Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

— А вы, Платон Григорьевич, забыли его осмотреть, — сдерживая ликование сказал Цезарь Николаевич.

— Действительно… — Платон Григорьевич осекся. — Вот опростоволосился… Старая перечница…

КОСМИЧЕСКИЙ ЛИФТ

Прошла неделя, а Платон Григорьевич еще не напал на след тех «слухов», для выяснения которых он приехал на эту отдаленную базу. Самому начинать разговор было нельзя: Платон Григорьевич убедился в том, что весь коллектив пилотов и «технарей», локационников и метеорологов, конструкторов и математиков-вычислителей жил слаженной и размеренной жизнью. Разговор с одним из них стал бы достоянием всех. А потому он предоставил случаю подтвердить или опровергнуть те сведения, о которых ему говорил Василий Тимофеевич. Достаточно было допустить малейшую ошибку в разговоре, чтобы вызвать нежелательные толки. Все-таки он был здесь человек новый, временный. «Побудет и уедет», — так, ему казалось, думали окружающие его люди.

Платон Григорьевич добился расширения медпункта, составил список необходимого оборудования. В помощь Цезарю Николаевичу был прислан опытный врач-рентгенолог. Вообще особенной необходимости во всем этом не было, так как та молниеносная связь, которая осуществлялась на самолетах базы, могла -быть использована для транспортировки тяжелобольных в любую из клиник страны.

Совершенно неожиданно пришла счастливая мысль: он должен прочесть лекцию, ну, например, на тему «Влияние перегрузок на организм пилота при взлете и посадке». Ведь он располагает новейшими данными по этим вопросам. Платон Григорьевич посоветовался с Шаповаловым, и тот его поддержал.

— Правильно, — сказал он. — И немного напугайте их, Платон Григорьевич. Иной раз так садятся, что страшно смотреть со стороны. Лихой народ.

Было вывешено объявление, и в семь часов вечера Платон Григорьевич вошел в зал. За столом президиума сидели полковник Ушаков и Борис Дмитриевич Ладожский. При появлении Платона Григорьевича Ладожский поднялся во весь свой богатырский рост и, постукивая по графину каким-то твердым предметом («Уж не перечницей ли?» — подумал Платон Григорьевич), объявил:

— Товарищи, сейчас мы прослушаем лекцию нашего уважаемого Платона Григорьевича. Лекция, как вы знаете, на тему о воздействии больших перегрузок на организм пилота. Так как летать приходится почти всем присутствующим, то мы пригласили в этот зал не только пилотов, но и технический персонал. Просим вас, Платон Григорьевич.

Лекция была выслушана с большим вниманием, но чувство опытного лектора подсказывало Платону Григорьевичу, что собравшиеся особенно не заинтересовались его сообщением. Какая-то неясная замедленность реакции аудитории, чуть слышный шепоток в самых интересных, по мнению самого Платона Григорьевича, местах; почти полное отсутствие вопросов, непроницаемое лицо весельчака Ладожского — все это говорило о том, что лекция не достигла цели. «Что-то оказалось упущенным… Но что?» — думал Платон Григорьевич, под шум сдержанных аплодисментов сходя в зал.

— Все свободны, — объявил полковник Ушаков. — Еремин и Кожемяков, останьтесь и разыщите кассету со вторым учебным фильмом.

— Мы сейчас вам кое-что покажем, — сказал Ушаков Платону Григорьевичу. — Это займет немного времени.

Раздвинулся занавес, и Платон Григорьевич увидел большой киноэкран. Погас свет, и на экране вспыхнула и погасла надпись:

«Взлет и посадка летательных аппаратов, снабженных компенсатором. Часть вторая».

— Летательный аппарат, снабженный компенсатором, — гулко раздался в пустом зале голос диктора, — лишен тех существенных недостатков, которые органически присущи реактивному способу полета…

На экране показалась ракета, и диктор подробно стал объяснять, почему ракета должна в кратчайший срок сжечь максимальное количество топлива, чтобы достичь космических скоростей движения.

— В отличие от ракеты летательный аппарат с компенсацией тяготеющей массы способен выйти в космос практически на любой скорости, что почти полностью исключает всякую перегрузку на взлете или при посадке, — продолжал диктор.

