— Я еще не знаю пока, на чем вы их основываете; не, вот перед нами женщина, пользующаяся огромным влиянием на мужчин, в подчинении у нее находится Гэбриель, единственный человек на свете, не считая нас двоих, кто знает, что вы бросили свою жену в Голодном лагере и что я спрятал в тайнике бумаги доктора Деварджеса. Ему известно и то, что вы были осведомлены о тайнике; он знает, где был расположен тайник и что в кем было спрятано. А известно ему это потому, что он присутствовал, когда Деварджес ночью давал мне свои последние предсмертные поручения и когда вы, Дамфи — прошу прошения, конечно, но нам придется в данном случае точно придерживаться истины, — когда вы стояли, подслушивая под дверью, и перепугали Грейс своим волчьим выражением лица Не стоит отрицать; она сама мне об этом рассказывала. Если бы вы не подслушивали в ту ночь, у вас не было бы сведений, которые вы сумели использовать с такой выгодой для себя; если бы она не увидела вас, у нее не хватило бы решимости бежать со мной.

Оба были сосредоточенны и бледны. Артур направился к двери.

— Я зайду к вам завтра, когда составлю более обстоятельный план защиты, — сказал он рассеянно. — Нам, — он подчеркнуто употребил множественное число, — нам с вами предстоит борьба с опасной женщиной, которая еще может нас перехитрить. Вся надежда на Рамиреса; помните, что он наш союзник; держитесь за него обеими руками. До свидания!

Пуанзет исчез. Едва успела закрыться за ним дверь, как в кабинет вбежал клерк.

— Вы приказали не беспокоить вас, сэр, но прибыла срочная депеша из Уингдэма.

Дамфи машинальным движением вскрыл депешу и, едва прочитав первую строчку, закричал:

— Верни джентльмена, который у меня сейчас был. Нет, погоди! Не надо! Ступай к себе!

Клерк поспешил удалиться. Мистер Дамфи присел за стол и еще раз перечел поразившее его сообщение:

«Уингдэм, 7 — е, 6 часов утра. Вчера вечером на холме Конроя убит Виктор Рамирес. Гэбриель Конрой арестован. Миссис Конрой пропала без вести. Царит возбуждение. Все против Конроя. Жду указаний. Фитч».

В висках у мистера Дамфи стучали последние слова Пуанзета: «Вся надежда на Рамиреса! Держитесь за него обеими руками!»И вот Рамиреса нет. Единственный свидетель исчез. Убийца — Гэбриель Конрой, их общий враг. Значит, оправдались его худшие подозрения! Что теперь делать? Послать немедля за Пуанзетом! Пересмотреть весь план защиты! Завтра будет поздно!

А может быть, не так уж страшно?! Один противник сидит в тюрьме по обвинению в убийстве; другой, миссис Конрой, истинная убийца Рамиреса — Дамфи ни минуты не сомневался в этом, — бежала от ареста. Зачем ему теперь свидетели?! Всех троих заговорщиков скосила судьба; он может радоваться! На минуту мистер Дамфи был охвачен порывом глубочайшей признательности к некоему высшему существу, то ли к самому господу богу, то ли к приставленному к нему ангелу-хранителю, проявившему такую исключительную заботу о его благополучии. У него даже шевельнулось в душе смутное чувство, пробуждающееся, увы, у многих из нас в подобной ситуации, что это ниспосланное ему избавление от опасности должно служить безмолвным признанием свыше его добродетели. Добродетель (Дамфи) торжествует над пороком (Гэбриель Конрой и др.).

Судебного процесса и газетной шумихи, конечно, не избежать; не исключено и то, что этот человек, в страхе за свою жизнь, пустится на разоблачения. А как быть уверенным, что миссис Конрой не объявится вдруг опять? И можно ли рассчитывать на ее нейтралитет? Привязанность ее к мужу, очевидно, сильнее, чем он предполагал; ради его спасения она может пойти на многое. Как могла женщина с таким характером унизиться до подобной слабости? Почему бы ей было не прикончить разом и Гэбриеля? Милость судьбы оказалась все же продуманной не до конца; мистер Дамфи чувствовал, что как практический, деловой человек он легко мог бы ее усовершенствовать. Но в этот момент его посетила счастливая мысль — дьявольски счастливая мысль! И он тотчас взялся за перо. Должен заметить, что, хотя многие утверждают, будто злодейство драматично, мистер Дамфи в этот момент ничем не отличался от сотен других поглощенных своим делом бизнесменов. Из его бледно-голубых глаз не сыпались искры; на гладко выбритом лице, в уголках рта не таилась сатанинская улыбка; с влажных губ не срывались лихорадочные проклятия. Он водил пером по бумаге не терял времени, но и без излишней спешки; споро и методично. Написав с полдюжины писем, он аккуратно сложил их и запечатал, после чего, не доверяя этого дела никому, прошел сперва в канцелярию, а затем в бухгалтерию. Очевидно, об убийстве уже знали все; клерки стояли по двое, по трое; когда великий человек вошел и стал посреди комнаты, шум голосов умолк.

