Понятно, — сказал для порядка Холанн. В солдатской жизни он ничего не понимал и счел разумным просто радоваться удаче. Похоже, хотя бы в одном командировка на базу будет не очень тягостна и даже приятна. Будет о чем вспомнить, вернувшись к стандартному рациону чиновника.

— С чего начнете? — поинтересовался Тамас, докладывая новую порцию. Холанн заметил, что бывший комиссар и убийца орков ест очень быстро и много, но притом аккуратно, как промышленный автомат. Хаукон перехватил его взгляд.

— Я с планеты полуторакратной силы тяжести, если по терранскому эталону, — любезно разъяснил он.

— Да, но ваше… — Уве хотел было сказать "сложение", но осекся.

— Причуды природы, — сказал Тамас, похоже интерес коменданта его отчасти развлекал. — С одной стороны гравитация требовала от моего народа мощных костей и мышц. С другой — в атмосфере содержалось мало кислорода, это жестко ограничивало пределы роста…

Холанн отметил сказанные" требовала" и "содержалось". Комиссар говорил о своем доме в отчетливо прошедшем времени, как о чем‑то ныне не существующем. Не в этом ли заключен секрет таинственной опалы?..

— … Поэтому в нас воплотился своего рода компромисс — мы худые, но жилистые. Не слишком сильные, не очень выносливые, но способные к резким всплескам деятельности.

Уве невольно дотронулся до груди, которая все еще слегка ныла после толчка комиссара. Вспомнил крепкую, жесткую ладонь Тамаса, а также скупые строчки поощрительных записей "за рукопашные схватки". Видимо Хаукон был очень самокритичен, говоря о "не слишком сильных".

— В общем спринтеры, а не марафонцы, — закончил комиссар.

— Простите, не понял, — озадачился Холанн.

— А, не обращайте внимания, — улыбнулся Тамас. — Старые термины, когда‑то они были в ходу…

— Наверное, ваш полк был славен большими деяниями? — осторожно забросил удочку Холанн. Комиссар взглянул на него, и, хотя Тамас ничего не сказал и не изменился в лице, Уве показалось, будто перед ним с размаху захлопнули бронированную дверь.

— Это было давно, — коротко сообщил Тамас, явно давая понять, что свое прошлое он обсуждать не намерен.

Ужин закончился в ни к чему не обязывающих разговорах. Офицеры ненавязчиво выспрашивали городские новости и любопытствовали, когда будет следующий завоз катушек. Комиссар молчал, глядя в тарелку. Молчал он и после того, как повел Холанна обратно в обиталище коменданта по протоптанной дорожке.

Стемнело, на угольно — черном небе зажглись очень крупные белые звезды. Уве видел настоящее звездное небо считанные разы — в задымленном Танбранде небо было неизменно серым и непроницаемым для небесных светил. Холанн дал себе зарок обязательно посмотреть на звезды подольше и повнимательнее, но в другой раз, останавливаться сейчас и смотреть вверх казалось несколько… неуместным.

Впрочем, в Волте хватало и искусственного света. Его исправно давали прожекторы на сторожевых вышках, а также лампы подсветки на каждом здании. В целом на базе было светло почти как в промышленном карьере, и это показалось Холанну немного странным. В его представлении отдаленный Волт не стоил такой иллюминации, разве что гарнизон специально зажег все освещение к приезду коменданта.

Поскрипывал под ногами утоптанный снег, непривычно и необычно белый. Ну, почти белый. Конечно ему было далеко до ослепительной, синеватой белизны тундры по пути к Волту, но по сравнению с черным льдом Танбранда… Уве обратил внимание на столбики высотой примерно по пояс человеку, которые торчали на всех перекрестках и тропинках между ангарами и складами. Все они были одинаковы — толстый пластиковый прут с большим кольцом наверху.

— Что это? — спросил он, оттянув дыхательную маску, одолженную у Тамаса.

— Вехи, — отозвался спутник. — Когда наступает календарная зима, ветер с моря иногда пригоняет настоящие бураны. Тогда мы натягиваем веревки по всей территории. Без них можно заблудиться и сгинуть в нескольких метрах от дверей. В непогоду не видно ничего дальше вытянутой руки, а человек без комбинезона замерзает в несколько минут. В комбинезоне — через пару часов после истощения подогрева.

