— Насколько мне помнится, Шейла говорила, что вы очень заняты, — сказала она. — Конечно, не всякий может заниматься тем, чем хочется, правда? Некоторые вынуждены довольствоваться…

— Но я как раз занимаюсь тем, чем мне хочется, миссис Найт! — с несколько излишней твердостью возразил я.

— Вот как! — Миссис Найт была озадачена.

— Я изучаю юриспруденцию. Это как раз то, чем мне хочется заниматься.

— Но, конечно, в свободное от работы время?

— Нет, — сказал я. — Я готовлюсь к сдаче экзаменов в адвокатскую корпорацию. И занимаюсь только этим. И ничего другого делать не буду, пока не получу адвокатского звания. — В сущности, это соответствовало действительности, по крайней мере с часу того дня. — И пока не получу адвокатского звания, я не буду зарабатывать ни пенса!

Миссис Найт не отличалась особой сообразительностью, поэтому она немного помолчала, чтобы переварить услышанное.

— Я занимаюсь дома, — продолжал я. — А раз в полугодие езжу в свою адвокатскую корпорацию и одним махом разделываюсь с положенными официальными обедами. Таким образом я экономлю деньги на дороге, а они, как вы сами понимаете, очень будут мне нужны, пока я не обзаведусь собственной практикой.

Такого рода рассуждения о будущей карьере были не в новинку миссис Найт, но ее поразило то, что она слышала их от меня.

— Все адвокаты, которых я знала, ездили на эти обеды, когда учились в колледже, — сказала она. — Помнится, мой двоюродный брат частенько наведывался в свою корпорацию, когда учился в Тринити-колледже…

— А он сдал хотя бы один экзамен? — спросила Шейла.

— В науках он, возможно, звезд с неба не хватал, — раздраженно заметила миссис Найт, — зато у него было доброе сердце, и все в округе уважали его.

— Почти все, с кем я буду сдавать экзамены, кончают Кембридж, — небрежно вставил я, несколько приукрашивая истину.

Я в самом деле подружился с двумя-тремя студентами из Кембриджа, в том числе с Чарльзом Марчем, но чаще обедал в корпорации с экстернами-индийцами, по характеру своему заядлыми спорщиками.

Миссис Найт была взбешена: она не любила, когда ее сбивали с толку и поправляли. И, тем не менее, я автоматически поднялся в ее мнении на одну ступеньку. Она вынуждена была сбавить тон и разговаривать со мной так, точно Шейла встретила меня в доме одного из своих состоятельных друзей.

— Я слышала, что нужны годы, чтобы начинающий адвокат приобрел себе клиентуру. Но вы, видимо, готовы и подождать…

Я согласился, что для приобретения практики потребуется время Почувствовав себя снова на твердой почве, миссис Найт облегченно вздохнула и успокоилась.

Вскоре за дверью послышался шум шагов, медленных и тяжелых. Глаза миссис Найт еще больше расширились.

— Это он! — воскликнула она. — Должно быть, он кончил!

В комнату вошел мистер Найт — нарочито медленной, нарочито усталой походкой. Он был высокий, тучный, с округлым брюшком, похожим на эркер и начинавшимся от самой груди. На нем была домашняя куртка без стоячего воротничка; в руках он нес рукопись. Весь его вид и нарочито тихий голос указывали на то, что это позер, разыгрывающий из себя человека, у которого силы на исходе.

— Извини за опоздание, дорогая! — тихо произнес он, обращаясь к жене, опустился в приготовленное для него кресло и прикрыл глаза.

Миссис Найт своим надтреснутым голосом заботливо спросила, не выпьет ли он чашечку чайку. Весь ее вид говорил о том, что она обожает его.

— Разве что чашечку, — прошептал мистер Найт. — Одну-единственную.

Миссис Найт поспешила обратить его внимание на то, что поджаренный хлеб еще не остыл — он лежит на подогретом блюде. А в крайнем случае она через три минуты поджарит ему свеженького.

— Я куска не могу проглотить, дорогая! — сказал мистер Найт. — Куска не могу проглотить. Не могу проглотить ни куска.

