животному – как сексуального партнёра. Тайного сексуально-го партнёра, по-видимому, скорее активного, чем пассивного. Я страстно ждал ночи, чтобы я мог встретиться с ним, именно как с секс-партнёром, и я поражался выдержке этого партнёра, своим поведением днём ничем не выдававшего наших с ним «конфи-денциальных» отношений. Суперагент, а не партнёр!

Постепенно любовь наша возросла до двух общений за ночь. После первого Мурка, полежав немного в ногах и тщательно вы-лизав свою шёрстку, спрыгивала с кровати и отправлялась на осмотр помещения. Убедившись, что мышей, птичек, кротов, а также другой мелкой живности нет, часов в шесть-семь утра Мур-ка снова запрыгивала на кровать и аккуратно забиралась под одеяло со стороны ног. Потом всё повторялось снова по вечерне-ночной программе.

Так продолжалась наша любовь и моё, а возможно, и Муркино счастье, до лета. Летом же случилась беда, даже не беда, траге-дия, которая в моей жизни была второй по значению и по воздей-ствию на мою психику. Каким-то непостижимым образом Мурке удалось вырваться из запертого помещения спальни. То ли через форточку, которую я в жару приоткрывал, то ли она невидимо проскользнула наружу вслед за мной, но первый нелегальный выход Мурки «на волю» оказался и последним. Неопытную ко-шечку разорвали собаки, стаями бегающие по дорогам между коттеджами.

Мне эту ужасную весть сообщил Сергей, когда я, отчаявшись найти Мурку в спальне, обратился к нему за помощью.

– Хотел было сказать, что сбежала, наверное, Мурка на сво-боду и бродит сейчас с котами. Но ты будешь искать её, думать всякое – лучше знать правду! Разорвали её собаки, чёрт бы их по-брал, сволочей! Мне это сообщили соседи, показали тельце не-счастной Мурки, каким его оставили эти злодеи. Несправедливо всё это – что эти тупые собаки хотят от кошек, почему ненавидят их, как это только Господь терпит! Короче, схоронил я её у забора, и большой белый камень поставил на могилке. Не стал дожидать-ся тебя, не хотел, чтобы ты видел свою любимицу в таком виде! И так у тебя душа до сих пор плачет по Вере, а тут ещё новое горе.

130

Ну, будешь иногда навещать её могилку у забора, и всё. А что при-кажешь делать, если жизнь такая?

Сергей закончил свой монолог и махнул рукой. Позвал меня к себе и налил стакан водки. И случилось невероятное – я не пла-кал тогда, когда узнал, что умерла моя Вера, даже тогда, когда увидел её в морге, почему-то не плакал. А сейчас разрыдался как ребёнок, у которого сломали любимую игрушку. Слёзы лились ручьём, и я, как баба, подвывал тоненьким голоском, запивая слёзы глотками водки. Даже Сергей прослезился, клял на чём свет стоит «этих тупых собак», говорил, что лучше бы они людей плохих грызли, он бы даже мог бы указать, кого конкретно…

Что-то к часу ночи я вернулся в спальню, выпил ещё и за-валился, как был одетым на постель. Потом откинул одеяло со стороны ног, включил свет и наскрёб на белой простыне белых же волосков Мурки, которые она оставила после своих пребы-ваний на этом месте. Поливая их слезами, я целовал эти волоски и размазывал их у себя по губам и щекам. Так и заснул весь в слезах.

Утром, проснувшись и вспомнив, что Мурки больше нет, ак-куратно собрал её волоски, где только они встречались мне, и положил их в шкатулку из-под Вериных драгоценностей, вернее, вместе с ними. У Мурки-то не было ни золота, ни бриллиантов. Была у неё только белая шёрстка, которая сейчас для меня до-роже любых самоцветов. Вот и лежат теперь в одной шкатулке «самоцветы» Веры и волоски Мурки – самых дорогих и любимых для меня существ, которые так нелепо погибли!

