Когда-то на Козьем острове, на крайнем выступе его скалистого берега, возвышалась Террапин-Тоуэр, башня, окруженная до самой верхушки облаками распыленной пены, в которой днем играла солнечная радуга, а по ночам — лунная. Но эту башню пришлось снести, так как водопад за последние полтора столетия передвинулся почти на сто футов, и башня могла свалиться в пропасть. Зато пешеходный мост, недавно перекинутый с одного берега бушующих вод на другой, позволяет любоваться двойным течением реки во всей ее красе.

Гарри Т. Кембэл осторожно прошел на середину мостика, стараясь не ступать на ту часть, что принадлежит доминиону Канада. После громкого «ура», подхваченного тысячей восторженных голосов и раздавшегося над ревущей рекой, он вернулся в деревушку Ниагара-Фолс, обезображенную теперь соседством большого количества заводов. Но что прикажете делать, когда вопрос идет о возможности утилизировать миллион тонн воды в час!

Репортер не отправился бродить по зеленеющим рощам Козьего острова, не спустился к гроту Ветров, спрятанному в лесной чаще острова, и не пожелал забраться за плотную завесу Лошадиной Подковы, на канадском берегу. Но он не забыл явиться в деревенскую почтовую контору, откуда отправил чек в тысячу долларов на имя нотариуса Торнброка. После полудня, воздав должное превосходному завтраку, данному в его честь, Гарри Т. Кембэл возвратился в Буффало и в тот же вечер уехал из этого города, чтобы к назначенному сроку завершить вторую часть своего маршрута.

Когда он садился в вагон, мэр города, почтенный X. В. Экселтон, сказал ему самым серьезным тоном:

— Это сходит с рук лишь раз, мистер Кембэл, не увлекайтесь больше прогулками, как вы делали до сих пор…

— А если они доставляют мне удовольствие? — возразил Гарри Т. Кембэл, не любивший никаких замечаний, в том числе исходивших даже от таких высокопоставленных лиц, как мэр Буффало. — Мне кажется, я имею право…

— Нет, мистер Кембэл… Вы так же мало имеете на это прав как какая-нибудь пешка, желающая двигаться куда ей вздумается по шахматной доске…

— Но, полагаю, я сам себе хозяин?!

— Глубокая ошибка, мистер Кембэл! Вы принадлежите всем кто держит на вас пари, и в том числе мне.

В сущности, почтенный X. В. Экселтон был прав, и в своих же интересах репортер «Трибюн», как говорится, наступив на горло собственной песне, обязан был думать об одном: как достигнуть назначенного пункта самым быстрым и коротким путем. К тому же Гарри Кембэлу совершенно незачем изучать штат Нью-Йорк, в котором он бывал уже десятки раз и назубок знал, что по своей населенности штат держит первое место в Америке (в нем насчитывается не менее шести миллионов жителей), а по территории (сорок девять тысяч квадратных миль), формой напоминавшей треугольник, — двадцать девятое. «Главный штат» не без основания гордится своими городами: столицей Олбани, с населением в сто тысяч жителей, с музеями, школами, парками и дворцом, постройка которого обошлась не менее чем в двадцать миллионов долларов; Рочестером, известным как мукомольный центр и город мануфактуры, развивающий индустрию на энергии водопада Дженесси; Сиракузами, богатыми солью, добываемой из неисчерпаемых солончаков озера Онондога, и еще многими другими, где бурными темпами развиваются промышленность и просвещение.

Что же говорить о самом Нью-Йорке, поднявшемся между Гудзоном и проливом Ист-Ривер на полуострове Манхаттане, где он занимает сейчас площадь в шестьсот квадратных километров, или двенадцать тысяч гектаров. Какое перо опишет его бульвары, памятники, тысячи церквей (что не так уж много для миллиона семисот тысяч жителей), а в их числе собор Св. Патрика, сверкающий белым мрамором стен? Центральный парк, занимающий площадь в триста сорок пять гектаров, с лужайками, рощами, прудами, парк, к которому примыкает большой акведук Кротона; беден язык, чтоб передать вид на Бруклин-мост, перекинутый через Ист-Ривер (наступит день, когда перекинут такой же и через Гудзон), или на залив, испещренный островами. Среди них находится и Бедлос-Айленд, где возвышается колоссальная статуя Бартольди — Свобода, освещающая мир.

Но, повторю, чудеса эти не представляли для главного репортера «Трибюн» прелести новизны, а потому, посетив водопад Ниагару, он решил впредь не уклоняться от заданного маршрута. Действительно, через десять дней, не позднее, ему надлежало быть в Санта-Фе, и притом ровно в полдень, а, как известно, два штата, разделенные расстоянием в тысячу пятьсот — тысячу шестьсот миль, не могут называться соседними!

К счастью, сотрудники «Трибюн», основательно ознакомившись с теми районами Среднего и Дальнего Запада, по которым предстояло проехать их товарищу, составили для него маршрут и сообщили ему телеграммой, которая заканчивалась так:

Не забывайте, что подписавшийся под этим поставил на вас сто долларов и при всяком другом маршруте рискует их потерять.

Брауман С. Бикгорн, секретарь редакции.

Как же мог Гарри, о котором так заботились друзья, облегчая ему исполнение задачи, — как же мог он не иметь всех шансов явиться первым? «Этому маршруту я и буду следовать, — мысленно сказал себе Гарри Т. Кембэл, — и не позволю себе ни малейшего от него уклонения. Будь спокоен, любезный секретарь редакции! Если случится запоздание, то это произойдет не по моему легкомыслию или небрежности, и твои сто долларов будут так же энергично защищаться, как и пять тысяч его превосходительства главного представителя власти Буффало. Я не забываю, что ношу цвета «Трибюн».

Благодаря строго обдуманной комбинации поездов Гарри Т. Кембэл не спеша, отдыхая по ночам в лучших отелях, проехал за шестьдесят часов шесть штатов — Огайо, Индиану, Иллинойс, Миссури, Канзас, Колорадо — и девятнадцатого вечером остановился в Клифтоне, на границе Аризоны и Нью-Мексико. И если репортер пожал там пятьсот сорок шесть рук, то это значило, что в маленькой деревушке, затерянной в глубине необозримых равнин Запада, обитало ровно двести семьдесят три двуруких существа!

Гарри очень рассчитывал провести в Клифтоне спокойную ночь, но велико было разочарование, когда он узнал, что по случаю ремонта дороги движение поездов прервано на несколько дней. А оставалось еще сто двадцать пять миль пути и не больше тридцати шести часов времени. Мудрый Бруман С. Бикгорн этого не предвидел!

К счастью, выйдя из вокзала, Гарри Кембэл сразу столкнулся с субъектом полуамериканского, полуиспанского типа, который как будто его ждал. Увидев репортера, тот человек три раза щелкнул хлыстом — тройная пальба, применявшаяся, по-видимому, всякий раз, когда обладатель бича с кем-нибудь здоровался. Потом на языке, напоминавшем скорее Сервантеса, чем Купера, он обратился к репортеру:

— Гарри Кембэл?

— Я.

— Хотите, отвезу вас в Санта-Фе?

— Хочу ли я?!

— Значит, решено?

— Твое имя?

— Изидорио.

— Изидорио! Мне нравится.

— Экипаж здесь и готов к отбытию.

— Так едем же. И не забудь, мой друг, что повозка двигается благодаря упряжке, а на место она прибывает благодаря кучеру.

Понял ли испано-американец, на что намекал афоризм? Возможно.

Лет сорока пяти — пятидесяти, очень смуглый, с живыми глазами и насмешливым выражением лица, один из тех хитрецов, которые не дают себя провести, незнакомец, казалось, был горд тем, что везет важную персону (в этом репортер нимало не сомневался). Гарри Т. Кембэл ехал в экипаже один. Он оказался отнюдь не почтовой каретой, запряженной шестеркой лошадей а простой одноколкой, но зато способной перенести все трудности пути. Повозка стремительно понеслась по тряской дороге Обэй -Трейль, пересеченной многочисленными ручьями.

Ночью седок и возница отдохнули несколько часов, а на заре одноколка помчалась дальше, вдоль горной цепи Блэк-Рэйндж, не встречая в пути никаких препятствий. Репортеру не приходилось опасаться ни апашей, ни команчей, ни других племен краснокожих, в былые времена бродивших по пыльным дорогам Нью-Мексико.