— Фитч, возьмите с собой Джэдсона и сегодня же вечером поезжайте в Гнилую Лощину курьерским дилижансом. По дороге не задерживайтесь, расходами не стесняйтесь. По прибытии отдадите письма адресатам; от них узнаете, что делать дальше. О всех подробностях дела сообщайте мне. Много ли у вас вложено в Лощину, мистер Пиблс? Точных сумм можете не называть.

— Сейчас больше обычного, сэр. Круглая сумма.

— Если кто-либо осмелится задеть наш банк в связи с убийством, произведете дополнительные вложения.

— Не следует ли мне, сэр, — почтительно осведомился Фитч, — позаботиться о нашем управляющем, мистере Конрое?

— Наши корреспонденты укажут вам, как поступить, мистер Фитч; прислушивайтесь к общественному мнению. Личные отношения тут не играют никакой роли. Суд разберется, виноват Конрой или нет. Пора покончить с этими безобразиями, пятнающими Калифорнию. Когда репутация и деловая жизнь целого штата оказывается под угрозой из-за какого-то головореза, — заметив, что его с интересом слушают несколько солиднейших клиентов банка, мистер Дамфи поднял голос, — надо действовать быстро и решительно.

Если бы он, удаляясь в кабинет, не заключил свою речь привычным: «Бизнес есть бизнес!»- этот достойный Брута взрыв красноречия напомнил бы слушателям об утраченных добродетелях древности.

На пути из Уингдэма в Сакраменто мистер Гемлин не потратил зря даже минуты. Его бешеная скачка, залитая грязью двуколка, загнанная лошадь не могли удивить никого, кто близко знал мистера Гемлина; а мнение остальных его мало интересовало. У него хватило, впрочем, благоразумия оставить двуколку в конюшне на окраине города. В ближайшем отеле он привел свой костюм в порядок, после чего быстро направился по данному Максуэллом адресу. Джек завернул на нужную улицу и даже успел прочитать на массивной, ярко начищенной дверной доске надпись «Пансион мадам Эклер», как вдруг словно застыл на месте, громко выбранился и уже без всякой спешки зашагал назад.

Чтобы объяснить странное поведение мистера Гемлина, мне придется огласить один его секрет, который я, вообще говоря, предпочел бы утаить от моих читательниц. Получив от Максуэлла адрес Олли, Джек не вчитывался в него внимательно; подойдя же к самому дому, с ужасом убедился, что несколько месяцев тому назад вел головокружительную, хоть и довольно невинную, интрижку с одной из воспитанниц именно этого пансиона; и именно по этому адресу направлял — к ужасу чопорной начальницы — свои неотразимые тайные послания. Если его узнают, вход для него будет закрыт; во всяком случае, ему откажут в доверии и не отпустят с ним Олли. Впервые мистер Гемлин пожалел, что за ним тянется слава погубителя женских сердец. Но он и не подумал отступать. Дойдя до главной улицы, он зашел сперва в парикмахерскую, потом в ювелирный магазин. Когда он снова направился к пансиону, лицо его было полузакрыто огромными черными очками; что же до холеных шелковистых черных усов Джека, то они и вовсе исчезли. Пусть вспомнит читатель, как заботился всегда этот шалопай о своей красоте, тогда он оценит настойчивость мистера Гемлина, поймет, на какие серьезные жертвы тот шел!

И все же, когда Джека вели в комнату для посетителей, душа его была неспокойна; он с тревогой ждал, как примет мадам Эклер его верительные грамоты, скрепленные подписью юриста Максуэлла. Что его собственное имя насторожит начальницу, он не боялся; свою недолгую интрижку он вел под псевдонимом. «Кларенс Спиффлингтон»- так подписывал он свои послания; эта причудливая фамилия отвечала его чувству юмора и выражала мимолетность его симпатии. Судьба оказалась снисходительна к Джеку: служанка вернулась и сообщила, что мисс Конрой сейчас спустится к гостю. Мистер Гемлин принялся поглядывать на часы; его терпение уже подходило к концу, когда дверь снова распахнулась и в комнату бесшумно впорхнула Олли.