Платон Григорьевич увидел, как в знакомый контур реактивного самолета «погружается» цилиндрическое устройство диаметром в метр-полтора. Затем появился график взлета-посадки.

— Достаточно небольшой перегрузки на взлете, всего лишь в одну десятую величины земного ускорения, чтобы обеспечить подъем аппарата в стратосферу. В дальнейшем, — эти слова диктора сопровождались четкой надписью на экране, — избыток ускорения снимается, так как с подъемом величина притяжения летательного аппарата к Земле начинает уменьшаться. В силу этого непрерывно растет эффективное ускорение, сообщаемое летательному аппарату компенсатором, без какого-либо ощущения перегрузки…

Серебристая точка, изображавшая самолет, пачала все более и более ускоренное движение вверх. Где-то сбоку замелькали четкие цифры, показывающие нарастание ускорения и скорости, и вдруг одна из группы последних цифр как бы надвинулась на Платона Григорьевича.

— Уже в околоземном пространстве скорость летательного аппарата может достичь двухсот и более километров в секунду, — сказал диктор.

Полковник Ушаков наклонился к уху Платона Григорьевича.

— В секунду! Вы слышите, Платон Григорьевич?

— Для возвращения летательного аппарата, — продолжал диктор, — ввиду полярности действия компенсатора тяготеющей массы создается необходимость в повороте всего аппарата, для чего служат вспомогательные реактивные двигатели с отклоняемой струей газов.

Платон Григорьевич вспомнил недавнее ощущение, когда мимо задернутого черным козырьком окна хлынул сверкающий конус раскаленных газов, и почувствовал, что у него закружилась голова.

— В дальнейшем на всем участке торможения поддерживается уменьшенное значение ускорения, что обеспечивает вход в плотные слои атмосферы на безопасной скорости…

О многом в тот вечер рассказал Платону Григорьевичу экран, а когда зажгли свет, Ушаков, улыбаясь, сказал:

— В другое время вам бы за перелет к нам значок космонавта пожаловали, а то и больше. Теперь это будни, будни пилотов советских космических кораблей.

— Выходит, моя лекция и не нужна была? — спросил Платон Григорьевич.

— О нет, очень нужна… Возникают новые задачп, а они опять-таки потребуют от пилота значительной перестройки.

Платон Григорьевич хотел было спросить, что это за задачи, но вовремя удержался.

— Знаете, товарищ Ушаков, а ведь меня предупреждали в Москве, что вы хотите пересмотреть характер подготовки космонавтов на вашей базе. Теперь я начинаю понимать, имеются все основания для этого… Но прежде…

— Прежде? — настороженно спросил Ушаков.

— Но мне хотелось бы самому теперь уже более сознательно прочувствовать вот такой полет.

— Это можно сделать, — сказал Ушаков. — С большим удовольствием отправлю вас куда только вам угодно, если хотите, даже на Луну…

— На Луну? Я и не мечтал о таком полете… Мы все знаем, что там бывали наши люди, но сообщения не были подробными…

— Что ж делать, пока международная обстановка не позволяет открыть все наши секреты. Но раз вы с нами, то почему бы вам и не слетать? У нас работает постоянный космический лифт. Завтра с утра мы и отправимся…

Платон Григорьевич долго не мог заснуть в эту ночь. «Так там, на высотомере, была цифра шестьсот! — думал он. — Конечно же, шестьсот… Вот почему я увидел ночью солнце, синее солнце… И вот почему у всех такой загар. Но нужно успокоиться, нужно уснуть… И при таких грандиозных перелетах эти люди выдержанны, спокойны, скромны… Ну, если уж кому и понадобится врач-психиатр, то, пожалуй, только мне самому».

Его размышления прервал телефонный звонок.

— Это вы, Платон Григорьевич? — услышал он голос Василия Тимофеевича. — Простите, что разбудил… Не спали? Завтра в полет?.. А какое предварительное впечатление?

— Еще трудно сказать, Василий Тимофеевич. Но народ выдержанный, есть, конечно, люди с небольшими индивидуальными отклонениями в силе и темпе реакции, но это все не пилоты, с них и спрос иной. А в отношении главного вопроса пока не'г никаких новостей. Я не хочу начинать первым.

6
{"b":"253950","o":1}