НИКА

На работе, то-бишь в ресторане, почти все сотрудники знали про мою самую лучшую в мире кошку Мурку, и что после смерти Веры она для меня была самым дорогим существом на свете. И когда я объявил, что Мурка погибла и какой мученической смер-тью, мужики закачали головами и насупились, а иные женщины даже всплакнули. Особенно переживала Ника. После наших вы-

131

ступлений, когда надо было уходить домой, она подошла ко мне, отвела в сторонку, и, глотая слёзы, сказала:

– Женя, ты как-то сторонишься меня, что я тебе плохого сде-лала? Когда ушла от нас Вера, и тебе было так тяжело, может я бы и смогла как-то утешить тебя. Но ты отказал мне в этом, и, на-верное, был прав. Ты жил с нами обеими, и получилось бы, что я заменила тебе Веру. Это неэтично, я поняла тебя. Но теперь ты опять в горе, погибла твоя любимая кошка, почему же теперь я не могу утешить тебя? У меня сердце кровью обливается, когда я смотрю на тебя, ты же мне не чужой! Хотя я и понимаю, что была лишь игрушкой в наших с Верой любовных играх, но игрушкой ведь живой! Не будь таким жестоким ко мне, не отвергай меня! Не съем же я тебя, в конце концов, да и что плохого я тебе смогу сделать, когда тебе сейчас и так хуже худшего!

Слушал я Нику и думал: а ведь она права – люди же мы, а не герои книги «Пан» норвежского писателя Кнута Гамсуна. Это я о лейтенанте Глане и его, пардон, бабе – неуклюжей, косолапой Эд-варде, говорю. И эта баба, замужняя, между прочим, любит этого нерусского Глана – отшельника и охотника со звериным взгля-дом, самозабвенно и обречённо. Воистину: «сильна, как смерть, любовь, жестока, как ад, ревность!» – это эпиграф к этой книге. И вот Эдварда узнаёт, что её любимый уезжает навсегда куда-то. И тогда она решается попросить у него подарить ей на память его любимую собаку – огромного Эзопа. Ну не брать же такую собаку с собой из Норвегии чёрт знает куда! И эта сволочь Глан, зная как обречённо он тоже любит и свою бабу и собаку, стреляет Эзопа и посылает бабе её труп в мешке! А самого Глана его же друг убива-ет в Индии выстрелом в лицо на охоте! Тьфу ты, нехристи какие! Но поделом ему, таких как он – всех порешить надо бы!

ведь фамилия настоящая у этого писателя Гамсуна оказалась

– Педерсен, а в переводе «сын Педера». И этот Педерсен – лау-реат Нобелевской премии! Да за такие произведения и за такие фамилии анафеме предавать надо, а не Нобелевки раздавать! И вдруг я со стыдом вспоминаю, что ведь и я – Педерсен, причём натуральный, а не по фамилии! Да и по поступкам – не лучше! Ника хочет помочь мне, а я отвергаю её, потому, что она, видите

132

ли, наверное, гуляла и с другими! Знала бы она, с кем «гулял» я, предложила бы она тогда мне свою помощь – не уверен! Подумал я и решил – не такой уж я «педерсен», чтобы бабу терзать, пойду, думаю, ей навстречу!

И договорились мы с ней поехать к ней домой, где, кстати, я ещё не успел побывать. Жила Ника неподалёку – в Измайлово

однокомнатной хрущёвке на пятом этаже пятиэтажного дома. Жила одна, и я решил, что ни мужа, ни детей у неё так и не заве-лось. Сели мы в мой УАЗик и, подпрыгивая на ухабах, поехали в Измайлово. Взяли с собой кое-чего, хотя Ника и говорила, что у неё дома «есть всё».

Через полчасика мы уже заходили к Нике в квартиру, а ещё че-рез минут десять сидели за столом. Первым делом мы помянули мою Мурку, которая погибла вчера. Вторым – Ника предложила помянуть нашу любимую Веру и выпить не чокаясь. Но я возразил: