– В такую бурю? – поразился Орест Викентьевич. – Не понимаю, для чего так экстренно…
– Вы вообще многого не понимаете, – недовольно отозвался Савельев.
Орест Викентьевич ничего не ответил и молча пошел в противоположную сторону сада. Ветер яростно встряхивал деревья, теребил пиджак Ореста Викентьевича, бросал в лицо жесткие листья. Выбравшись на открытую поляну, в центре которой была метеорологическая станция, Шмелев постоял немного в раздумье, а когда двинулся дальше, ветер так энергично стал поддавать его в спину, что он почти побежал вперед, чтобы не потерять равновесия.
Крылов увидел его через окно метеостанции и вышел навстречу.
– Что это вы ко мне в такую погоду, Орест Викентьевич? – с тревогой спросил он. – Не случилось ли чего?
– Нет, ничего, – тяжело переводя дух, отвечал Шмелев. – Зашел я к вам так просто… Ветром занесло, знаете. Кстати, как ветер? Не хочет сдаваться?
– Не похоже что-то. Присаживайтесь, Орест Викентьевич. Вид у вас неважный сегодня.
– Нездоровится что-то, – ответил энтомолог, усаживаясь на клеенчатый диванчик. – А вы знаете, Галина-то Сергеевна в степь уехала?
– Знаю, – ответил Крылов.
Минут пять сидели молча. Орест Викентьевич тяжело вздыхал и теребил бородку. Крылов углубился в сводки.
– А вы как считаете, Василий Иванович, – нарушил молчание Орест Викентьевич, – разумно ли это?
– У нее есть там дело, – ответил Крылов и, бросив беглый взгляд на беспомощную фигуру Ореста Викентьевича, добавил: – Не сидеть же ей здесь сложа руки.
– Но ведь и вы тоже, кажется, не очень-то действуете, – покосился Шмелев на могучую фигуру метеоролога.
– Ошибаетесь, – спокойно ответит тот. – Я готовлю данные, по которым там, в степи, колхозники и ученые начнут действия против врага.
Он встал из-за стола, взглянул на барометр, сделал отметку в журнале и продолжал, не глядя на Ореста Викентьевича:
– Я сегодня особенно много думал над моей наукой и пришел к выводу, что она такая же боевая, как и все прочие советские науки. В годы войны прогнозы погоды помогали нам намечать сроки наступлений и неожиданных атак. А теперь по метеорологическим данным начинают сев, уборку полей; планируют с учетом метеорологической обстановки фронт лесопосадок, преграждая пути суховеям. Разве это не активная борьба с природой?
Шмелев ничего не ответил, вздохнул только и не стал больше задерживаться на метеостанции.
Открытие Терентия Хлебникова
Попутный ветер будто подгонял машину. Подняв воротник плаща, Галина внимательно всматривалась в извивающуюся дорогу. Степь впереди шевелилась под ударами ветра, как живая. Жесткие травы низко, стлались по земле, все так же прочно сковывая пески и не давая им подниматься на воздух. Зато лишенная травянистого покрова дорога, по которой ехала Галина, густо пылила под гигантской метлой ветра. Иногда пыль была настолько густой, что ничего нельзя было рассмотреть впереди.
Ориентироваться было нелегко, но когда Галина перевалила через полотно железной дороги, она подумала:
“Ну, теперь скоро тот холм, за которым тли уничтожили траву. Вот уж кусты селитрянки видны…”
Но живая степь кончилась раньше, чем ожидала Галина. Впереди показались вдруг сморщенные, мертвые травы, хотя до холма, о котором думала Галина, было еще довольно далеко. Девушка остановила машину и сошла на землю. Мертвая трава у подножия холма потеряла яркую тональность живой растительности. Она поблекла, потускнела. Ветер трепал ее, расчленяя по стебелькам, поднимая на воздух.
Поглощенная печальным зрелищем, Галина не сразу заметила в облаке пыли человека в брезентовом плаще с капюшоном, надвинутым на глаза.
– Галина Сергеевна! – воскликнул он, подойдя ближе. – Никак, вы на разведку противника выехали?
Галина не столько по лицу, запушенному пылью, сколько по фигуре и голосу узнала заведующего областной агробиологической лабораторией Филиппа Филипповича Сердечного.
– Так же, как и вы, Филипп Филиппович, – весело отозвалась она, обрадованная этой встречей.
Они крепко пожали друг другу руки. Галина спросила:
– Что вы думаете об этом, Филипп Филиппович?
– Странные, очень странные насекомые, – задумчиво проговорил Сердечный, стряхивая пыль с капюшона. – Ни я, ни даже знаменитый московский энтомолог Ключевский, находящийся сейчас в нашей лаборатории, не видели ничего подобного. Откуда могла появиться в наших краях такая удивительная разновидность тлей?
– А не могло их занести ураганом из пустынь Средней Азии? – высказала Галина гипотезу Ореста Викентьевича.
– Едва ли, – покачал головой Филипп Филиппович. – Я бывал и в Кара-Кумах и в Кызыл-Кумах, но не встречал и даже не слыхал ничего о таких вредителях. Профессор Ключевский – один из лучших знатоков насекомых Средней, Центральной и Восточной Азии, он побывал в пустынях Такла-Макана, Гоби, Ала-Шаня и Ордоса. А когда я показал ему этих тлей, он только руками развел. Чертовски странно все это!..
Галина, рассеянно смотревшая по сторонам, вдруг перебила его восклицанием:
– Смотрите-ка, Филипп Филиппович, кто это скачет там на лошади? – Она указала пальцем в пыльную даль.
Всматриваясь, Сердечный приставил ладонь к глазам:
– Знакомая фигура… Уж не Терентий ли Хлебников это?
– Он, он! – воскликнула Галина. – Садитесь ко мне в машину, поедем навстречу.
– Неугомонный старик! – усмехнулся Сердечный, садясь рядом с Галиной. – Надумал же джигитовать тут в такую погоду…
Терентий Ефремович, заметив машину, пришпорил лошадь и понесся галопом. По тому, как он держался в седле, видно было, что еще не совсем утратил он строевую выправку.
– Приветствую научное начальство! – крикнул Терентий Ефремович, поровнявшись с машиной и не без ловкости осаживая разгоряченного коня.
– Ого! – восхищенно воскликнул Сердечный, служивший когда-то в кавалерии. – Сразу видно, что Терентий Ефремович не случайно попал в седло. В молодости, наверно, лихим джигитом был!
– Был, был, – довольно усмехнулся старый казак, поправляя седые, запорошенные пылью усы. – В буденновской коннице проходил школу верховой езды.
– Что это вы, Терентий Ефремович, в такую бурю разъезжаете? – спросила Галина.
– По неотложной надобности, дочка, – ответил Хлебников и спрыгнул с коня наземь. – К вам ведь скачу, к Михаилу Александровичу.
Он ласково потрепал коня по холке, намотал повод на руку и, подойдя к машине вплотную, облокотился на борт.
– Открытие сделали наши колхозники, – с необычайно торжественным видом заявил Терентий Ефремович, вытаскивая из кармана кожаной куртки пробирочку, в которой, будто капельки крови, поблескивали какие-то красные пятнышки. – Вот оно, противоядие-то! Средство такое же, примерно, как теленомус против зловредной черепашки. Помните, как он в 1939 году выручил колхозные посевы на Украине?
Филипп Филиппович взял пробирочку и с интересом стал рассматривать ползавших по ее стенкам насекомых полушаровидной формы, с трехчлениковыми лапками и яркой окраской. Жесткие красные панцири их были украшены черными кружочками с белой и желтой окантовкой.
А Терентий Ефремович рассказывал, как внук его, юный натуралист, смастерил себе виварий, в котором обитала всякая мелкая живность вроде жуков, бабочек и саранчуков. Старый колхозник был прирожденным экспериментатором, и вид вивария зародил в нем мысль произвести опыт: пустить диковинных тлей в общество прочих насекомых. Сделал он это не из праздного любопытства, а в надежде подсмотреть – не найдется ли у тлей каких-нибудь естественных врагов в виварии, населенном местными насекомыми.
– Оставил я тлей на ночь в виварии, – говорил Терентий Ефремович, набивая самосадом прокуренную дочерна трубку, но не решаясь зажечь ее на ветру, – а утром гляжу – исчезла куда-то вся эта нечисть, будто растворилась. Осмотрел стенки вивария – нигде ни щелочки. Ну, дело ясное после этого – позавтракал, значит, кто-то этой дрянью. Но кто? Население тут обширное, сразу не разберешься. Бегу к агроному. “Так и так, – говорю, – Степан Тимофеевич, помоги”. Спешим к виварию. Степан Тимофеевич перебирает всех козявок по штуке, покачивает головой. А я стою и думаю: “Неужто ошибся?” Но тут Степан Тимофеевич как крикнет: “Вот она, виновница-то! Ее, – говорит, – это работа”. Ну, мы тут же повторили опыт, и все подтвердилось на наших глазах. Вот они, в пробирке сидят теперь, эти букашки, уничтожившие тлей. Какое будет ваше мнение о них, Филипп Филиппович?
