому же, видимо, мы как-то свыкались, что немалая часть французского общества оставалась всегда вне контактов с посольством. Пьер Карден — несомненно представитель этой категории. Но он-то исключение, и, кстати, поэтому-то ему и виднее все это…
— Теперь, — замечает Пьер Карден, — положение меняется. В добрый час.
Впрочем, мы с женой и сами чувствуем, что положение меняется. Мы получаем приглашения на представления коллекций почти от всех крупнейших домов моды Парижа. Нам отводят почетные места. Так почему бы не пойти дальше, думаем мы? Почему бы не пригласить законодателей моды в наше посольство? Например, по случаю первого участия советского представителя в официальной неделе мод столицы Франции. Это был молодой наш модельер Валентин Юдашкин, подготовивший коллекцию в сотрудничестве с французским домом Фаберже. Почему бы не помочь ему и не организовать демонстрацию этой коллекции не где-нибудь, а в залах посольства? Откликнется ли Париж на это?
Откликнулся. Активно и с интересом. Французские специалисты быстро превратили зал приемов в импозантный павильон для показа мод. В первых рядах зрителей — цвет одной из самых престижных и всемирно известных сфер французской активности — руководители таких домов, как Ив Сен-Лоран, Нина Риччи и многих других. Рядом с Пьером Карденом расположилась госпожа Карвен.
Триумф В. Юдашкина был блистательным. Аплодисменты зала, прекрасная печать. Перед начинающим модельером открылись дороги, ведущие в столицы мира. Пройдет не так много лет — всего шесть, но таких, которые изменили судьбы стран и людей. В ноябре 1996 года меня как посла Российской Федерации в Украине пригласили на презентацию коллекции В. Юдашкина в Киеве в зале драматического театра имени Леси Украинки. Богатый набор моделей. Видно, как далеко продвинулся В. Юдашкин в своем искусстве. Встретили В. Юдашкина киевляне тепло. Растроганный, он благодарил со сцены зрителей, семью президента Украины, присутствовавшую в зале, и… меня, как он выразился, первого посла в его жизни. «Вы открыли для меня Париж, — добавил он, обнимаясь со мной после презентации, — этого нельзя забыть». Конечно, Париж открылся В. Юдашкину благодаря его таланту. Но было приятно услышать, что он хранит память о том необычайном вечере в нашем парижском посольстве.
В Париже мы снова встречаемся с Мстиславом Ростроповичем. Но между нашим первым знакомством здесь и этой встречей было еще немало контактов в Вашингтоне. В 1989 году мне выпала честь проводить его с руководимым им Национальным симфоническим оркестром США в их первую гастрольную поездку в Советский Союз. Пресс-конференция, которую мы тогда дали совместно, оповещавшая об этой новости, стала сенсацией международного масштаба. Здесь в Париже у М. Ростроповича квартира на бульваре Сен-Мартен, совсем рядом с посольством. В квартире собрано столько картин и других художественных ценностей российского происхождения, что она могла бы поспорить с крупным музеем. М. Ростропович занят их каталогизацией. В комнатах оборудование для фотографирования всего этого богатства, связанный с этим творческий беспорядок. Мы отмечаем шестидесятилетие маэстро. В узком кругу. Стол у него очень русский. Заботящаяся о домашнем хозяйстве женщина сама заготавливает отличные соленья, отменно готовит пирожки и кулебяки. За вином отправляемся в погребок в подвальном помещении дома. Там богатый выбор, и мы без труда находим бутылку года рождения юбиляра. Там тоже картина. И тоже русского мастера — Михаила Шемякина. В 1991 году М. Ростропович выдавал замуж одну из дочерей. Торжество состоялось в Гран Опера. Первый этаж этого престижного здания французской столицы был декорирован по этому случаю под березовую рощу. М. Ростропович повсюду оставался неразрывно связан с Россией. И в разговоре его заботы все время о делах на Родине. Он раньше других заговорил об ограниченности М. С. Горбачева как реформатора, может быть, точнее будет сказать, что никогда не верил в то, что тот сможет выполнить эту роль. Теперь же он предсказывал неизбежное и скорое его фиаско. Всякое появление М. Ростроповича в Париже — событие в культурной и общественной жизни французской столицы.