Этот слабый голос был сплошным притворством. На самом деле мистер Найт обладал звучным голосом, которому он при желании мог придать любой оттенок. У него был весьма любопытный прием: он любил по нескольку раз повторять одну и ту же фразу, меняя при повторении смысловой акцент. В сцене появления в комнате, разыгранной им по всем правилам актерского искусства, он не удостоил меня даже беглого взгляда, но сейчас, откинувшись на спинку кресла и слегка прикрыв веки, то и дело посматривал на меня краешком глаза, удивительно хитрого и проницательного.

Когда наконец он соизволил сделать вид, будто немного отдышался, миссис Найт представила ему меня и принялась пространно объяснять, почему я так эксцентрично одет, не забывая при этом воздать должное и собственной расторопности. Затем она рассказала мужу, что я хочу готовиться к экзаменам для поступления в адвокатскую корпорацию и больше ничего не намерен делать, — это, видимо, еще продолжало волновать ее, и она хотела знать его мнение.

В отличие от своей жены, мистер Найт никогда не действовал прямо. Он повернулся к дочери и посмотрел на нее, а не на меня.

— Ты мне никогда ничего не рассказываешь, доченька, — заметил он. — Никогда и ничего.

Затем, продолжая смотреть на нее, он начал очень хитро меня расспрашивать. В голосе мистера Найта звучало тщательно дозированное утомление: казалось, его лишь весьма отдаленно интересует вся эта суета сует. На самом же деле он был настороже. При нем мне никогда не удалось бы пустить миссис Найт пыль в глаза. Окольными путями он скоро почти добрался до истины. Ему доставляло удовольствие ходить вокруг да около, давая мне понять, что он уже догадался, в чем дело, и в то же время не открывая своей догадки жене.

— Может быть, есть такое правило, которое не разрешает лицам определенной профессии держать экзамены на адвоката? — спрашивал он мягким, приглушенным голосом. — Так неужели для этого надо расставаться со своей профессией? Но по крайней мере, я полагаю, время для ухода можно выбрать по своему усмотрению?

Он не попал в цель, но выстрел был достаточно меткий. Еще несколько минут мы потолковали о профессии юриста. Он очень гордился своим умением «раскусить» человека и теперь пытливо наблюдал за мною, время от времени задавая какой-нибудь коварный вопрос. В свою очередь и я кое-что узнавал о нем.

И он и его жена были снобы, но каждый на свой лад. Миссис Найт родилась в буржуазной семье с немалым достатком; эта дородная женщина не отличалась особой прозорливостью и охотно поддерживала знакомство с теми, кто, по ее мнению, был одного с нею круга, но без разбора отвергала тех, кто стоял ниже нее. Снобизм мистера Найта был более утонченный и поистине всеобъемлющий. Начать с того, что по своему происхождению мистер Найт был ничуть не аристократичнее меня. В его тихом, певучем голосе я улавливал следы какого-то северного диалекта. Женился он еще в те дни, когда был всего лишь помощником приходского Священника. Жена принесла ему в приданое богатство и помогла подняться на несколько ступеней по социальной лестнице: он стал получать приглашения на званые обеды в такие дома, о которых в юности мог только мечтать, — в дома местной знати и церковных сановников. Как это ни странно, но, войдя в этот круг, он продолжал сохранять свое преклонение перед ним. Вся его хитрость и проницательность была обращена на выяснение путей, какими проникают туда другие. Здесь он проявлял чудеса пытливости, ловкости и безжалостности. Словом, мистер Найт был очень интересный человек.

Время шло. Я уже стал подумывать, не пора ли мне уходить, когда произошла новая сценка, которая, как я потом узнал, неизменно входила в программу субботних вечеров в доме викария. Миссис Найт с нежностью взглянула на мужа и спросила:

— Не прочтешь ли ты нам свою проповедь, милый?

— Не могу, дорогая! Не могу. Я слишком утомлен.

— Ну пожалуйста! Хотя бы начало. Ты же знаешь, Шейла так любит твои проповеди! Я уверена, что и вам будет интересно послушать, — обратилась она ко мне за поддержкой. — У вас будет над чем поразмыслить на обратном пути. Я уверена, что вам тоже хочется послушать.