– Есть. Во-вторых, я устала. И я не люблю ресторанов. Предпочитаю приготовить что-нибудь сама.
– Но если вы устали, зачем же готовить самой? В ресторане все подадут, уберут и посуду вымоют.
– В ресторане нужно держать спину, следить за локтями. Надо переодеваться, краситься, причесываться… Надевать туфли на шпильках. Нет, дома гораздо спокойнее. Да и вкуснее. Хотите убедиться – приходите, еды хватит на двоих.
– Ну вот, теперь мне неловко. Выходит, я напросился в гости. Но я не отказываюсь. Хочу убедиться, что вы на меня больше не сердитесь. Кстати, я даже не знаю, как вас зовут.
– Нина. Нина Нестерова. Ужин будет готов через час. – И она положила трубку.
Стоило ему подойти к дверям, как из дома раздался заливистый лай и тут же голос хозяйки:
– Тихо, Кузя! Свои!
Никита улыбнулся. Приятно сознавать, что ты «свой».
Утренние брючки она сменила на длинный сарафан в деревенском стиле из хлопковой кисеи в розовый цветочек по голубому полю. На ее стройной фигуре и этот простой наряд смотрелся стильно, но, увы, он тоже скрывал ноги. Виднелись лишь маленькие изящные ступни в шлепанцах на крошечном каблучке.
Никита вручил хозяйке две бутылки вина – белого и красного.
– Хотите меня споить? – улыбнулась Нина.
– Я не знал, что у нас на ужин. Выберите то, что подойдет.
– Тогда белое. Я пока поставлю его в холодильник. Присаживайтесь, я сейчас.
– Давайте я помогу!
– Спасибо, я сама.
В столовой был уже накрыт стол на два прибора. Никита прошелся по знакомому дому. Букет свежих цветов в вазе – вот, пожалуй, и все, что выдавало ее присутствие. Наверное, сильнее всего оно ощущается в спальне и в ванной, но он решил пока туда не заглядывать. Не стоит так явно демонстрировать свое любопытство. И в кухне, сообразил Никита и уже двинул было туда, но его внимание привлекла вещь, которой он раньше в доме друга не видел: рисунок в застекленной рамке размером с альбомный лист. Рисунок стоял на книжной полке в гостиной.
Это был легкий эскиз, сделанный несколькими стремительными линиями. Женщина на рисунке была изображена вполоборота, чуть ли не со спины, лицо, почти лишенное черт, казалось размытым, угадывались лишь короткие, уложенные в прическу волосы, глаза, едва намеченные густыми, видимо, сильно накрашенными ресницами, да вздернутый нос. На рисунке были проработаны главным образом складки платья. Но что-то в ее прихотливой позе, во взмахе руки показалось ему безумно знакомым. Заинтригованный, Никита взял рамку и вынес в столовую, поближе к свету.
В этот момент в столовую вошла Нина и начала расставлять тарелки.
– Что это? – спросил Никита. – Это ваше? У Павла я никогда этого раньше не видел.
– Да, мое, – сдержанно ответила Нина. – Это эскиз платья. Я модельер.
– Готов поклясться, я знаю эту женщину.
И опять словно тень пробежала по ее лицу.
– Вряд ли. Это просто фантазия. Садитесь, ужин готов.
Он поставил рамку на подоконник.
Ужин оказался изумительным. Нина приготовила салат «Цезарь» с гренками, креветки в пряном соусе и камбалу, жаренную на решетке, с молодой картошкой. Все это было сервировано красиво, как в ресторане. Она зажгла свечи.
Никита чокнулся с ней бокалом белого вина и предложил перейти на «ты».
– Это потрясающе! Не помню, когда я в последний раз так вкусно ел.
– Ничего особенного, – пожала плечами Нина. – Меню самое немудрящее.
– Дело не в меню, а в том, как все приготовлено и подано. Ты могла бы быть…
– Кухаркой? – спросила она насмешливо.
– Ну почему кухаркой? – Никита оглядел стол. – Модельером еды!
– Красиво звучит, – усмехнулась Нина. – Надо будет об этом подумать. Если придется менять профессию.
Никита понял, что невольно ее обидел. Или задел. Был в ее словах, в интонации какой-то ускользавший от него подтекст.
– Между прочим, приглашение в ресторан остается в силе, – озабоченно нахмурился он. – Теперь я просто обязан чем-то ответить на этот роскошный пир. А сам я готовить не умею.
– Как же ты здесь питаешься?
– Приходит женщина из местных, готовит мне завтрак и иногда обед. Ужинаю я обычно в ресторане или у друзей. Кстати, если хочешь, могу прислать ее к тебе. Она и готовит, и убирает.
– Нет, спасибо, – отказалась Нина. – Люблю все делать сама.
– Как же это получилось, что ты оказалась здесь одна? – спросил Никита.
– А что тут особенного? Я устала, мне хотелось отдохнуть, ни с кем не общаться, вести растительный образ жизни.
– И вместо этого общаешься с нахалом, который обидел твою собаку и навязал тебе свое общество. Намек понял. Кстати, где Кузя?
– Бегает во дворе. А как это получилось, что ты не любишь собак?
– С чего ты взяла? – вскинулся было Никита, но тут же сник. – Ну хорошо, не люблю. Не то чтобы не люблю, а… не доверяю. У меня в детстве был случай. Родители мне внушали, что собака – друг человека и так далее. Вот я однажды взял и погладил соседского фокстерьера. А потом мне делали уколы в живот. На всякий случай. Когда тебе пять лет, это впечатляет.
– Родители тебя неверно сориентировали, – задумчиво покачала головой Нина. – К собакам… да не только к собакам, ко всем живым существам надо относиться с уважением, а не лезть с нежностями. Тем более к фокстерьеру. Фокстерьер – собака серьезная, охотничья. Может, его специально дрессировали, чтобы он не принимал ласки от чужих.
– Я усвоил урок и теперь всех собак уважаю. На почтительном расстоянии.
– Но Кузя не кусается. – Нина встала и начала собирать тарелки.
– Чур, посуду мою я, – встрепенулся Никита.
– Посуду вымою я, – покачала головой Нина. – Этот процесс я не доверяю никому. Давай выпьем кофе в гостиной.
Он все-таки отнял у нее поднос и прошел за ней в кухню. Нина впустила со двора своего пса и, поставив перед ним миску с собачьей едой, принялась мыть посуду. Кузя обнюхал Никите ноги, вильнул хвостом и уткнулся в миску.
– Ты иди, – сказала Нина, – располагайся. Я сейчас все принесу.
– Тут есть посудомоечная машина.
– Я их не приемлю как жанр. Все равно, прежде чем ее загружать, посуду надо вымыть. И вообще я с механизмами на «вы». Боюсь сделать что-нибудь не так.
С этим механизмом даже технарь Никита был на «вы». В Москве у него была домработница, которая тоже поначалу отнеслась к посудомоечной машине скептически, но он сумел ее убедить, рассказав, как в 1998 году, после дефолта, жена одного из его сослуживцев заявила, что скорее будет голодать, но не откажется покупать «таблетки» для посудомоечной машины. А у Нины и без машины все выходило так ловко и споро, что он подчинился.
Уходя в гостиную, Никита прихватил с подоконника загадочный эскиз, но не поставил его на полку, а начал рассматривать. Вошла Нина, опять с полным подносом. Она успела накинуть на плечи белую ажурную шаль.
– Ну скажи мне, кто это? – спросил Никита, пока она расставляла чашки на столике. – А то я теперь буду мучиться.
Она взглянула на него, и у Никиты – уже не в первый раз – возникло чувство, что, сам того не желая, он задевает какую-то болевую точку. Разговор с этой женщиной напоминал хождение по минному полю.
– Не стоит так мучиться. – Нина отняла у Никиты рамку и водрузила ее на прежнее место. – Это просто рабочий эскиз. Тут главное платье, а вовсе не женщина.
– Но для тебя этот эскиз чем-то важен, раз ты возишь его с собой.
– Да, для меня это нечто вроде твоего фокстерьера. Напоминание. О том, что никому нельзя доверять.
– Чувствую, тут кроется какая-то интересная история. Ну, ладно, не хочешь, не говори. А откуда ты знаешь Тамару?
– Мы вместе учились в школе.
– А-а… – понимающе протянул Никита, а про себя подумал: «Что ж, школьных друзей не выбирают. Они, можно сказать, вроде родственников».
– Ты что-то имеешь против нее? – спросила Нина, словно подслушав его мысли.
– Ничего. – Он пожал плечами. – Просто ведет она себя глупо. На Павла давит, не дает ему встречаться с друзьями, на каждом шагу демонстрирует, что он – ее собственность. Не лучший, знаешь ли, способ удержать мужика. Скорее наоборот – верный способ его потерять.