Мимо прошел часовой. Между ним и комиссаром состоялся короткий и непонятный диалог.

— Сникрот здесь, — отчеканил солдат.

— Опять? — искренне удивился Тамас.

— Снова, — вздохнул солдат. Похоже, у него в маске был встроен какой‑то переговорник, потому что слова слышались отчетливо и ясно. — Но он уже уходит. Его ведут на вышках, все смотрят в оба.

— Ясно.

Часовой отдал честь и зашагал дальше, бесформенный в мешковатом термокомбинезоне, с лазерной винтовкой на плече.

Примерно через полминуты Уве решил продолжить разговор.

— Я слышал, снега бывает столько, что приходится прокапывать в нем тоннели? — спросил он.

— Нет, не у нас, здесь местность ровная, снег сносит, хотя, конечно, бывает его немало. А вот у Оранжереи — да, там между комплексами наметает на три — четыре метра высотой, полгода они живут, как в подземелье. А вот и ваше жилище… Завтра я подберу вам комбинезон, а то в этом… покрывале будет неудобно. К слову, побудка в семь часов, если захотите присоединиться, утренняя пробежка в половине восьмого. Очень бодрит и укрепляет.

— Я… подумаю, — осторожно сообщил Холанн.

— Как коменданту вам не обязательно соблюдать режим, но люди это оценили бы, — серьезно сказал Тамас. — Хотя, конечно, вы не задержитесь у нас надолго…

И тут Холанн увидел чудовище.

Прямо на него мерно топало нечто огромное. Ростом создание было метра два с четвертью, но при этом сильно сутулилось, а голова словно росла прямо из плеч, прямо и вперед, без признаков шеи. Поэтому существо казалось вровень с медиком Александровым. Размахом плеч создание было шире того же Александрова раза в два и казалось еще больше из‑за длинной мешковатой хламиды, сшитой из множества мелких шкурок, тряпочек, обрывков шерсти и прочего рванья. На хламиду без видимой системы были нашиты обрывки кольчуги с кольцами в палец толщиной, все это железо внушительно лязгало при каждом шаге. Из‑за плеч торчали две длинные рукояти то ли мечей, то ли длиннющих ножей, сделанные из трубчатых костей. Уве механически вспомнил, что на Ахероне не водится наземных существ такого размера, подумал, от кого могли быть взяты кости, и едва удержался от того, чтобы не сесть в снег. Ноги онемели и затряслись противной мелкой дрожью.

На широкую, громадную как котел голову существа было намотано что‑то вроде тюрбана, сшитого из нескольких шерстяных шарфов самых разных фасонов и расцветок. Вся эта связка была завязана сложным узлом над левым остроконечным ухом. Правого, похоже, не было совсем. Из‑под тюрбана сверкали маленькие красные глазки. Точнее глаза были большими, каждое примерно с кулак Уве, но они казались крошечными под массивными надбровными дугами и покатым лбом, сразу наводящим на мысли относительно танковой брони и перехода лобной кости в затылочную без слишком хрупких промежуточных элементов вроде мозга.

В правой лапе создание без видимых усилий держало что‑то вроде инструментального ящика, склеенного и сваренного грубыми швами из отдельных кусков металла и грязного пластика. Пожалуй, свернувшись клубком, Уве как раз мог бы там поместиться целиком. В ящике тоже что‑то гремело, в такт кольчужному перезвону. Левая лапа самую малость не доставала до земли, раскачиваясь, как ковш экскаватора. Ног не было видно из‑под хламиды, но судя по звукам шагов, у существа были либо копыта с подковами, либо обувь на цельной металлической подошве.

— Че уставился, хомос? — неожиданно буркнуло существо, проходя мимо Уве. Несмотря на желтые клыки, торчащие из широченной пасти, оно говорило вполне внятно, врастяжку, тщательно выговаривая слова готика. Голос был утробный и очень низкий, почти на грани с инфразвуком, как будто в брюхе чудища рокотало с полсотни гвардейских барабанов.

— Больше почтения, Сникрот, — негромко, со странной мягкостью проговорил Тамас, и Уве краем глаза заметил, как ладонь комиссара легла на рукоять пистолета в открытой (и когда только успел расстегнуть?) кобуре. — Это наш новый командир, присланный из Города.